В том же году [319] император приказал графу Стефану Готрону и другим лангобардам [320] также прибыть на Кипр. Он захватил все крепости и королевские доходы. Он заявил, что является регентом, и это его право. Киприоты были совершенно сбиты с толку и постарались разместить своих жен и детей в монастырях и других религиозных учреждениях. Некоторые из них бежали в самый разгар зимы. Это было тяжелое время, они едва не утонули, но, видно, так было угодно Богу, и они в конце концов прибыли в Тортозу. Император крепко держал Кипр. Киприоты, которые были в его армии, чувствовали себя крайне неловко, и, если бы лорд Бейрута дал свое согласие, они давно захватили бы юного короля Генриха и покинули лагерь императора.
Теперь императора ненавидели все жители Акры. Особенно неприязненно относились к нему тамплиеры. В то время был очень храбрый тамплиер, брат Пьер де Монтегю, честный и благородный человек, магистр тевтонских рыцарей. Люди низины [321] также были не слишком полезны императору. Фридрих, казалось, все время медлил. Каждый день, даже зимой, он держал галеры наготове. Многие говорили, что он хочет захватить лорда Бейрута и его детей, сэра Ансо де Бри и других его товарищей, магистра тамплиеров и некоторых других людей и отправить их в Апулию. Другие говорили, что он собирался убить их на совете, на который позвал их, но они знали об этом и пришли на совет в сопровождении таких крупных сил, что император не осмелился.
Он заключил перемирие с сарацинами в полном соответствии с их пожеланиями, вплоть до мелочей. Он отправился в Иерусалим, а потом в Акру. Лорд Бейрута ни разу не покинул его, и, хотя ему часто советовали уехать, он не пожелал. Император собрал своих людей в Акре, пригласил всех жителей города, и было много таких, кто думал о нем хорошо. <…>
Император втайне готовился уезжать. На рассвете 1 мая он поднялся на борт галеры перед улицей Мясников, никого об этом не уведомив. Так случилось, что мясники и все старые люди, жившие на этой улице и настроенные к нему недружелюбно, видели его отъезд и швыряли ему вслед куски рубца и тухлого мяса. <…>
Император покинул Акру, и его провожали ненависть, ругань и проклятия.
* * *
Исключительно благодаря дипломатии, не пролив ни капли крови, Фридрих достиг цели, ради которой, собственно, и был организован Крестовый поход. Иерусалим и Вифлеем снова были у христиан, и латинцы получили коридор, соединяющий город с морем. Более того, было заключено перемирие на десять лет, по которому и мусульмане, и христиане получили право торговать. Но император, выигравший так много, не получил то, за чем пришел. Иерусалимское королевство не будет частью империи Фридриха. Бароны и клир единодушно отклонили его кандидатуру на пост регента, и Фридрих был вынужден немедленно вернуться на Запад, чтобы отразить нападение на свое Сицилийское королевство, устроенное в его отсутствие его тестем и папой.
Отъезд Фридриха оставил латинские государства реформированными, но лишенными сильного лидера. Бароны Иерусалимского королевства добивались своей феодальной независимости любой ценой, даже если в конечном счете она стоила бы им обладания самим Иерусалимским королевством. За десятилетие, последовавшее после отъезда Фридриха, ничего не было сделано для обеспечения стабильности латинских государств. По истечении срока перемирия на Восток отправились небольшие группы крестоносцев, одна – в 1239 году под предводительством Тибо IV Шампанского (Тибальдо I Наваррский), другая – в 1240 году под началом Ричарда Корнуоллского. Ни одной из этих групп не удалось совершить ничего существенного, а тем временем феодалы Иерусалимского королевства враждовали между собой и с мусульманами.
В июле 1244 года на Иерусалим было совершено новое нападение, на этот раз со стороны диких хорезмийских турок, находившихся на службе у египтян. Хорезмийская атака явилась для гарнизона города полнейшей неожиданностью, и, быстро сломив слабое сопротивление, турки ворвались в город. Гарнизон укрылся в башне Давида и держался в ней на протяжении шести недель. 23 августа он сдался. После этого в течение шестисот пятидесяти лет Святой город находился под постоянным контролем мусульман.
Падение Иерусалима стало предвестником дальнейших несчастий для латинского населения Леванта. В октябре 1244 года крупная латинская армия была уничтожена египтянами и их союзниками в районе Ла-Форби, недалеко от Газы. Нападения египтян продолжались в течение следующих трех лет, и в 1247 году христиане потеряли крупный город Аскалон. Стала очевидной необходимость помощи Запада.
