«<…> теперь является важным не пропустить за танковыми дивизиями пехоту противника, а для этого надо сжать его у пятки.
И второе, не дать противнику захватывать пространство на карачевском направлении и не давать ему возможности просачиваться на север.
<…> Четвертое. С переменой Вашего КП в Хвастовичи Вы удаляетесь от Ваших войск и в особенности от группы Ермакова, 13-й и 3-й армий.
Пятое. Прошу внушить Вашему начальнику штаба необходимость пользоваться радио, по которому все донесения должны поступать в срок.
Шестое. При Вашем отъезде на фронт необходимо поддерживать связь с начальником штаба. Все» [131].
Начальнику Генштаба пришлось разъяснять командующему фронтом общеизвестные истины, без которых невозможно наладить управление войсками, как со стороны фронта, так и со стороны Ставки ВГК. Еременко доложил маршалу план отвода армий Брянского фронта на тыловой рубеж в связи с серьезным положением на фронте и возможностью оперативного окружения войск фронта. Однако полученный шифровкой ответ Ставки не смогли расшифровать, так как шифровальная машина штаба была уже вывезена в Хвастовичи.
Позднее Еременко так объяснит некоторые обстоятельства захвата Орла:
«Несмотря на то что за два дня до подхода противника к Орлу мною было приказано начальнику штаба Орловского военного округа организовать прочную противотанковую оборону Орла и, более того, мною в распоряжение штаба Орловского военного округа специально для обороны города был передан один гаубичный артполк, все же штаб Орловского военного округа обороны города не организовал.
Пять артполков с полным вооружением и несколько полков пехоты, находящихся в распоряжении штаба Орловского военного округа для обороны города, сопротивления немцам не оказали. В Орел без боя вошли 13–15 танков противника, а затем, несколько позднее, и мотопехота»[132].
После прорыва фронта вряд ли удалось бы отстоять город даже при наличии пяти артиллерийских полков и имевшихся 10 тыс. бутылок с горючей смесью для борьбы с танками. Но задержать на некоторое время продвижение противника было возможно. Это позволило бы эвакуировать наиболее ценное имущество, вывести из строя важные оборонные объекты, прежде всего разрушить железнодорожный узел, угнать или уничтожить подвижной состав и т. д. И отсутствие должной информации отнюдь не снимает ответственности с командования округа, которое проявило беспечность и даже не организовало разведки в сторону фронта.
А теперь послушаем генерал-полковника Еременко:
«Еще ночью 2 октября я докладывал Б.М. Шапошникову о наметке плана действий войск фронта. При переговорах присутствовали член Военного совета фронта П.И. Мазепов, начальник штаба фронта Г.Ф. Захаров, начальник политуправления фронта А.П. Пигурнов и недавно прибывший начальник оперативного отдела штаба Л.М. Сандалов. К исходу 2 октября мы установили уже направление главного удара противника, ибо он ясно обозначился продвижением в глубину нашей обороны. Я коротко ознакомил Бориса Михайловича с обстановкой, которая складывалась очень невыгодно для войск Брянского фронта, так как противник нанес охватывающие удары.
Теперь маневр врага был нами своевременно разгадан (на третьи сутки! Выделено мною. — Л.Л.), и сразу же был сформулирован замысел необходимых контрмероприятий. Об этом я и докладывал начальнику Генерального штаба, чтобы получить его одобрение, без которого мы не имели права осуществлять какие-либо принципиальные изменения в действиях войск. Наш план состоял в том, чтобы в случае выхода противника в наши тылы немедленно начать отвод войск и нанести удар по врагу, прикрываясь с фронта небольшими заслонами, используя для этого четвертую или третью часть войск, и выйти на новые рубежи, указанные Ставкой.
На это предложение Б.М. Шапошников с присущей ему вежливостью ответил, что в Ставке придерживаются другого мнения, что следует не маневрировать, а прочно удерживать занимаемые рубежи. Я знал, что возражать бесполезно. Нужно было принимать меры к удержанию занимаемых рубежей» [49].
Судя по тексту, разговор происходил до позорной сдачи Орла. Даже свидетели названы. И среди них начальник штаба генерал Захаров, который в 20.00 3.10 доложил Шапошникову, что в течение двух суток не имеет связи с командующим фронтом. Оказывается, на третий день наступления противника — к исходу 2 октября — Еременко стало ясно направление главного удара противника. Некоторым авторам мемуаров, как правило, всегда все ясно, но задним числом, а иногда даже до того, как произошли те или иные события.
