К тому же…
К тому же как быть с заявлениями Владимира-«Виктора» Резуна-«Суворова», Марка Солонина и прочих о том, что почти сразу после 22 июня 1941 года РККА поголовно превратилась в толпу, бросавшую ружья и «пачками» сдающуюся в плен, на фоне вот такой цитаты:
«Сведения с фронта подтверждают, что русские всюду сражаются до последнего человека. Лишь местами сдаются в плен в первую очередь там, где в войсках большой процент монгольских народностей (перед фронтом 6-й и 9-й армий). Бросается в глаза, что при захвате артиллерийских батарей и т. п… в плен сдаются лишь немногие. Часть русских сражается, пока их не убьют…»
Это записал в своём личном служебном дневнике генерал Гальдер 29 июня 1941 года, и, оставив на совести его фронтовых информаторов слова о «монгольских народностях», примем заявление генерала к сведению.
Да, далее Гальдер продолжает: «…другие бегут, сбрасывают с себя форменное обмундирование…» То есть было и такое, и кто-то при этом просто пытался отсидеться, но кто-то — я продолжаю цитирование записи Гальдера от 29 июня 1941 года — пытался «выйти из окружения под видом крестьян».
Выйти из окружения к своим, а не с ружьём под мышкой или без оного бодро шагать к германским полевым кухням!
Вот что было действительно массовым в 1941 году! Хотя немало бывших советских граждан тогда к немецким кухням, да, — шагало. Скажем, часть тех молодых «красноармейцев», которых призвали на действительную службу в Западной Украине и Западной Белоруссии до войны или сразу после начала войны. Среди них тоже были герои или просто надёжные бойцы, однако немало «западенцев», воспитанных в традициях мелкотравчатого «индивидуализма», привыкших бессловесно гнуть спину перед хозяевами-«панами», быстро поднимало руки и потом картинно позировало перед фотообъективами германских военных корреспондентов.
Или, если вспомнить времена чуть более поздние — осени 1941 года, можно увидеть около 60 тысяч молодых крымских татар, почти поголовно дезертировавших из рядов РККА, чтобы вскоре добровольно вступить во вспомогательные войска вермахта и в крымских лагерях для военнопленных вырезать звёзды на груди у пленных краснофлотцев.
Вернёмся, впрочем, к тем, чей героизм документально зафиксировал враг… Уже в первые дни войны начальник Генерального штаба Сухопутных войск записал:
«Генерал-инспектор пехоты Отт доложил о своих впечатлениях о бое в районе Гродно. Упорное сопротивление русских заставляет нас вести бой по всем правилам наших боевых уставов. В Польше и на западе мы могли позволить себе известные вольности и отступления от уставных принципов; теперь это уже недопустимо».
Простите, но ведь одна эта фраза сразу торпедирует все «Ледоколы» и бьёт все «концепции» Солонина наповал! Это — залп на накрытие! Это ведь не мемуары «насмерть перепуганного» сталинского «быдла в лампасах», не унылая монография «застойного» Главполитуправления МО СССР, а внутренняя оценка качества нашего сопротивления и организации этого сопротивления, данная высшими офицерами вермахта! Причём оценка в реальном масштабе времени!
И она показывает, что с самого начала немцы убедились: тут им противостоят не задиристые — правда, лишь в изображении Генрика Сенкевича — «гоноровые» паны и не бравые — в изображении Дюма-отца — воинственные шевалье, а те самые русские солдаты, о которых прусский король Фридрих сказал, что их мало убить, их надо ещё и повалить! То есть уже с первых дней войны немцы убедились, что тут надо воевать всерьёз, потому что этот противник воевать умеет!
В дневниковой записи 22 июня 1941 года, в первый день войны, Гальдер высокомерно и снисходительно заметил:
«Представляется, что русское командование благодаря своей неповоротливости в ближайшее время вообще не в состоянии организовать оперативное противодействие нашему наступлению…»
И вот ровно через неделю он констатирует, что русские вольностей с собой не позволяют. Каково, а?
