- На чем он основывает свои утверждения? - спросил Филип.
Секретарь на миг словно бы замялся. Слова Шульца могли показаться умышленным преувеличением; могли возникнуть подозрения, что цель их убедить отложить или даже отказаться от экспедиции. Но с другой стороны, Шульц прибыл прямо из Англии и точно знал, что там происходит, а его покровитель Педро Альваро не стал бы его столь горячо рекомендовать, имей какие-то сомнения в его преданности.
- Мне кажется, этот человек лучше знает обстановку в Англии, чем нунций, - сказал Альбрехт. - Он утверждает, что на стороне Елизаветы огромное большинство народа. Там уже успели позабыть о казни Марии Стюарт, и народ обожает как королеву, так и её фаворита графа Эссекса.
- Но у Елизаветы нет ни флота, ни армии, - заметил Филип.
- Это верно. Но корабли корсаров...
- Корсары! - нетерпеливо перебил его Филип. - Корсары! презрительно повторил он. - Это жалкое сборище бандитов одерживает победы, нападая исподтишка на торговые суда или мирные города, но им не справиться с Великой Армадой.
- Однако весной им удалось ворваться в Кадис... - начал было Альбрехт и тут же умолк, заметив гневный взгляд короля.
- Созовешь на завтра с утра финансовый совет, - приказал Филип после секундного раздумья. - Нет, на сегодня, - поправился он, взглянув на небо, уже порозовевшее от первых лучей рассвета.
Альбрехт склонился в поклоне, сочтя это повеление концом аудиенции, но король жестом подозвал его поближе.
- Помоги мне встать, - шепнул он тихо, словно опасаясь, что кто-то посторонний может услышать эти слова - свидетельство его физической слабости.
Альбрехт поспешил выполнить желание монарха, и Филип тяжело оперся на его плечо. Медленно, прихрамывая, он перешел в свою опочивальню и опустился на колени перед распахнутым окном балкона, выходившего внутрь собора, как ложа в театре.
Начиналась заутреня; на хорах зазвучал орган, призывая к утренней молитве. Священники в богатых богослужебных мантиях сменялись перед алтарем, переходили слева направо и обратно, опускались на колени, воздевали руки, словно кружились в медленном танце. Монахи тем временем пропели вполголоса три псалма и три антифона, разделенных чтением Писания по латыни, после чего пришел черед бесконечно долгих молитв с "Laudate Dominum" во главе.
Длилось это около часа, и король все это время стоял на коленях, позабыв о своих проблемах. Театральные жесты священников, вся торжественная церемония - почти балет - перед отлитой из чистого серебра фигурой Спасителя, тяжкий синеватый дым кадил, чадящих благовониями, стелящийся слоями поверх золотых огоньков восковых свеч, золотом сверкающие мраморные алтари, великолепные картины и фрески, скрытые в полутени, витражи окон, залитые розовым рассветом, все это вместе с могучим гласом органа и пением хора служило его излюбленным - а теперь и единственным - наслаждением, которому он отдавался после тяжких трудов. Ничего удивительного, если он думал, что Господу Богу это тоже нравится.
Генрих Шульц покидал Испанию под впечатлением её мощи и богатства. Выполнив свою миссию в Эскориале, он поехал в Лиссабон, где собиралась Armada Invencible, и узрев порт, забитый огромными каравеллами с тремя и даже четырьмя артиллерийскими палубами, окончательно усомнился в возможности обороны Англии от такой силищи. Ему было известно, что выход в море этого флота задержала главным образом болезнь, а потом и смерть адмирала де Санта Крус, но также и то, что Филип II на его место уже назначил герцога Медина - Сидония. Судя по всему, ему оставалось совсем немного времени на устройство своих торговых дел в Кале и в Лондоне, который он хотел покинуть до начала военных действий и укрыться в Гданьске. Следовало поторапливаться.
В награду за информацию, содержавшуюся в меморандуме, который он доставил Его Святейшеству епископу Толедо, Генрих испросил лишь дозволения посетить монастырский собор, чтобы исповедаться и прослушать утреннюю мессу, но при этом очень к месту добавил, что надеется таким образом умолить Создателя взять под опеку свое скромное имущество, оставленное в Лондоне. Благодаря этому он получил из рук Альбрехта грамоту, обеспечивавшую ему не только свободу передвижения по Англии при грядущем испанском владычестве, но и охраняющую это "скромное имущество" от конфискации и грабежей во время военных действий. Правда, сам Шульц не слишком верил в эффективность самых грозных бумаг и даже самых страстных молитв в подобных обстоятельствах, и именно потому рвался поскорее очутиться в Дептфорде.
