Михаил Андреевич Крыгин, человек необычной судьбы, боролся с большевиками и после того, как окончилась Гражданская война в России. После эвакуации и жизни в тунисской Бизерте он продолжил службу в рядах испанской гидроавиации в Марокко, в 1936 году поступил на службу добровольцем в авиацию Франко и погиб, будучи захваченным и расстрелянным испанскими большевиками в 1937 году.
А пока на дворе был 1919 год и продолжалась благородная борьба белых против большевиков. Французы тем временем грузили на транспорты войска и их материальную часть, но, кроме того, тащили все, что попадалось им под руку со складов порта. И даже поставленный ранее в Северной бухте на якорь крейсер-яхта «Алмаз» был тайком уведен ими в Константинополь. В это время пришел из Новороссийска пароход «Святой Николай», командиру которого адмирал М. П. Саблин поручил попытаться забрать остававшиеся на складах в Севастополе снаряды. О прибытии парохода Добровольческой армии доложили французскому адмиралу, и тот не замедлил запретить погрузку в трюмы судна чего бы то ни было. Более того, француз приказал на все время пребывания парохода в Севастополе спустить на нем Андреевский флаг. После интенсивного ремонта «Мирабо» смог, наконец, выйти из дока и на буксире французского линейного корабля «Жюстис» на малом ходу ушел в Константинополь, оставив по недостатку времени снятые с него тяжести в доке.
Немного позже, когда главнокомандующим Русской армией в Крыму стал барон Петр Николаевич Врангель и русское правительство на полуострове всеми способами стремилось получить валюту для покупки за границей угля, более тысячи тонн броневых плит «Мирабо», оставленных в Севастополе, были погружены предприимчивыми врангелевскими интендантами на пароход. Пароход взял курс на Константинополь, а затем, пройдя через Босфор, добрался до итальянского порта, где весь его груз был продан местным предпринимателям. 28 апреля была закончена эвакуация французских войск. Во второй половине следующего дня, когда большевистские войска победителями вступили в город, французский корабль «Жан Бар», последний из французской эскадры, еще оставался в порту и вышел из бухты лишь 1 мая.
Пришедшие на буксире в Новороссийск русские корабли требовали самого серьезного ремонта. За время беспрерывных походов во время Первой мировой войны и более чем года стоянки в Севастополе, оставаясь, говоря мягко, без присмотра, механизмы и главным образом котлы пришли в весьма плачевное состояние. Механизмы машин были покрыты ржавчиной и грязью, вся утварь, инструмент, весла и паруса со шлюпок, сигнальные флаги и даже мелкое электрическое оборудование было расхищено союзниками и люмпен-пролетариатом, тащившим у «буржуев» все, что попадалось на глаза, включая даже обивку мебели в кают-компаниях, которая оказалась варварским образом срезана.
Новороссийск, хотя и являлся большим коммерческим портом, исторически не имел собственных ремонтных мастерских, и лишь в конце 1917 года, когда в город было эвакуировано отделение Ревельского судостроительного завода, в нем появились первые ремонтные цеха. На момент же описываемых событий в них почти не имелось ни требуемых материалов, ни достаточного количества квалифицированных рабочих. Дока в Новороссийске также не было, и лишь в июне, после занятия Мариуполя Добровольческой армией, буксир «Черномор» притащил оттуда одну секцию плавучего дока, которая могла поднимать суда до подводных лодок включительно, однако оказалась весьма тесной для нефтяных миноносцев. Самое незначительное количество флотских запасов, к тому же погруженных наспех и без должной системы, удалось вывезти из Севастополя.
Ремонт первых прибывших сюда из Севастополя кораблей производился вначале малочисленными и неопытными командами, под руководством малочисленных офицеров — инженер-механиков. Постепенно им удалось пополнить свои команды, главным образом за счет желающих, происходивших в большинстве своем из учащихся приморских городов, и даже некоторых кубанских казаков. Специалистов из числа матросов Императорского русского флота почти не осталось, за исключением тех, что служили на эскадренном миноносце «Поспешный» и на который так старался привлечь их его командир, капитан 2-го ранга Николай Рудольфович Гутан, проживший остаток своих дней в эмиграции в далеком Тунисе.
