Много теплых слов говорится в рассказах стариков о своих прежних соседях. Пожалуй, складывались нити дружбы не менее крепкие, чем родственные. Очень часто говорится и об атмосфере доброжелательства, взаимной поддержки, господствовавшей в родной деревне.
Вот как вспоминает о взаимоотношениях людей в родной деревне Анна Прохоровна Новоселова (1917): «В деревнях раньше жили мирно и дружно. Сосед с соседом утром встретятся — "доброе утро" говорят. Были и злые, и жадные, но их как-то и незаметно было. В основном добрые, дружные, открытые люди были. Мужики свои дела решали, бабы свои. Песни, частушки пели чуть не каждый день. Помню, еще малехонькой девчушкой была, а у нас в деревне два мужика были. До чего задиристые, да ругачливые, да все назло соседям… Так крупно поссорились они из-за чего-то, но люди их пристыдили. Мол, нельзя же задирать постоянно, устали уж от ваших выкрутасов. Так один из них на примирение пошел — частушки забавные сочинил и под окном своего соседа спел под гармошку. Тому потом пришлось таким же макаром сделать. Так вот и помирились. У нас в деревне гармонист был дядя Тима, весельчак такой, особенно подопьет когда, так его и не остановишь. А весной река разольется, девки с парнями на лодках катались… А раздавались песни как, аж душа радовалась!»
Двадцатые годы нашего века в этом смысле были тесно связаны с обычаями деревенской жизни России дореволюционной. Эту пуповину перерезал только 1930-й, начавший полное уничтожение всей крестьянской цивилизации России. Двадцатые же годы были еще патриархальные. Жизнь была более спокойной и слаженной, меньше было неожиданностей, стрессов, страхов. Все вокруг было привычным, знакомым и двигалось по заверенному века назад кругу. Тепла для души каждого отдельного человека внутри этого хорошо обжитого мира было больше.
«До колхозной жизни самые важные черты у человека были: твердость характера, честность, дружелюбность, добрососедство. Сплетников и болтунов не любили, осуждали. Презирали воров, доходило вплоть до убийства миром. Вообще народ был дружелюбен» (А.И. Семенова, 1908).
А В. А. Ведерникова (1925) считает даже так: «Важной чертой моей семьи и других было гостеприимство. Простота, доброта, правдивость, большая сила воли в преодолении трудностей — вот что характеризовало наших селян в те годы. Почти все в селе носили одну фамилию, всех объединяло родство, ближнее или дальнее. Люди были внимательны друг к другу в селе и к тем, кто оказывался в наших краях. Запоздавший путник находил приют в любом доме. И малышу, оказавшемуся вдруг без родителей, помогали. Так, в ближней деревне Верхнее Брагино мальчик Коля оказался сиротой. Когда он был маленький, часто из своей деревни приходил в Мокино, заходил в любой дом, ночевал. Накормленный и одетый потеплее уходил в свою деревню, где еще оставалась его родня. Таким же образом осталась у моих родных жить до конца своих дней пришедшая в село старушка Анисья».
Русская деревня как тип поселения людей, как форма их общности, как культурное целое — безусловно, явление уникальное в русской истории и культуре.
ДОМ, ДВОР И УСАДЬБА
Если деревня — это сельский мир, то ячейка его — отдельное хозяйство. И каждое хозяйство — это тоже очень сложный живой организм, развивающийся по своим законам и правилам. Давайте взглянем на него вначале снаружи. Оказывается, крестьянский дом полон для нас сегодня различными тайнами и загадками, притягивающими неизъяснимо. Вспоминает Т.С. Ситчихина (1917): «Дома в нашей деревне в 20-е годы были в основном с двумя окнами на улицу, 3-е окно выходило на двор. В 30-е годы некоторые построили новые дома, более высокие, большего размера. В избе на правой стороне стояла печь, от нее к окну шла дощатая заборка (перегородка из досок). Это место за перегородкой называли середа. Тут стояла вдоль стены толстая лавка, на которой стряпали. Повыше — полка длинная для посуды. Выше окна — небольшие полати. Печи в основном были битые из глины. Для входа на кухню было пространство между печью и стеной. Тут находился умывальник, обувь, вешалась одежда. У стены от порога и до стола, который стоял в переднем углу, стояла толстая лавка. В избе были полати, на которых спали.
