По сути, то была эпоха экспериментов. Корабельщик мог изменить и усовершенствовать свой корабль. Если он был удачлив, другие следовали его примеру, и появлялся новый тип корабля. Поэтому, по всей вероятности, в то время существовало много классов судов всего по нескольку кораблей в каждом. Но к концу XV столетия из этой массы выделились два главных типа: каравелла и просто парусник. Каравелла (см. рис. 8) была вкладом португальцев в мореплавание, прямым потомком средиземноморских судов с латинским парусом.
В отличие от ранних северных кораблей полной оснастки, ширина которых достигала чуть ли не половины их длины, ширина каравеллы редко бывала больше ее четверти. У нее была лишь одна палуба или даже полпалубы, но, несмотря на относительную хрупкость каравелл, именно на них совершались самые длинные путешествия. На них исследовали побережья Африки. Два из трех кораблей первой экспедиции Колумба были каравеллами. Появившийся позднее корабль, нао, отличался высокой кормой и наличием носового кубрика, или «бака». Во времена Средневековья на кораблях практиковали постройку деревянных укреплений в носовой и кормовой частях, где размещали лучников. Поначалу их делали временными и потом разбирали, но позже они стали неотъемлемой частью корабля, и на караке, большом торговом судне грузоподъемностью тысяча тонн и выше, бак достигал очень больших размеров, семь или восемь палуб в высоту. Примерно в то же время, что и карака, появился военный корабль галеон. В первое время пушки на нем размещались в надстройках, но между 1500-м и 1514 годами их стали размещать ниже палубы, а стрельбу вели через специальные амбразуры. Так и оставалось до тех пор, пока военные парусники не ушли в историю. Галеон был меньше по размеру и более управляем, чем башнеобразная карака. У него исчезли всякие палубные надстройки, и корабль приобрел изящную смелую чистоту обводов (см. рис. 9).
Даже сегодня, несмотря на радиосвязь, находящийся в море корабль — это особый отдельный мир. А в дни великих морских путешествий его изолированность и ощущение общности усиливались малыми размерами судна и ограниченной величиной команды. Ранние корабли редко бывали больше 100 футов{4} в длину, а численность команды колебалась от сорока до пятидесяти человек. Капитан тогда вовсе не был той богоподобной фигурой, наделенной абсолютной властью и авторитетом, какой стал позднее. Члены команды собирались вместе ради наживы, и капитан точно так же не знал, какие встретятся на пути опасности, как любой из них. Дисциплина на таком корабле, месяцами или даже годами бороздившем неизвестные воды в неизученных краях вдали от родных берегов, поддерживалась лишь общим согласием. Когда шторм настиг судно Колумба всего за несколько дней до окончания его первого триумфального плавания и грозил его потопить, адмирал приказал тянуть жребий. Вытянувший его обязан был при благополучном завершении плавания совершить паломничество к святым местам. Колумб и сам принял участие в жеребьевке, и помеченный боб достался ему. Он принес обет и доверился милости Божьей, но, действуя как осторожный мореход, поместил отчет о путешествии в деревянную бочку и бросил ее в море, чтобы она сохранила данные экспедиции, если они погибнут.
Выживание корабля напрямую зависело от согласия в команде, от чувства единения. Каждый член команды мог выполнить практически любую корабельную работу: починить паруса, соорудить руль, приготовить пищу, срастить канаты, даже спаять металлические детали. Постепенно, однако, появились узкие специалисты в морском деле, а именно: боцман, бондарь, конопатчик, стюард (эконом), плотник. Работа конопатчика была жизненно важна, она обеспечивала плотное соединение деревянных частей корабля и препятствовала проникновению воды внутрь. Для водонепроницаемости швов использовали паклю, то есть куски старых распущенных канатов. Их забивали в швы, где они разбухали от воды. Позднее изготовление пакли стало вменяться в обязанность обитателям тюрем и работных домов, но первоначально эту работу выполняли на борту корабля матросы в немногие свободные часы. На боцмане лежала ответственность за управление множеством канатов и парусов, потому что лавирование корабля требовало одновременной и слаженной работы многих рук, так что в конце концов боцман превратился в лицо, отвечающее за дисциплину. Бондарь занимался изготовлением бесчисленных бочек для хранения съестных припасов и воды, а стюард, кроме выполнения обязанностей буфетчика, стал отвечать за обучение молодых матросов-новичков и контроль над ними. У этих мальчиков (юнг) была одна очень важная обязанность: они каждые полчаса переворачивали песочные часы, сопровождая это действие ритуальными возгласами. От внимательности юнги многое зависело, потому что после того, как песочные часы переворачивали, нельзя было понять, вовремя ли это было сделано. Ленивый юнга мог пропустить несколько минут. Но даже очень ответственный мог перевернуть часы позже или раньше, и эта ошибка во времени постоянно накапливалась на протяжении всего плавания.
Условия жизни на корабле были нестерпимыми даже в хорошую погоду. Первым условием комфорта, горячей пищей, приходилось жертвовать, едва погода портилась. Еду готовили на неглубоком металлическом подносе-жаровне. Его наполняли песком и укрепляли двумя или тремя кирпичами, чтобы не ездил, а затем разжигали на нем уголья. В плохую погоду готовить таким способом было невозможно, ведь прежние корабли не резали волны, как нынешние, а скользили по ним, повторяя все колыхания моря. Ни один капитан в здравом уме не позволит разводить открытый огонь на переваливающемся с боку на бок деревянном судне. Еда состояла из продуктов, которые можно было засолить или засушить: говядины или свинины, вымоченных в крепком рассоле (солонины), вяленой или соленой рыбы, сухих гороха и бобов. Основным блюдом было некое подобие тушенки из вышеперечисленных припасов, то есть трапеза, которую можно приготовить быстро и без отходов, притом заглушая дурной привкус старой воды. Вода оставалась постоянной проблемой, потому что ее хранили в дубовых бочках, и через несколько недель пить ее можно было лишь в случае крайней необходимости. Вдобавок приходилось везти большое количество вина или уксуса. Хлеб заменяли оладьи или пресные лепешки, испеченные в золе описанного самодельного очага. Фрукты и овощи кончались спустя несколько дней после выхода в море, неудивительно, что спутником долгих путешествий стала цинга, дававшая самую большую смертность. Неустанный тяжелый труд моряков делал их особенно уязвимыми. Многие часы или даже дни они пребывали на своем посту — высоко на снастях, в борьбе с мокрыми, хлопающими на ветру парусами, откачивая воду, удерживая руль… и все это под аккомпанемент буйной качки. Когда же они сменялись с вахты, не находилось никаких приспособлений для сушки одежды, кроме ветра. Спали они где придется. До начала XVI столетия на кораблях не было иллюминаторов, и поэтому большую часть времени команда проводила на верхней палубе. На некоторых судах были устроены койки, но большинство матросов спали на тюфяках, набитых соломой, и укрывались своей дневной одеждой. Наверное, величайшим подарком, который принесло простым морякам открытие Америки, стал гамак, подвесная кровать, изобретенная бразильскими индейцами. Гамак подвешивали в ограниченных пространствах, где нельзя было устроить постель, и бурное движение корабля он преображал в ритмичное покачивание. Для того чтобы выдерживать такие тяжелые условия, требовалось хорошее питание, и отсутствие его говорит о необычайной выносливости моряков, совершавших удивительные путешествия, открывшие нам мир. Однако какими бы железными они ни были, цинга косила их ужасающе. В экспедиции Магеллана от этой болезни погибли все, за исключением пятнадцати человек. «Корабль мертвецов» — не плод богатого воображения, а реальный ужас, с которым морякам приходилось сталкиваться не столь уж редко. Прошло более двухсот лет, прежде чем научились побеждать этот недуг.
Впрочем, несмотря на подобные условия, корабельщику никогда не приходилось мучиться с набором команды, если речь шла о путешествии в Новый Свет. Моряки встречали старых своих друзей и соседей, которые возвращались домой, бахвалясь богатым платьем, звеня кошельками золота, и рассказывали о лежащем за морями Эльдорадо. Там золотые самородки валяются на земле, как галька, там в достатке рабов, так что европейцу не нужно работать самому. Эта точка зрения настолько закрепилась в мозгах, что первые поселенцы на Карибах предпочитали жить впроголодь, дожидаясь кораблей с провизией из Испании, но не обрабатывать плодородную почву под ногами. Подобные настроения преобладали в течение всех фантастических лет завоевания и ограбления Центральной Америки, когда золото ацтеков и инков лилось, казалось, неиссякаемым потоком. Алчному человеку оставалось лишь записаться в какое-нибудь неудобоваримое путешествие, сойти с корабля на берег, где он наверняка станет принцем из принцев. Какая соблазнительная, кружащая голову приманка для нищего, голодного, но энергичного европейца!