Прибывавших новобранцев требовалось обучать всем премудростям службы, что было сравнительно нетрудным делом при участии бывших боцманов и мичманов Императорского флота. На транспорте «Рион» для новобранцев из числа учащейся молодежи ими были организованы школы сигнальщиков и радиотелеграфистов, а на большой барже № 69 даже образован флотский экипаж. Большинство из служащих на кораблях сухопутных офицеров Добровольческой армии были списаны на берег, и их места постепенно занимались морскими специалистами своего дела. Впрочем, вскоре и им нашлось достойное занятие, учитывая их изначальную приверженность мореходству. В конце июля по просьбе адмирала A. B. Колчака, в армии которого была большая нехватка командного состава, во Владивосток был послан пароход «Иерусалим», имевший на борту более двухсот сухопутных офицеров. Все возрожденные суда приняли самое активное участие в августовских боях белых десантов 1919 года в Крыму.
Об одном таком бое и о взятии Николаева сохранился яркий рассказ его участника: «Солнце показалось над Николаевом, своими первыми лучами ударило по неприятельским позициям и светило красным прямо в глаза. И по таинственному сигналу все вдруг загрохотало, затрещало, зашумело и заволновалось. Залпы, разрывы снарядов, трескотня пулеметов, ружейная пальба — все смешалось в один непрерывный шум начинавшегося боя. Мы его еще не видели, и только дым от пороха и пожаров вдруг повалил из-за темного еще мыса… Мы присоединились к „Грозному“… и открыли огонь по огородам. Там окопались части красных, как говорили — спартаковцы (эти части были составлены главным образом из немецких и австрийских военнопленных, выпущенных большевиками из сибирских лагерей). Вначале ими командовали евреи-комиссары, а также наши матросы, чем и следует объяснить необдуманные контратаки, вроде описанной ниже… За нами, шагах в двухстах, показались цепи красных. Они шли в решительную контратаку. Их цепи были гораздо гуще наших. Они шли плечом к плечу… Грянули залпы, один за другим, сотрясая наш миноносец. Нас поддержал ушедший несколько вперед „Грозный“… Крики „ура!“ смешались с грохотом разрывов и свистом осколков, которые почти долетали до нас обратно. Все смешалось с черным дымом, который бывает при пожарах нефти, и непроницаемые клубы его прорезывались как молниями, непрекращающимися короткими вспышками разрывов все новых снарядов. Все горело, все было покрыто мрачным смертельным покровом. Разбивались дома, обрушивались крыши, летели обломки каких-то бесформенных предметов. Это был настоящий земной ад… Трудно представить себе эту картину царящей смерти, которая немилосердно косила с полного плеча свои беспомощные жертвы… „Так им и нужно, разбойникам!“ — говорили с непонятной радостью наши матросы. Не думаю, чтобы при всяком другом враге можно было бы испытывать такие зверские чувства. Но методы большевистских чрезвычаек приносили уже свои плоды, развивая в людях самые отвратительные инстинкты… Наша пехота бросилась вперед. То были Виленский и Симферопольский полки. Они ворвались в деревню… Стрельба умолкла. Был слышен тяжелый ровный топот солдатских ног по мосту. За ротами катились пулеметы и патронные двуколки. Среди серых, запыленных солдат ярко выделялась высокая фигура старшего лейтенанта Сергея Георгиевича Романовского, герцога Лейхтенбергского. Он быстро шел в синем морском кителе и белых брюках, держа винтовку наперевес. Наша команда приветствовала его громкими криками „ура!“, но он, видимо, не понял, что это относится к нему, и быстро скрылся за домами горящей Варварки»[32].
Глава двадцать первая
На водах Балтики
По-разному складывалась судьба флота на других фронтах. Возрождение Добровольческого флота во многом тормозилось не столько действиями противника и его подпольных организаций на территории, свободной от большевизма, сколько усилиями союзников. И первой среди них в своей деструктивной политике на территории России преуспела Великобритания. После прибытия на Балтику английской эскадры обстановка там резко изменилась не в лучшую сторону. В задачи появившегося еще в конце 1918 года у устья Финского залива английского флота не входило оказание существенной помощи зарождавшимся там силам сопротивления против коммунизма. Зато помощь британцев оказалась достаточной для того, чтобы поддержать отделение Эстонии от России. При таком отношении союзников России к Белому делу нельзя было и подумать о возрождении морских сил в составе Северо-Западной армии. Лишь в Нарве, стараниями русских добровольцев организовалась небольшая речная флотилия под командованием капитана 1-го ранга Дмитрия Дмитриевича Тыртова, бывшего командира линкора «Гангут». Некоторые морские офицеры и гардемарины влились в сухопутные части. Особенно много моряков было в Печорском полку, где батальоном командовал доблестный капитан 1-го ранга Георгиевский кавалер Павел Оттонович Шишко до того, как стал командовать батальоном танков, а ротами — капитаны 2-го ранга Михаил Александрович Бабицын, Владимир Александрович Беклемишев, Михаил Николаевич Ромашев и Георгий Евгеньевич Вейгелин.
