Первым приказом нового доктора был запрет полковнику Суопу напиваться до скотского состояния, что было любимым занятием миллионера на покое. За это доктор обещал, что Суоп проживет до ста лет. Так как Суоп не смог выполнить приказа, то под предлогом необходимости наблюдать за ним Френсис с мужем переехали во дворец
Миллионер зятя своей сестры не любил и побаивался его. Доктор Хайд на обращал внимания на это, считая подобное отношение проявлением старческих капризов, и был к нему строг.
А тем временем в одной из словесных стычек между миллионером и Хайдом первый заявил, что его наследникам, которые и пальцем не пошевелили, чтобы зарабатывать деньги, хватит и половины наследства, вторую он намерен передать на филантропические нужды. То есть достаточно было простой арифметики, чтобы доктор сообразил: даже если Суоп умрет завтра, но успеет переписать завещание, жена доктора получит лишь треть миллиона долларов — слишком много желающих на оставшиеся деньги. Правда, можно надеяться на часть материнского наследства — но когда это будет?
Разведка доктора Хайда в лице его жены донесла, что в распоряжении доктора оставался один день, чтобы навести порядок в финансовых делах дядюшки. И в тот же вечер господин Суоп и его советник Мосс Хантон свалились с сильными желудочными болями. Доктор сказал дежурившей при больных медсестре Келлер, что ничего, кроме обычного старческого недомогания, у полковника и Мосса он не находит.
Наутро, к большому разочарованию доктора, старики чувствовали себя лучше. Тогда Хайд решил пустить им кровь. Сестра Келлер отчаянно сопротивлялась, потому что полагала, что для таких старых и хрупких людей это средство опасно. Но доктор настоял на своем, он высосал, словно вампир, две кварты, то есть более литра, крови из старческих вен Мосса Хантона, и через час миллионер лишился душеприказчика, но сам смог избежать кровопускания и остался жив.
Тут же появилась Френсис и по наущению мужа потребовала, чтобы именно его сделали душеприказчиком.
Миллионер в гневе отверг предложение Хайда и поднялся с постели.
— Погодите,- остановил его доктор, вошедший в спальню,- вы еще слабы. Вот, выпейте эту пилюлю, она восстановит ваши силы.- И он протянул полковнику пилюлю и стакан воды.
Находившаяся в комнате медсестра хотела было попросить полковника не слушаться врача, но тот лишь спросил язвительно у Хайда:
— Не отравишь? — И сам ответил: — Не посмеешь!
Старик проглотил пилюлю, запил ее водой и тут же рухнул на постель. Тело его одолели конвульсии, и через несколько секунд он был мёртв.
Доктор спокойно смотрел на то, как прощается с жизнью полковник, и, когда тот замер, он обернулся к медсестре и сказал:
— Как видите, типичная апоплексия. Надежды нет.
Отважная медсестра громко потребовала от врача, чтобы он признался, что же это была за пилюля, которая, по ее мнению, убила миллионера, на что доктор холодно попросил сестру не вмешиваться в дела, в которых она не смыслит. Когда же прибыл старый лечащий врач Туиман, они заперлись с Хайдом, после чего консультант совершил самый поверхностный осмотр усопшего, подтвердил диагноз коллеги и отбыл.
Пятого октября было зачитано старое завещание полковника, и супруги Хайд стали обладателями полумиллиона долларов, что по тем временам было суммой, наверное в сто раз превышающей сегодняшний курс этой валюты. Но доктор Хайд решил, что только теперь наступило время ковать железо.
И вот 1 декабря того же года на дом Суопа обрушилась эпидемия. Доктор Хайд объявил, что она называется брюшным тифом, вызвана плохой системой канализации, но, как ни странно, она распространилась лишь на имение Суопов, а в нем только на пятерых наследников полковника. Смерть каждого из них увеличивала долю наследства Френсис на несколько десятков тысяч долларов. Эпидемия себя окупала.
Удивительны хладнокровие и выдержка доктора Хайда. В момент, когда малая эпидемия бушевала в доме Суопа, туда приехал доктор Стюарт, специалист по эпидемиологии, там был доктор Туиман и две медсестры, но Хайд продолжал проникать в комнаты, где лежали больные, заставлял их принимать пилюли, от которых им становилось хуже, и делать уколы, от которых у них начинались конвульсии. Самое удивительное заключалось в том, что врачи и в самом деле определили как исходную причину брюшной тиф, но впоследствии никто не сомневался, что возникнуть он мог лишь искусственным путем — ну, не было такой болезни в тех местах уже несколько лет! Зато Хайд, как считают криминалисты и сегодня, смог заразить воду бациллами брюшного тифа — но не в водопроводе, а в стаканах, стоявших у постелей больных. Пожалуй, уникальный пример бактериологической войны столетней давности!
Несмотря на все усилия врачей, один из братьев Френсис умер, но умер после очередного укола доктора, и смерть его сопровождалась страшными головными болями, и поэтому доктор Хайд заявил коллегам, что брюшной тиф у покойного молодого человека перешел в менингит.
И вот тогда именно медсестра Келлер заявила во всеуслышание, что доктор Хайд — убийца и она может свидетельствовать о том на любом суде.
Несмотря на отчаянное сопротивление Френсис, которая пыталась переубедить членов семьи, ее собственная мать обратилась в полицию, и доктор Хайд попал под следствие.
Не прошло и трех дней, как объявился аптекарь, который заявил, что еще в сентябре продал доктору Хайду цианистый калий в количестве, достаточном, чтобы убить роту солдат, а также немного стрихнина.
Более того, вскоре и доктор Стюарт, которого вызвали в момент эпидемии тифа, признал на допросе, что в ноябре к нему приходил Хайд и взял у него несколько пробирок с культурой брюшного тифа, якобы для опытов, которыми решил заняться.
Тогда следователь получил разрешение на эксгумацию трупов, и обнаружилось, что в теле мистера Суопа содержится достаточно цианистого калия, чтобы его убить, а смерть Мосса Хантона наступила от лошадиной доли стрихнина.
Доктор был арестован в феврале 1910 года, однако жена из своих денег выделила 50 тысяч долларов для залога, и на суд доктор явился не из тюрьмы, а из дома, в который им с Френсис пришлось переселиться, ибо оставшиеся в живых члены семейства не желали терпеть рядом убийцу.
Суд продолжался больше месяца. Обе стороны вызывали десятки свидетелей, но доказать, что именно доктор Хайд отравлял своих пациентов, было нелегко.
Уставшие и запутавшиеся в показаниях и речах адвокатов члены жюри вынесли приговор: виновен, но заслуживает тюремного заключения, а не смерти — сомнения трактовались в пользу обвиняемого.
Жена Хайда всё свое состояние пожертвовала на спасение мужа. Через год состоялся новый суд, потому что в Верховном суде обнаружили некоторые технические неправильности в ведении процесса. Однако и новый суд Хайда не оправдал. Тогда госпожа Хайд вложила еще несколько десятков тысяч долларов — жалобы, пересмотры, новые следствия шли одно за другим, пока в 1917 году Френсис не удалось выцарапать мужа из тюрьмы, на что она истратила всё состояние, добытое ее мужем преступным путем. Лишь на четвертом суде, при весьма сомнительных обстоятельствах, Хайд был наконец оправдан.
И как только это случилось, Френсис подала на развод и больше своего мужа не видела.
И ее родственники не сомневались в том, что она считала своего мужа виновным, но долг жены помогать мужу полагала обязательным.
Совпадения бывают самые дикие, невероятные, вызывающие уверенность в существовании мистических сил, и в то же время они остаются не более как совпадениями. Зная об этом, я всё же постарался просмотреть журналы и сборники, монографии и популярные труды, чтобы отыскать, не отмечено ли в анналах криминалистики какое-нибудь шумное или необычное уголовное дело, отметившее бы рождение знаменитого в будущем Артура Конан Дойла?
Такое совпадение обнаружилось, но убедительно прошу читателей не придавать ему никакого мистического значения.
Речь идет о том, что в тот день, когда госпожа Мэри Дойл родила здорового крупного мальчика, нареченного Артуром, а случилось это в Лондоне 22 мая 1859 года, в городе Сент-Пол, по другую сторону Атлантического океана, начался суд над Анной Билянской, первой и последней женщиной, повешенной в штате Миннесота.
Правда, взять на себя честь разоблачения и поимки этой отравительницы не имел права ни один из сыщиков того времени, потому что заслуга принадлежала только миссис Люсинде Килпатрик.
А теперь по порядку.
Мэри Энн Эвардс Райф была дьявольски хороша собой. В газетах потом писали, что она была высока ростом, стройна, сероглаза. Ее пышные золотые волосы были убраны в большой пучок на затылке. Мужчины сразу попадали под ее тихое обаяние, женщины чувствовали опасность и сторонились ее.
Мэри Энн появилась в столице Миннесоты Сент-Поле летом 1858 года, совершенно неожиданно, покинув, по ее словам, богатый родительский дом в Северной Каролине ради того, чтобы ухаживать за заболевшим Джоном Уокером, ее родным племянником. Тете было тридцать восемь лет, племяннику чуть больше двадцати, он был столяром, имел небольшой домик, где тетя и поселилась, чтобы вести несложное хозяйство молодого человека.