На этот раз на призыв откликнулся очень набожный французский король Людовик IX. В 1245 году он объявил о своем намерении организовать экспедицию для нападения на Египет, и после трех лет усердной подготовки, в 1248 году, армия была готова к отплытию. Один из спутников короля Людовика так описывает отплытие.
Путешествие Людовика Святого и его крестоносцев на Святую Землю
[322]
Аббат из Шеминона вручил мне посох пилигрима и дорожную суму; и затем я покинул Жуанвиль – даже не заходя в замок, вплоть до дня возвращения – и босиком, в одной рубашке двинулся в путь. В таком обличье я посетил Блекур, и Сент-Юрбен, и другие места, где хранились святые реликвии. И всю дорогу до Блекура и Сент-Юрбена я ни разу не оглянулся на Жуанвиль, опасаясь, что сердце переполнится тоской и воспоминаниями о любимом замке и двух оставленных мною детях.
Мы со спутниками остановились перекусить в предместье Донжо, и здесь аббат Адам из Сент-Юрбена (да возблагодарит его Господь) преподнес прекрасные драгоценности мне и девяти рыцарям, что были со мной. Отсюда мы добрались до Эсона, дальше спустились по Соне до Лиона с багажом, который погрузили на лодки. Наших прекрасных боевых коней свели с борта на берег. Из Лиона по Роне мы спустились до Арль-ле-Блана и миновали развалины замка Рош-дё-Глюн, который король сровнял с землей, потому что Рожер, владелец этого замка, был признан виновным в ограблениях купцов и пилигримов.
В месяце августе мы поднялись на борт наших кораблей в гавани Марселя. В тот же день на корабле были открыты люки, спущены сходни, и всех лошадей, что будут необходимы нам за морем, завели на борт. Затем люки были закрыты и тщательно закупорены, как бочки, потому что, когда судно выходит в море, люки находятся под водой.
Когда лошади были погружены, наш капитан обратился к команде, которая собралась на носу. «Готовы?» – спросил он. «Да, да, господин! – ответствовали они. – Священники и клирики могут пройти вперед». Когда они вышли, наш капитан сказал им: «Во имя Бога, начинайте петь!» Все они в унисон затянули Veni Creato Spiritus (Приди, Дух Святой), и капитан приказал команде: «Во имя Бога, ставьте паруса». И матросы поставили паруса.
Довольно скоро свежий ветер наполнил наши паруса и погнал нас прочь от земли. Мы ничего не видели вокруг себя, кроме моря и неба, и каждый день ветер уносил нас все дальше от земли, где мы родились. Как отважен человек, который осмеливается пуститься в такое опасное предприятие, когда он имеет то, что принадлежит другому, или совершил смертный грех. Ибо когда ты отходишь ко сну вечером, то не знаешь, не окажешься ли к утру на дне морском.
На нашу долю выпали потрясающие испытания, пока мы были в море. Мы увидели гору недалеко от берберийского побережья, которая была совершенно круглой. Мы заметили ее незадолго до вечерни, и всю ночь мы плыли дальше и считали, что покрыли больше пятидесяти лиг, но, когда пришло утро, мы увидели, что находимся рядом с той же самой горой. То же повторилось два или три раза. Моряки были встревожены и сбиты с толку, когда увидели ее. Они говорили, что наши корабли в большой опасности, тем более сейчас, когда нас несло так близко к берберийскому берегу, который был в руках сарацин.
Тогда почтенный священнослужитель, который был старшим священником в Морюпе, заметил, что, когда бы он ни сталкивался с серьезными неприятностями в своем приходе – будь то засуха, слишком обильные дожди или иные неблагоприятные обстоятельства, – он проводил три шествия в течение трех суббот, и Господь наш и Матерь Его избавляли его от бед. И поведал он нам об этом в субботу. Мы организовали первое шествие вокруг двух мачт нашего судна. Что касается меня, несколько человек несли меня, поскольку я был болен. Это был последний раз, когда мы видели гору, и на третью субботу мы подошли к Кипру.
Король был уже там, когда мы подошли к острову. Мы обнаружили, что для него приготовлено много добра – деньги, вино, зерно. Запас вина, которое начали закупать еще два года назад, был так велик, что в середине поля, недалеко от берега, люди составили огромные бочки одну на другую в высокие штабели, так что, когда смотришь на них спереди, кажется, что стоишь перед большим деревянным амбаром.
