Чтобы держать ход съезда под своим контролем, ВРС занял места в президиуме, допуская в этом смысле лишь ограниченную демократию. Представитель ВРС Волин предлагал:
«Либо назначить в президиум съезда президиум Военно–революционного совета, созвавшего съезд по военным вопросам момента, либо избрать из состава съезда особый президиум Военно–революционного совета и пополнить его тремя делегатами»[410]. Естественно, что такая странная демократия вызвала первые уколы оппозиции: «Вы нам говорите, что советы могут организовать безвластие, и что мы можем жить при таких советах, а сами этому не следуете. А вы кто? Не власть? Председательствуете, даете слово ораторам, приказываете не шуметь, а захотите — и не дадите слова»[411]. Представитель социалистов обвинял анархистов в навязывании своего ведущего и стремлении к манипулированию делегатами[412].
Много лет спустя Волин так увязывал свою политическую практику и антиавторитарные теоретические принципы: «Принимая на себя инициативу по созыву съезда регионального трудового съезда махновцы брались за очень деликатную задачу. Они хотели придать важный импульс активности населения, который был необходим, похвален и понятен. Но с другой стороны, они должны были избежать навязывания себя съезду и населению, они должны были избежать появления диктаторства… Я объявил делегатам, что моя роль будет строго ограничена техническим ведением съезда…»[413] Впрочем, справедливости ради надо отметить, что предположение критиков о том, что кто–то может не получить слова, носило гипотетический характер, ибо махновцы вели съезд относительно «либерально» (левые эсеры требовали даже более решительного и авторитарного ведения[414]). Это давало оппозиции немало возможностей.
Прежде всего вспыхнула полемика по порядку дня. Позиция ВРС была следующей: «Совет считает этот съезд неправомочным решать крупные вопросы общественного и хозяйственного строительства, подлежащие предварительному обсуждению на местах и решению широкого, тщательно организованного съезда, созываемого самими рабочими и крестьянами. Некоторые же находят, что данный съезд должен вырешить также целый ряд крупных экономических вопросов и, затем, создать центральный руководящий орган («голову»), который провел бы решения съезда в жизнь»[415].
Как видим, «некоторые» стремились к созданию гражданских органов власти, что угрожало позициям ВРС. Инерция власти, следовательно, затягивала и анархистов. Впрочем, сам Махно так определял свое отношение к власти: «Мы — военное командование, наше дело — бить кадетов, а гражданскую власть, раз уж без власти обойтись не можете, создайте себе сами»[416]. Один из делегатов предложил прежде повестки обсудить содержание термина «буржуазия», которым делегаты обозначали враждебные им силы «справа» (вероятно, автор этого предложения опасался расширительного толкования термина). Это предложение было воспринято делегатами как решение «заболтать» съезд: «Что за птица этот делегат? Кто его послал? Если после всего, что произошло, он не знает, что такое буржуазия, то они сделали плохой выбор, послав его сюда!»[417] Большинство съезда поддержало махновцев. П. Аршинов, уже отсутствовавший в это время в районе, несколько сгущая краски, пишет об этом: «В первый день представители политических партий пытались внести в общую работу съезда дух раздора, но тут же были осуждены всем съездом»[418].
Принятая в результате повестка дня отражала позицию ВРС, но оставляла богатые возможности для представителей партий выразить свою позицию по самым важным вопросам. Она содержала следующие пункты:
«1. Текущий момент
а) общее политическое положение
б) военное положение
2. Доклады с мест
3. Организация военных повстанческих сил (мобилизация, вооружение, повстанческие районы и распределение повстанческих сил, самоохрана и бандитизм)
4. Организация снабжения повстанческой армии
5. Создание съездом комиссии из крестьян, рабочих и повстанцев для созыва дальнейших съездов (местных и областного) в целях начала общественно–хозяйственного строительства
6. Разные вопросы»[419].