Он надеялся, что ему удастся наконец склонить Яна Мартена к продаже "Зефира", или хотя бы законтрактовать корабль на плавание в Гданьск.
"- Ян без моих денег ни на что не способен, ибо никто не откроет ему кредит, - думал он по пути в Кале. - Но ведь не может он допустить, чтобы "Зефир" сгнил в доке! Редкая возможность, и её нужно использовать. Поставлю жесткие условия. Заставлю его подчинится, стану его арматором. Без моих денег ему не выкрутиться."
ГЛАВА III
Редкая возможность ускользнула от Шульца не только благодаря встрече Мартена с Пьером Кароттом. Более того - он не только не сумел подрядить "Зефир" на рейс в Гданьск, но не нашел и никакого другого судна, которое в ближайшее время отплывало бы из Англии на Балтику.
Весть о выходе Великой Армады из Лиссабона пришла в Лондон весной 1588 года и вызвала всеобщий ужас. Правда, Елизавета и её советники издавна знали о воинственных намерениях испанцев, но королева все тянула с решением о подготовке к обороне, руководствуясь отчасти врожденной скупостью, отчасти же рассчитывая на разрешение конфликта какими-то мирными переговорами. Ведь многие годы ей удавалось обводить Филипа вокруг пальца и поддерживать неустойчивое равновесие между войной и миром. Теперь, однако, чаша весов перевесила, и Англия казалась почти безоружной...
Лорд Хоуард, верховный главнокомандующий военного флота Ее Королевского Величества, сумел собрать всего тридцать четыре корабля, пригодных к боевым действиям.
По сравнению с силами адмирала Медина - Сидония этого было слишком мало...
Armada Invencible насчитывала свыше ста больших каравелл и около тридцати фрегатов общим водоизмещение шестьдесят тысяч тонн; восемь тысяч матросов, двадцать тысяч солдат, две тысячи четыреста орудий...Тысячи добровольцев из испанских дворян собрались под красно-золотыми стягами, а у берегов Фландрии ожидал погрузки на суда тридцатитысячный корпус Александра Фарнезе.
Но Шульц отнюдь не преувеличивал, утверждая, что и народ, и дворянство примет сторону Елизаветы. Советники королевы не уклонялись от проблем и не передавали военных вопросов в руки теологов; они немедленно призвали весь народ к обороне от папистов. От городских собраний, от лендлордов, от купеческих гильдий и цехов ремесленников поступали средства на вооружение торговых и каперских судов. Все графства выставляли добровольное ополчение - home guard - в количестве пятидесяти тысяч человек. Поспешно укрепляли твердыни побережья, собирали запасы продовольствия и амуниции, наверстывая с избытком упущения, вызванные скупостью и нерешительностью Елизаветы.
Вскоре под командованием лорда Хоуарда, Френсиса Дрейка, Хоукинса и Фробишера на якорях в Плимуте стояло уже сто кораблей. Они не были ни так велики, ни так хорошо вооружены, как испанские, но зато куда быстрее и маневреннее.
Среди них оказались не только "Зефир" Яна Мартена и "Ибекс" Соломона Уайта, но и "Торо", на котором шевалье де Бельмон возвратился из Франции, и даже "Ванно" Пьера Каротта.
Ничего удивительного, что в таких обстоятельствах Генриху Шульцу пришлось вообще отказаться от отъезда и остаться в Лондоне, возлагая единственную надежду на спасение местного филиала своего торгового дома на грамоту, выданную кардиналом Альбрехтом.
Нет, он не бездействовал, глядя на приготовления к войне. Разумеется, не собирался рисковать головой в сражениях на стороне еретиков, но поставив Богу свечку в Эскориале, теперь выставил дьяволу огарок в Англии, снабжая корабли всем, что было нужно. Поскольку цены возросли вдвое, дела его шли превосходно.
Тем временем Непобедимую Армаду с самого начала преследовали трудности и неудачи. Сразу после выхода из Лиссабона корабли разбросало весенними бурями, и им пришлось либо вернуться, либо укрыться в других портах поменьше. Повторялось так несколько раз, так что когда адмирал Медина Сидония после месяца плавания зашел в Эль Ферол, его сопровождали только пятнадцать из ста каравелл; остальные ремонтировали поврежденные борта, сломанные реи и разодранные паруса вдоль всего западного побережья от Опорто до Ля Коруньи.
Только двадцать второго июня удалось наконец собрать все корабли и выйти в открытое море, чтобы минуя бурный Бискайский залив и северо-западное побережье Франции, направиться к Нидерландам, где Александр Фарнезе уже ожидал прибытия Армады со своим тридцатитысячным корпусом.