Успешное продвижение войск Гудериана во многом объяснялось массированной поддержкой их действий силами 2-го воздушного флота. На орловском направлении действовало около 300 боевых самолетов. Господство противника в воздухе сводило на нет все усилия фронта по маневру силами с целью локализовать прорвавшуюся группировку противника. В этом отношении расчеты Гудериана полностью оправдались. В связи с этим следует признать, что в вермахте было хорошо налажено взаимодействие авиации с наземными войсками. В каждом объединении создавался штаб связи ВВС, принимающий заявки на бомбежку войск противника и передающий их непосредственно в поддерживающие эскадрильи. При управлении каждого корпуса и дивизий, действующих на главном направлении, находились офицеры ВВС, которые поддерживали непрерывную связь непосредственно с боевыми группами самолетов в воздухе[133].
4 октября 47-й моторизованный корпус противника занял Локоть в 45 км севернее Севска и развил наступление на направлении Навля, Брянск. Одновременно 18-я и 17-я танковые дивизии корпуса повернули на север на Карачев и ст. Свень, глубоко охватив войска Брянского фронта с востока. В результате крупные силы противника глубоко обошли с востока войска 13-й армии и вышли на тылы 3-й армии Я.Г. Крейзера. Севернее Брянска противник овладел Людиново и силами 13-го ак стал развивать наступление на Жиздру. Правофланговая 217-я стрелковая дивизия 50-й армии под давлением двух пехотных дивизий (258-я и 34-я пд) противника к 17.00 3 октября отошла на рубеж Будчино (25 км юго-западнее Кирова), р. Ветьма. В промежуток между нею и 279-й стрелковой дивизией была введена в бой 299-я сд. Но это мало что изменило. Стало ясно, что войска Гудериана стремятся соединиться восточнее Брянска с соединениями 2-й полевой армии и окружить основные силы Брянского фронта.
Начальник оперативного отдела штаба группы армий «Центр» уточнил задачу 2-й танковой группы: по достижении дороги Орел — Брянск во взаимодействии со 2-й армией уничтожить вражеские силы, стоящие перед ней, остальными силами, не требующимися для выполнения первой задачи, продвигаться дальше правым флангом вдоль р. Ока, чтобы достичь района восточнее Сухиничи[134].
Командующий Брянским фронтом принял решение перегруппировать силы с целью не допустить обхода района Брянск с северо-востока. Для чего приказал усилить 50-ю армию к 22.00 4.10 1-м гв. минометным полком, а на угрожаемом направлении устроить завалы, заграждения на лесных дорогах, минировать переправы. В 2.00 4.10 Еременко поставил задачу войскам фронта на уничтожение танков мотомеханизированных войск противника в районах Жихов, Чернатское, Севск, Дмитриев-Льговский, Кромы, Орел. В 23.40 4.10 13-й армии было приказано обороняться, для чего готовить вторую оборонительную полосу. Одновременно силами 6-й сд наступать и занять Суземку. Задачи были поставлены, но только не ясно было, какими силами и средствами их выполнять.
Принимаемые фронтом меры были недостаточными, чтобы устранить угрозу окружения. Обстановка продолжала ухудшаться. 4 октября из штаба 50-й армии в 21.00 доложили, что 217-я стрелковая дивизия к исходу дня отходит в район Ольшаницы (20 км южнее Людиново. — Л.Л.), Волынский переезд, выс. 197.6. (Здесь заметно поредевшие части дивизии совместно с переброшенной на это направление 290-й стрелковой дивизией с 643-м кап приостановили наступление противника и сдерживали его в течение 5 и 6 октября. Л.Л.). 108-я танковая дивизия заняла Павловичи, но удержаться не смогла. К 6.00 5.10 она вышла в район Карачев для усиления обороны.
Командующий 3-й армией генерал Крейзер 5 октября запросил Еременко:
«В связи с создавшейся сложной обстановкой, возможностью изолированных действий, когда потребуется принимать исключительно самостоятельные решения, прошу сообщить намеченный вами общий план дальнейших действий»[135].
Странно, но, по словам Еременко, он с 5 октября как раз находился в 3-й армии. Отрывок из его книги:
«Следует особо отметить действия 42-й танковой бригады и 287-й стрелковой дивизии. Они показали чудеса храбрости и решительности в ходе контратак 3, 4 и 5 октября. Я и член Военного совета Мазепов находились в этих соединениях и помогали их командирам в организации боя. 5 октября танки противника все же вклинились в наши боевые порядки и прижали ВПУ (временный пункт управления) к болоту. Машины, на которых мы приехали, и рация застряли в трясине. Мы с членом Военного совета и офицерами оперативного отдела штаба оказались пешими и без связи. Обстановка же требовала немедленных переговоров с Москвой и принятия ряда других мер по упорядочению управления войсками и их перегруппировке. Переправившись вброд через реку и отыскав грузовую машину, добрались до г. Локоть, оттуда на самолете По-2 полетели в штаб фронта. Этот полет по прифронтовой полосе был далеко не безопасным, учитывая господство противника в воздухе и то, что в самолете, рассчитанном на одного пассажира, мы оказались вдвоем с Мазеповым. Добравшись до аэродрома под Брянском, к вечеру 5 октября мы вернулись на КП фронта в районе ст. Свень.