Как и следовало ожидать, основная дискуссия развернулась по вопросу о политическом положении. С докладом выступил В. Волин, который «указал, что коммунисты–большевики не смогли удержаться на Украине через своих комиссаров, чрезвычаек и власти, и по его убеждению крестьяне и рабочие Украины сами смогут построить себе жизнь без политических партий и власти. А затем была предложена резолюция о провозглашении третьей крестьянской революции на Украине», — докладывал С. Новицкий[420].
На съезде была оглашена Декларация ВРС, которую должен был принять более представительный съезд. По словам Махно, «проект декларации повстанцев–махновцев есть поспешный плод работы нашей Гуляйпольской группы анархо–коммунистов…» Текст был обработан Волиным[421].
Руководители движения в этом манифесте обещают после победы «Третьей революции» оставить руководящие посты: «Мы… растворимся в миллионных рядах восставшего народа и приступим рука об руку с ним к свободному строительству истинно новой жизни»[422]. Но условием этого должна стать победа безвластия, ожидавшаяся в ближайшем будущем: «Решительное столкновение между идеей вольной безвластной организации… и идеей политической власти, таким образом, неизбежно»[423].
Вслед за абстрактными декларациями следует конкретная программа насущных преобразований. В области сельского хозяйства: «Задача восстановления и необходимого быстрого усовершенствования нашего отсталого и разрушенного сельского хозяйства требует, чтобы способы и пути нового землеустройства были предоставлены совершенно свободному и естественному решению и движению всего трудового крестьянства»[424]. Это предполагало передачу земельных излишков местному обществу, ликвидацию совхозов, отмену декрета о национализации земли. «Вся земля, по мере изъятия ее из рук частных собственников, должна поступать не во владение государства, а в ведение и распоряжение тех, кто на ней трудится»[425]. Крестьяне на местах сами должны решить, как им распорядиться землей. Кулачество будет естественным путем втянуто в общую организацию сельского хозяйства, после освобождения от земельных излишков, разумеется.
Аналогичный подход виден и в решении рабочего вопроса: «Возможно лишь одно верное и справедливое разрешение рабочего вопроса: все средства, материалы и орудия труда, производства, транспорта и сношения… должны поступить в полное ведение и распоряжение не государства — этого нового хозяина и эксплуататора, пользующегося наемным трудом и угнетающего рабочих не меньше, чем отдельные предприниматели, — но свободных рабочих союзов и организаций, естественно и свободно же снизу объединяющихся между собою и с крестьянскими организациями при посредстве экономических советов»[426]. Далее следует идея координации самоуправляющихся предприятий и хозяйств, которая должна быстро привести к слиянию общества воедино: «Необходим один трудовой союз, одна рабоче–крестьянская семья»[427]. Эта анархо–коммунистическая идея сближает махновцев с современными им левыми политическими течениями — почти все они ожидают скорейшего воплощения своих идеалов. Идеалы эти были привлекательны, но практическое значение имели все же конкретные пути к свободе и справедливости, понимаемые так по–разному.
В своей Декларации махновский штаб не преминул обрушиться на те формы, которые избрала для достижения идеала коммунизма РКП(б). Первоначально предложенные партией большевиков «общие лозунги совпали с инстинктивными стремлениями трудящихся масс, которые и поддержали ее в решительный момент»[428]. Здесь имеется в виду близость программы большевиков до их прихода к власти к идеям анархо–коммунизма. «Но уже очень скоро начинает делаться ясным, что эта партия и эта власть, подобно всякой партии и всякой власти, будучи абсолютно бессильной в деле осуществления великих задач социальной революции, в то же время парализует свободную творческую деятельность самих трудовых масс… Прибирая к своим рукам (формально — к рукам государства) всю хозяйственную и общественную жизнь, неизбежно создавая новые политические и экономические привилегии, эта партия и эта власть убивают в корне социальную революцию»[429].
Обсуждение проекта Декларации началось уже в Александровске. Предложение закрепить в ней принцип вольных советов как суверенных органов самоуправления встретило сопротивление со стороны части рабочей делегации и отдельных крестьян. Возражения последних были вызваны непониманием некоторых положений махновской программы, которые были завуалированы лозунговой риторикой:
