Снова требовался компромисс. Но компромисс скорее правового характера. Для начала было решено «включить» в ситуацию старшего брата Хачилаева. Магомед, бывший заместитель министра сельского хозяйства и продовольствия, к тому времени находился под следствием и был арестован. По мнению Магомедова, его освобождение могло снизить накал. Более того, как старший брат он мог (и обещал это) обратиться к Надиру, чтобы тот сдался властям. Это было бы не просто эффектно, но и способствовало бы решению ряда политических проблем.
На кратком совещании у М. Магомедова с участием В. Колесникова, зам. Генерального прокурора России В. Устинова Степашин выслушал точки зрения сторон. Речь шла не о прекращении уголовного дела по факту массовых беспорядков в Махачкале, а об изменении меры пресечения брату Надира Хачилаева.
По мнению Магомедова, это могло сыграть свою положительную роль.
По мнению Устинова, это было правомочным.
По мнению Колесникова, «вор должен сидеть в тюрьме».
Впрочем, Колесников свою точку зрения не выражал — она была хорошо известна. Он сжимал кулаки и выразительно смотрел на своего министра. Профессиональный сыщик принципиально не желал мешать криминал с политикой. Или наоборот — делать криминал предметом большой политики. Он с открытым забралом шел к цели, которая была простая и ясная, — очистить Дагестан от криминального элемента. Во всяком случае, максимально очистить… Для этого он и прилетел в Дагестан несколько месяцев назад.
Для коррупционеров и бандитов он был врагом номер «раз». Неоднократно на него безуспешно организовывали покушения, закладывали на трассе фугасы, нанимали килеров. Но и это не повлияло на его решимость. Не желал поступаться принципами он и в этот раз.
Решение было принято. Местная прокуратура вынесла постановление об изменении меры пресечения лидеру лакского народного движения «Кази-Кумух» Магомеду Хачилаеву. Тот в свою очередь должен был обеспечить явку для дачи показаний Надира.
На этом же совещании было принято решение о поездке в Карамахи. Как ни уговаривали Степашина не делать этого, он был непреклонен. Видеть своими глазами все, что требует внимания министра внутренних дел, было его принципом. Зам. секретаря Совета безопасности России Вячеслав Михайлов его поддержал.
Степашин не посчитался с тем, что поездка была сопряжена с серьезной опасностью. Впрочем, некоторую паузу для обеспечения безопасности поездки министр внутренних дел Дагестана Адельгирей Магомедтагиров выторговал. Было решено осуществить выезд на утро следующего дня. Но ни время, ни маршрут не оглашались. Даже члены делегации не знали обстоятельств. Два боевых вертолета были доставлены на аэродром Махачкалы, силы милиции приведены в полную готовность.
Но перед выездом Степашин решил выполнить скорбную миссию — принести свои соболезнования отцу убитого муфтия С. Абубакарова. От этого посещения глава Госсовета дипломатично уклонился. Степашин вместе с Вячеславом Михайловым выехал на окраину Махачкалы, где проживал отец погибшего. Миссия была действительно трудной. В адрес муфтия не раз звучали угрозы. Об этом знали все. Знали и правоохранительные органы, которые, к сожалению, так и не смогли предупредить терракт. Сопровождавший Степашина министр внутренних дел Дагестана Адельгирей Магомедтагиров под благовидным предлогом постарался избежать встречи. В какой форме старый человек, убитый горем, примет соболезнования, он знал. Отец возлагал вину за гибель сына, который неформально был вторым лицом в Дагестане, на местные власти. «Не уберегли, проигнорировали угрозы… Не приняли мер». Степашин слушал молча, изредка роняя ничего не значащие фразы. Да и что он мог сказать? Чем помочь? Министр знал, что Колесников уже вышел на след преступников. Ну поймаем, осудим… Человека не вернешь.
Журналистов на эту встречу не пустили. Даже картинку не дали снять. Было бы кощунственно из этой непростой встречи делать акцию ПР.
Завтрак прошел в армейском режиме. Как только Степашин появился на крыльце, все пришло в движение. Сопровождавшие и охрана бросились к машинам, радиоэфир огласился командами.
Кортеж машин, выехавший из резиденции, неожиданно свернул не в сторону аэропорта, а направо, и стремительно ворвался в суету махачкалинских улиц. Привыкшие к приезду Степашина (в Махачкалу он летал как на работу) милиционеры держали движение. Аэропорт стал стремительно удаляться. Странно!
Хотя улицы города не были приспособлены для скоростной езды, стрелка спидометра не опускалась ниже ста. Колеса бились о выбоины в асфальте, гремели карданы и рычали движки. Голова кавалькады рвалась вперед, а хвост мучительно отставал. Милицейские машины не могли состязаться с лимузинами руководителей.
