В МАНСАРДЕ
Проектируя четырехэтажный комфортабельный доходный дом на Арбате, архитектор Никита Лазарев встроил в его чердак три мансарды без удобств, имея в виду, что снимать их будут художники. Большие круглые окна, выходящие на улицу, пропускают много света, а кроме того, на крыше архитектор предусмотрел еще одно окно, дающее "верхний" свет, так необходимый живописцам и скульпторам для работы.
Лазарев, как многие зодчие того времени, был и архитектором, и художником. На углу Арбатского Староконюшенного переулка сохранилось его творение в формах классической архитектуры - так называемый особняк Миндовского, вошедший в историю русской архитектуры. Создавался он в начале XX века с оглядкой на XIX век. Тогда же Никита Лазарев построил здание на Арбате, 23, в стиле новом, модерн. В нем еще раз проявился талант художника. На всем облике постройки и на каждой ее детали лежит печать художника, формировавшего каждую деталь дома. Архитектор нарисовал светильники, лестницы, их ограждения, балконы, ручки дверей и сами двери, рамы, прорисовал даже оконные и дверные стекла... Единство построек этого стиля достигалось индивидуальностью не только каждого здания, но и каждой его части.
Прошло восемьдесят лет с момента появления на Арбате дома № 23, и теперь такие здания воспринимаются как памятники архитектуры, достойные охраны и мемориальных досок, как дома предшествующих стилей, подготовивших появление модерна. Пожалуй, первыми оценили дом кинематографисты.
- Я снимал на лестнице этого дома три художественных фильма, - сказал мне кинооператор Петр Николаевич Терпсихоров, - а кроме меня еще многие снимали тут эпизоды.
Мы прощаемся с ним на лестничной площадке, поражающей парадностью и интимностью, великолепным окном, лепниной, люстрой, высоко парящей над вестибюлем. Роспись вот, жаль, не удалось сберечь, но она была здесь.
Принимал меня Петр Терпсихоров в квартире на втором этаже, где много лет назад, вернувшись после окончания гражданской войны домой, молодой художник, организатор первых маскировочных рот Красной Армии Николай Терпсихоров, полный планов и надежд, начинал мирную жизнь. До ухода на фронт он занимал мансарду, которую передал своему знакомому - Павлу Корину, окончившему Московское училище живописи, ваяния и зодчества, реорганизованное к тому времени в свободные художественные мастерские, куда Корина пригласили преподавать.
В другой мансарде, рядом с Кориным, поселился молодой художник Вольдемар Андерсон, бывший боец Красной Армии, латышский стрелок. Будучи жильцами одного дома, Терпсихоров и Андерсон объединились, как тогда практиковалось, и поместили на Арбате вывеску, хранимую по сей день. На жестяном листе нарисовали паяца, который предлагал услуги мастера под фамилией Терсон (под этим псевдонимом выступали Терпсихоров и Андерсон), бравшегося за изготовление афиш, плакатов, росписей и "прочих художественных работ". Но то была только одна сторона медали, оборотная.
В то же время Николай Терпсихоров с единомышленниками создает новую художественную организацию под названием АХРР - Ассоциация художников революционной России. Она задалась целью "создания революционной сюжетной картины". Одной из них и стала картина "Первый лозунг" Николая Терпсихорова, которую можно увидеть в Третьяковской галерее. Изображена на ней мастерская - как раз та, что находится в мансарде дома № 23, изображен на ней и художник Павел Корин в тот момент, когда он пишет революционный лозунг.
Эту же арбатскую мастерскую дважды изобразил и Павел Корин, поэтому мы с документальной точностью можем представить ее обстановку. Она состояла из двух комнат. На акварели "В мастерской художника" показана та ее часть, что освещалась "верхним светом", из чердачного окна. Обстановку составляли стильный стол, простая табуретка и спасавшая в холодные годы москвичей печь буржуйка... А кругом - гипсовые слепки античных статуй и масок. На картине "Моя мастерская" Павла Корина показана та ее часть, где было большое круглое окно, хорошо видное с Арбата. На переднем плане - античная статуя, стопка книг, старинная русская икона, символизировавшие связь творчества художника с античным и древнерусским искусством.
Тяжелые статуи Венеры, Боргезского бойца, Софокла и другие слепки знаменитых произведений древности Павел Корин и брат его Александр подняли в мансарду на себе, привезя их на подводе из художественных мастерских в те дни, когда взбудораженные студенты выбросили из классов на свалку все эти слепки за ненадобностью. Павел Корин так не считал.