Впрочем, такая вынужденно высокая оценка не будет выглядеть неожиданной, если мы внимательно и подробно изучим воинские биографии тех командиров и генералов РККА, которые начали войну на тех или иных, но достаточно высоких командных должностях и которые в ходе войны успешно продвинулись на более высокие должности в Действующей Армии. И я не могу лишний раз не заметить, что в этом отношении захватывающе интересны и информативны упоминавшиеся мной ранее биографические справочники «Командармы» и «Комкоры». А в качестве эпиграфа к ним можно было бы взять слова генерала Гальдера из его дневниковой записи от 23 июня 1941 года. Рассуждая об опасности раздельного наступления танковых групп Гота и Гудериана, генерал пишет:
«Эту опасность следует учитывать тем более, что именно русские впервые выдвинули идею массирования подвижных соединений (Буденный)…»
Вспомнить о приоритете врага на второй день триумфальной войны против него — это, знаете ли… Это — более чем лестная оценка воинского таланта как самого Будённого, так и тех советских командиров, которые ещё мальчишками восхищались им… Не академические «штудии» напомнили Гальдеру о русском маршале, а уровень русского сопротивления с первых дней войны!
Зато «россиянские» «демократы» без ухмылки и произнести не могут имени «невежественного конника» Будённого.
Н-да…
С другой стороны, например, Никита Хрущёв мог опуститься до прямой клеветы на того, с кем до войны делил в Киеве хлеб, соль и мужскую чарку, кого до войны нахваливал и на кого потом, когда этот военачальник пал смертью храбрых, списывал в 1941 году и позднее собственные прегрешения и просчёты времён борьбы за Киев.
Я имею в виду генерала армии Кирпоноса, о котором на октябрьском (1957) пленуме ЦК, где снимали Жукова, Хрущёв сказал так:
«Командующий Кирпонос был неприспособленный человек, никогда дивизией не командовал. Он был начальником школ…»
Навсегда 49-летний (он погиб в 1941 году) генерал-полковник Михаил Петрович Кирпонос в Гражданскую войну командовал батальоном, полком, после окончания в 1927 году академии имени Фрунзе был начальником штаба дивизии, а в 1934 году действительно был назначен начальником и военным комиссаром Татаро-Башкирской военной школы, вскоре переименованной в Казанское пехотное училище имени Верховного Совета Татарской АССР. Но дивизией Кирпонос всё же командовал — во время советско-финской войны, за которую получил звание Героя Советского Союза. С апреля 1940 года он командовал корпусом, с каковой должности и ушёл вначале на Ленинградский военный, а потом — на Киевский Особый военный округ, с началом войны преобразованный в Юго-Западный фронт.
В коллективном сборнике «The Fatal Decisions» («Роковые решения»), написанном группой германских генералов в конце сороковых годов по заказу янки и изданном впервые в Нью-Йорке в 1956 году (через два года уже имелся русский перевод Воениздата), бывший начальник штаба 4-й армии вермахта генерал Гюнтер Блюментрит писал:
«…на фронте группы армий «Центр» русские были застигнуты врасплох… Зато группа армий «Юг» сразу же натолкнулась на упорное сопротивление, и там развернулись тяжелые бои.
А у нас всё шло по плану…»
Группа армий «Центр» — это противник генерала армии Павлова, расстрелянного 22 июля 1941 года и реабилитированного Хрущёвым в 1957 году.
А группа армий «Юг» — это противник генерал-полковника Кирпоноса, погибшего при выходе из окружения в бою 20 сентября 1941 года и оклеветанного Хрущёвым в том же 1957 году.
Зато генерал Гальдер, как читатель это знает, в конце июня 1941 года весьма высоко оценивал действия русского командования именно против группы армий «Юг», то есть — действия Кирпоноса. Высоко оценил их после войны и немецкий генерал фон Бутлар, написав:
«…Ведя тяжелые кровопролитные бои, войска группы армий «Юг» могли наносить противнику лишь фронтальные удары и теснить его на восток. Моторизованным немецким соединениям ни разу не удалось выйти на оперативный простор или обойти противника, не говоря уже об окружении сколько-нибудь значительных сил русских…»
Тем не менее война началась тяжело, и самым очевидным и наглядным доказательством этого стали длинные колонны пленных, тянущиеся в немецкий тыл.
Это было?
Да!
Но сколько было наших пленных?
«Демократы» твердят то о четырёх, то даже о семи миллионах… Отечественная военная история ныне признаёт цифру более чем в два миллиона советских военнопленных в 1941 году. Однако мне даже эта цифра представляется серьёзно завышенной. И хотя я пишу краткие очерки начала войны, а тема советских военнопленных заслуживает капитального исследования, на этой стороне начального периода войны нам придётся тоже немного остановиться.