Дворы у всех были крытые жердями. У нас было 2 конюшни для лошадей. Одна была для новорожденного жеребенка. В конюшне ясли, в которые с повети спускали корм — сено. Поветь находилась над конюшнями и продолжалась до ворот. На другой стороне двора — хлевы для коровы, овец, свиней. Над хлевами опять поветь, где хранилась солома. Между хлевами и конюшней было большое пространство на дворе. Через него был ход на огород, где находились баня, колодец. Было место и для погреба, в котором хранили летом молоко, квас. Там был лед. На огороде была выкопана глубокая яма, в которой хранились овощи: репа, брюква, морковь. Она была утеплена, так что зимой ничего не замерзало. У каждого была клеть».
Смотрите, сколько незнакомых названий! Из нашего языка не просто выпали слова — клеть, середа, голбец и тысячи других… Из нашей культуры выпал тот образ жизни, в котором они были нужны. А между тем крестьянский дом был отлично приспособлен для жизни человека. Не случайно Василий Белов сравнил его с непотопляемой подводной лодкой, которой были нипочем самые тяжкие испытания.
На Вятке дом обычно делился на две половины: зимнюю и летнюю. Они разделялись коридором, который вел в клеть, где хранились все припасы семьи. Никакой мебели в современном понимании этого слова в доме не было. Стоял, чаще всего, большой самодельный стол, вокруг стен — широкие скамейки, приделанные к стене неплотно, и несколько табуреток. Все было некрашено: пол, стол, скамейки хорошо промывались с речным песком и имели приятный желтоватый цвет. Дети спали на полатях, старики чаще на печи, взрослые на скамейках, на полу, позднее — на кровати. В красном углу, под иконами, бросались в глаза ярко вышитые красивые полотенца — рушники. Это дело рук заневестившихся дочерей. От них в углу было веселее.
Печь стояла посреди избы. Нередко крестьянский дом состоял из двух, трех изб под одной крышей. Задняя изба и была кухней. Около печи — шкаф с посудой, сзади умывальник, а от печи через всю избу сделаны полати, где спали вповалку все дети. Нередко с другой половины печки делались вторые, маленькие полати, где хранили лук, чеснок или спал кто-то из стариков. Сундуки с одеждой на всю семью стояли в клети. Там было холодно и одежда хорошо сохранялась. На Вятке делали в XIX веке сундуки веселые, расписные. У хозяев побогаче и сундуки были мощнее — нередко не просто деревянные — с железными уголками, накладками, замками. В ряде деревень в избах стояли отдельно — мужские, отдельно — женские лавки.
Горница (передняя изба) была чистая, уютная. Уже ближе к нашим дням на пол стелились самотканые половики (из старых тряпок), стояли комод, горка (для посуды у богатых хозяев, тянувшихся к городской жизни). Стены обоями стали обклеиваться очень поздно, во многих случаях уже после войны. Помнят еще вятские старожилы избу-дымницу (на севере в Подосиновском районе такие избы были еще в 20-е годы), где печь была по-черному, то есть дым выходил в дверь. Такую избу там называли дымницей. Деревянного пола в ней не было (пол был земляной). Окна были маленькие и их было немного: затягивались они пучиной. «Скотину зарежем, пучинные окошки сделаем», — вспоминает жительница такой избы. «В окольницах у нас вместо стекла была овечья брюшина вставлена. Овец резали, так ее выдирали. Ее и вставляли вместо стекол», — припоминает другая крестьянка. Освещались обычно избы лучиной, керосиновые лампы — уже на памяти многих стариков. Позади дома была ограда со скотным двором для овец, коров, лошадей. Там же стоял сеновал. Летом дети спали в чулане или на сеновале на соломенных матрасах без простыней, укрываясь тулупами или шубами.
У Прасковьи Евдокимовны Пенкиной (1909) из Арбажского района, судя по всему, деревня была богаче, чем северные поселения: «Расположенье, так вроде одинаково у всех: изба, клеть, за клетью промежуток, затем двор, хлев теплый. Так у нас под одной крышей 2 связки. Во второй связке — тоже изба, клеть, промежуток, конюшня для лошадей, теплый хлев для коров, свиней. Только колодезь был за оградой».
На усадьбе располагался, чаще всего сразу за хлевами, — огород. На самом конце огорода обычно был ток, где веяли зерно. Молотили иногда тоже тут — вручную, цепами. Размеры крестьянских усадеб были очень разные, но уже при колхозном строе — больше 30–50 соток ни у кого земли не было.
Машин до 30-х годов в деревне не было, не было и вечно грязной разбитой дороги у домов. Земля была зеленая, с чистой травой. Перед многими домами стояли скамейки, где вечерами собирались люди. Обсуждали дневные дела, пели. Молодые даже плясали.
Хвойных деревьев в деревнях не оставляли и не садили. Около церкви порой росли большие березы или тополя. Около домов, в основном, садили черемуху, рябину, калину.