Через некоторое время колонна растянулась, и к предгорью машина, в которой находился автор этих строк, подъехала в гордом одиночестве. Ни кортежа, ни машин сопровождения… Мрачный водитель выжимал из старенькой «Волги» все ее хилые лошадиные силы. Она захлебывалась от нехватки кислорода в горах, ревела, периодически отстреливая несгоревший, бензин и, гремя карданом, взбиралась по серпантину.
Мы переглянулись между собой. Никто из сидящих в машине не видел, в какую машину сели министр внутренних дел и заместитель секретаря Совета безопасности Вячеслав Михайлов. По горной дороге мы взбирались одни. Почему-то в голову стали лезть мысли о засадах и заложниках. Оказаться таковыми было раз плюнуть. Да и водитель в силу угрюмости доверия не вызывал.
Рубя лопастями воздух, над нами просвистели три вертолета.
«Шеф полетел», — подумал я.
Однако на площади Ботлиха, куда мы наконец вкатили, нас ждали все. Степашин по-домашнему, в рубашке с расстегнутым воротом, Михайлов, озабоченно поправляющий на переносице очки, министр внутренних дел Адельгирей Магомедтагиров, как всегда выглаженный и выбритый до синевы. Местная власть. На окраине оседала пыль от винтов севших боевых вертолетов. Степашин добрался до Ботлиха на машине. Вертолеты служили прикрытием, в том числе в случае нападения. Они могли нанести удар огромной огневой силы.
Площадь была окружена спецназом. «Зачем?», — поморщился министр.
Доклады Степашин слушал вполуха. Все его мысли были уже там — в Карамахах.
И снова разговоры о вахабитах, об их агрессивности и опасности, которая нас подстерегает. Впрочем, Степашина это не впечатляло. Не прошло и нескольких месяцев, как ему пришлось оказаться за одним столом чуть ли не с самым главным вахабитом. Премьер-министр Саудовской Аравии, прибывший с визитом в Москву, был прямым потомком Вахаба. В официальной беседе он рассказал об учении своего предка, которое никак не было тем, чем прикрываются боевики. Но это было позже.
Тогда же важно было создать свое личное впечатление. Степашин знал, что в горах, помимо денег и силы, уважают смелость. И факт приезда двух высоких чинов из Москвы может сыграть весьма положительную роль. Пообщавшись с местной властью, Степашин решил заехать к военным.
Городок по мере возможности был вычищен. Но возможности были ограниченными. Отовсюду тянуло неуютом и запустением. В который раз Степашин убедился в неспособности войсковой системы приспособиться к новым экономическим условиям. Картошку и овощи, которых здесь «как грязи», по-прежнему доставляли из Центральной России. Вместо свежего мяса в рационе солдат была тушенка, вместо рыбы — консервы. Тыловики с трудом воспринимали нынешнее бытие, ревизоры видели в нем возможности для финансовых нарушений. Впрочем, и прежняя система снабжения не была гарантом от таковых. И Степашин это понимал. Служить в таких бытовых условиях с пользой для дела было проблематично. Офицеры, вместо того чтобы думать о боевой подготовке, вынуждены были заниматься чем угодно, только не ей.
Командир бригады не сетовал. Он просто докладывал. И от этого доклада наваливалась какая-то безнадега. Более того, несмотря на предназначение защищать границы республики, сами военные требовали защиты. Даже не защиты, а внимания, которого явно не хватало как со стороны Москвы, так и со стороны местной власти. В довершение у командира самого имелись проблемы — в бригаде не было средств, чтобы ему можно было выехать на сессию в академию, где он учился. Конечно, можно было решить эту проблему, но… Требовалось решение кардинальное и, возможно, как кому-то покажется, непопулярное. Пребывание бригады в неприспособленных для нормальной службы условиях могло обернуться самой неожиданной стороной.
Степашин не раз поднимал вопрос о комплектовании органов и войск внутренних дел местными жителями на контрактной основе, такое решение было бы наиболее приемлемо. Впрочем, у данной идеи всегда было много противников. Расхожим местом в рассуждениях оппонентов был национальный фактор. Нельзя вооружать людей с кавказским менталитетом. Дескать, Чечня тому свидетельство. И тем не менее Степашин все эти аргументы отметал — сам факт столь нелепых подозрений чужд ему. Тем более когда речь шла о такой многонациональной республике, как Дагестан. Многочисленные встречи с дагестанцами, руководством Дагестана убеждали в обратном. Только доверие, только реальная помощь станет залогом стабильности в этом крае, жители которого, как никто другой, знают цену национальной вражды и ненависти.