А начал он учиться рисовать в семье, где отец, деды и прадеды рождались на свет, чтобы стать иконописцами. То было потомственное ремесло не только семьи Кориных, но и многих односельчан, потому что родился будущий мастер в знаменитом Палехе. Из иконописной мастерской села волею случая попал крестьянский мальчик в Москву, в мастерскую Донского монастыря. Заметивший его художник Михаил Нестеров посоветовал поступить в Училище живописи, ваяния и зодчества. Корин закончил его за год до революции. Константин Коровин напутствовал его словами: "Вам дан дивный дар рисования". Павел Корин после окончания училища еще долго занимался самостоятельно и решился начать работать только с 1925 года. Тогда появилась небольшая картина "Моя мастерская", купленная Третьяковской галереей, что было знаком признания мастерства. Несколько лет Павел Корин писал акварель, тоже сравнительно небольшую, - "Москва с Ленинских гор", где с документальной точностью изобразил силуэт Москвы, какой она была до начала 30-х годов.
Почувствовав в себе силы, Павел Корин задумал работу, сделавшую его известным. Он решает запечатлеть на полотне тех, кого хорошо знал с детства, - крестьян, странников, калик перехожих, монахов, отцов церкви, представителей уходящей Руси. Свою будущую грандиозную картину, действие которой должно было происходить в Успенском соборе Кремля, он назвал "Реквием". Он принимается за создание этюдов-портретов своих героев персонажей картины. Творил тогда Павел Корин неистово. Однажды втащил в мансарду чуть ли не на себе бездомного калеку, немытого и оборванного. Пришлось его тогда на несколько дней - пока шла работа - к ужасу молодой жены, оставить ночевать в мастерской, где была тогда и квартира Павла Корина...
Прослышав о работах Павла Корина, поселившегося в Москве, Максим Горький решил на них взглянуть. Говорили тогда в Москве и о шедевре Александра Корина - его копии с картины Леонардо да Винчи. Максим Горький пожаловал к Кориным в памятный день 3 сентября 1931 г. Дело это было не простым для больного Горького, потому что лифт в доме со времен революции не действовал, а мансарда находилась на чердаке, довольно высоко. Но Максим Горький, несмотря на одышку, поднялся на чердак и не пожалел об этом.
Свидетельница этой встречи жена художника Прасковья Тихоновна Корина всю жизнь помнила в мельчайших деталях, помнила и слова, сказанные писателем:
- Отлично! Вы большой художник, вам есть что сказать...
Максим Горький пригласил братьев Кориных поехать вместе с ним в Италию, посмотреть великих мастеров. То была для Павла Корина встреча, круто повернувшая его жизнь. Из Италии он привез в арбатскую мастерскую портрет Максима Горького в рост, исполненный на фоне Неаполитанского залива. С него началась новая тема в творчестве художника, создавшего галерею портретов наших современников, вошедшую в золотой фонд советского искусства. С Арбата Павел Корин переехал в феврале 1934-го в новую мастерскую - на Малой Пироговской, которую ему помог получить Максим Горький, в ту самую, где теперь открыт музей Павла Корина.
Появились мансарды на чердаке дома № 23 на Арбате не случайно, потому что в соседнем доме располагались классы известной в Москве частной художественной школы, одним из руководителей которой был Константин Юон.
В СТУДИИ ЮОНА
Размышляя об истории Арбата, я не сразу сумел понять, почему именно на этой улице, расположенной в центре, считавшемся московским "сен-жерменским предместьем", где жили представители родовой знати, вдруг в дни революции 1905 г. сооружаются сразу три баррикады, тогда как на соседних улицах их не было.
В угловом доме, где сходятся Арбат и Староконюшенный переулок, располагалась известная в свое время художественная школа К. Ф. Юона. Этот трехэтажный дом № 25 сооружен был в 1871 г. на средства Общества русских врачей, которое для своих членов открыло в нем библиотеку, а кроме того, учредило здесь же небольшую поликлинику и аптеку, существующую, кстати, поныне.
Именно этот дом в 1900 г. облюбовал молодой художник, незадолго перед тем окончивший Московское училище живописи, ваяния и зодчества, Константин Юон. Вместе с товарищем, тоже художником и талантливым педагогом Иваном Дудиным он решил открыть свою частную художественную студию и арендовал для этих целей у хозяина дома - Общества русских врачей - часть помещений. Художники задумали создать студию нового типа, применить для обучения все лучшее, что почерпнули в училище, а также то, что практиковалось в модных тогда парижских художественных студиях. Занятия проводились без единой программы; не было деления на годичные курсы, не было экзаменов. Упор делался на самостоятельную работу, студийцев приучали писать с любой натуры, в том числе обнаженной, что не разрешалось в училище. Занятия сопровождались диспутами, обсуждениями; часто организовывались выставки, издавался журнал. Все здесь зависело от дара и трудолюбия. С начинающими преимущественно занимался Иван Дудин, с более подготовленными - Константин Юон. Он обладал редким даром не только учить других, но и при этом учиться самому, заражал всех своей энергией, жаждой служения искусству, не навязывая никому своих тем и манеры письма.
