широкий хронологический диапазон редакций. «Слово» Будовниц находит возможным отнести «к концу XI — началу XII в. (с некоторыми последующими вставками вроде заявления князя Ростислава о Курском княжении)». «Моление», по мысли автора, относится к XIV в. [186] Это резко расходится с общепринятыми датировками.
В 1954 г. вышла подробная статья Д.С. Лихачева, посвященная социальной характеристике автора «Моления». Д.С. Лихачев, следуя, очевидно, Б.А. Романову, не различает разных редакций и, восстанавливая социальный облик Даниила по «Молению», на самом деле широко, без каких бы то ни было оговорок пользуется не только текстом «Моления», но и текстом «Слова Даниила Заточника» [187]. Полученный в итоге суммарный облик «эксплуатируемого интеллигента» XII–XIII вв. сходен с романовским мизантропом, но отличается от него близостью к скоморошьей среде. При этой реконструкции, верной в своих основных частях, пострадала многогранность облика автора «Моления» и совершенно исчезло существенное различие между ним и автором «Слова Даниила Заточника».
Интересную работу посвятил Даниилу Заточнику М.О. Скрипиль [188].
В 1967 г. вышла основательная по объему работа Н.Н. Воронина [189]. Большой заслугой автора является четкое разделение всего связанного с именем Даниила Заточника на два различных и разновременных произведения («Слово» и «Моление»), которые рассматриваются автором раздельно и сопоставляются друг с другом. Анализ «Моления», относимого Ворониным к 1220-м годам, представляется мне убедительным. Этого никак нельзя сказать о его выводах по поводу «Слова Даниила Заточника». Автор «Слова», по Воронину, придворный шут Юрия Долгорукого и Андрея Боголюбского, пострадавший по проискам княгини Кучковны. Система доказательств крайне слаба: в «Слове» говорится о долблении камня, а Андрей Боголюбский, напоминает Воронин, строил каменные храмы; в «Слове» упоминаются гусли, а на одном из храмов Андрея изображен царь Давид с гуслями; в «Слове» говорится о фруктовом саде («рае»), а у Юрия Долгорукого под Киевом был сад, называемый им раем, о чем Даниил будто бы знал непосредственно от самого князя… [190]
Пытаясь установить точную дату «Слова» Даниила Заточника, Н.Н. Воронин пренебрег всеми связями «Слова» с конкретной исторической действительностью XII в. Как известно, полный заголовок «Слова» таков: «Слово Даниила Заточеника, еже написа своему князю Ярославу Володимеровичу» [191]. В перечне адресатов Даниила Воронин говорит об Андрее Боголюбском [192], но ни разу нигде даже не упомянул того князя, имя которого стоит в адресе «Слова», — князя Ярослава Владимировича! Невозможно дать новое решение вопроса без тщательного и разностороннего анализа всех содержащихся в источнике датирующих признаков. Поэтому эти хронологические и исторические рассуждения Н.Н. Воронина повисают в воздухе.
Круг наших задач можно очертить так: во-первых, в центре внимания должно быть не «Моление», тщательно изученное Н.К. Гудзием, Б.А. Романовым, Д.С. Лихачевым и Н.Н. Ворониным, а «Слово Даниила Заточника», незаслуженно забытое исследователями. Оно должно рассматриваться само по себе, как отдельное произведение, для того чтобы избежать крайне опасной суммарности, при которой появляется не столько «загадочный» (этот эпитет применяют почти все исследователи), сколько противоестественный, слепленный из двух различных произведений, адресованных разным князьям, облик обобщенного Даниила. Во-вторых, мы должны обратить пристальное внимание на все исторические и географические конкретности, содержащиеся в произведениях, подписанных именем Даниила. Необходимо тщательно проследить по летописям всю биографию князя Ярослава Владимировича и сопоставить ее с намеками, содержащимися в «Слове Даниила Заточника».
2
«Слово Даниила Заточника» отличает от «Моления» не только объем, язык, разная обрисовка судьбы самого автора, но и ряд определенных конкретных исторических признаков.
Как видим, расхождения очень серьезны и интересны, так как даже при самом беглом взгляде заставляют обратиться к летописям и, во-первых, поискать там имена адресатов, а во-вторых, определить причины упоминания Новгорода в «Слове», исчезновения имени Новгорода в «Молении» и замены его Переяславлем. Начнем с загадочного родословия адресата «Слова Даниила Заточника», князя Ярослава Владимировича.
«Великий царь (князь) Владимир».
Торжественность этой формулы смущала многих исследователей, и им хотелось видеть в «царе Владимире» одного из прославленных Владимиров русской истории — Владимира Святого или Владимира Мономаха. Предлагавшийся рядом исследователей Владимир Мстиславич, отец Ярослава Новгородского, был отвергнут по своей незначительности. «Князь Владимир Мстиславич по своему положению и по своей исторической роли не мог быть назван великим князем, тем более царем, поэтому возникает предположение, что имя Ярослава, под которым мог разуметься Ярослав Мудрый, в заглавии редакции поставлено писцом по догадке» [193].
Таким образом, под царем Владимиром нам предлагают понимать Владимира I, отца Ярослава Мудрого. Следует напомнить, что во времена Ярослава Владимировича Мудрого еще не существовало Боголюбова, построенного лишь его праправнуком в 1150-1160-е гг.
Многие хотели сопоставить отца адресата Даниила с Владимиром II Мономахом. С этим как будто бы увязывалась фраза о бедности Курского княжения, которую, по летописи, произнес сын Мономаха князь Андрей Владимирович Добрый в 1140 г., когда Всеволод Ольгович выгонял его из Переяславля Русского: «Курьску изволи ити!» Андрей отвечал Ольговичу: «лепши ми того смерть и с дружиною на своей отчине и на дедине взяти, нежели Курьское княженье…» [194] В «Слове» Даниила Заточника эта фраза приписывается какому-то князю Ростиславу, который говорил самому Даниилу: «лепшии бы ми смерть, нежели Курское княженье».
Единственный вывод, который мы можем сделать из сопоставления летописи и «Слова», — это то, что крылатая фраза о Курском княжении стала поговоркой, употреблявшейся разными лицами (может быть, не без влияния летописной записи). Считать Андрея адресатом «Слова» на том основании, что он сын великого князя Владимира и автор фразы о Курском княжении, было бы неосторожно. О Курске Даниилу говорил Ростислав, а не Андрей, а сына князя Владимира Даниил называет опять-таки не Андреем, а Ярославом.
По тем же самым соображениям отпадает и кандидатура другого сына Мономаха — Юрия Долгорукого, хотя к этому имени мысль ученых настойчиво возвращалась несколько раз со времен Н.М. Карамзина, допускавшего даже, что Юрий Долгорукий носил языческое имя Ярослава, как и его прадед Георгий-Ярослав Мудрый [195].
Нам надлежит вернуться к князю Владимиру Мстиславичу и рассмотреть, насколько справедливо суждение о том, что по своему положению он «не мог быть назван великим князем».
Владимир был сыном Мстислава Великого от второго брака князя с дочерью новгородского посадника Дмитрия Завидовича. Она так и названа по отцу и деду: «Дмитровна, Завидова внука».
Если считать, что «Слово» было адресовано новгородскому князю Ярославу Владимировичу, то в торжественной титулатуре его отца, потомка новгородских бояр (по женской линии), мог быть скрыт определенный расчет.
Владимир родился в 1132 г., когда его отец был великим князем киевским; пятнадцатилетним юношей Владимир уже был наместником великого князя в Киеве во время трагического убийства Игоря Ольговича
