Но и то немногое, что Кац отмечает, приводит его к выводу на примере Франции: в процессе секуляризации "в глубоком расколе французского общества евреи и масоны четко и очевидно оказались на одной стороне — в секулярном лагере… Враждебность против евреев в социальном и политическом плане смешивалась со старыми теологическими протестами в христианской традиции, преобладающей в католической Франции по отношению к еврейским надеждам на мировое господство в мессианской эре… Когда число евреев в ложах увеличилось и стадо ясно, что многие из них получили ключевые функции, произошло в некоторой степени наложение обеих групп. Требовалось лишь небольшое умственное усилие, чтобы соединить их — учитывая их социальную близость, вызванную не случайными обстоятельствами, а ставшую выражением их исторического и идеологического подобия" [41].
Как мы видим, еврейский исследователь подтверждает общность социальных, политических и идеологических целей еврейства и масонства. Он прямо связывает проблему эмансипации евреев с необходимостью целенаправленной дехристианизации как общества, так и самого масонства (его освобождения от остатков христианской символики); с этой целью "евреи вели свою битву, внутри масонства всеми средствами убеждения, бывшими в их власти" [42]. Только Кац не называет это «заговором», считая подобную борьбу за дехристианизацию мира "не подрывом существующего порядка" [43], а развитием "прогресса"…
Он даже наивно полагает, что Церковь выступала против масонства лишь из боязни "соперника, который намеревался достичь той же духовной цели другими средствами [44]. То есть Кац странным образом не понимает, что в глазах христиан и «консерваторов» эта «прогрессивная» борьба еврейства и масонства выглядела именно заговором с прямо противоположной духовной целью.
Итак, теория о "жидо-масонском заговоре" имела в Западной Европе широкое хождение уже в XIX веке. И для этого — как ни называть этот союз и как к нему ни относиться — имелись основания. Они-то и оказались отражены, по-видимому, в художественной форме — и в так называемых "Протоколах сионских мудрецов" (в том, что это никакие не «протоколы», сегодня трудно сомневаться [45]), и в романе «Конигсби» (1844) будущего британского премьера Б. Дизраэли, о котором X. Арендт пишет:
"…Он рисует фантастическую картину, где еврейские деньги возводят на престол и свергают монархов, создают и разрушают империи, управляют международной дипломатией… Основанием для этих фантазий было существование хорошо налаженной банковской сети. Она и послужила Дизраэли прообразом тайного еврейского общества, правящего миром. Хорошо известно, что вера в еврейский заговор была одним из главных сюжетов антисемитской публицистики. Весьма многозначительно выглядит то, что Дизраэли, руководимый прямо противоположными мотивами, и в те времена, когда никто еще и не помышлял о тайных обществах, нарисовал в своем воображении такую же картину" [46].
Мнение исследовательницы, что в те времена "никто не помышлял о тайных обществах", конечно, не соответствует истине (масонские источники отмечают" что и Дизраэли был масоном). Но это не обесценивает ее процитированного вклада в анализ рассматриваемой теории заговора. "Вот еще характерный пассаж из Дизраэли: …страшная революция, на пороге которой стоит Германия, готовится под покровительством евреев; во главе коммунистов и социалистов стоят евреи. Народ Бога ведет дела с атеистами; самые искусные накопители богатства вступают в союз с коммунистами: особая и избранная раса обменивается рукопожатиями с самым низменным плебсом Европы. И все потому, что они хотят разрушить неблагодарный христианский мир, который обязан евреям всем, включая его имя, и чью тиранию евреи не намерены больше терпеть". В воображении Дизраэли мир превращался в еврейский мир, — пишет X. Арендт и замечает: — Все, что говорил позднее о евреях Гитлер, содержится в этих фантазиях" [47].
То есть "Протоколы сионских мудрецов" не были "программой жидо-масонского заговора", по которой развивался мир. Здесь была обратная причинность: мир в XIX веке находился в похожем состоянии, которое и отразили в духе своеобразной антиутопии как «Протоколы», так и роман Дизраэли. (И в собирательном образе "Большого Брата" у Орвелла можно видеть отражение масонского термина.) Поэтому вера в истинность «Протоколов» живет не смотря ни на какие доказательства их неаутентичности как документа.
Бессмысленно сводить дискуссию к утверждению или опровержению подлинности «Протоколов»; важно понять исторические реалии, которые послужили прообразом для этих текстов. А их совпадения с реальностью только этим не ограничивались. Как раз дальше самое главное только и начинается, имея уже непосредственное отношение к появлению русской эмиграции…
* * *
Первая мировая война и ее результаты дали еще большую пищу для страхов перед "жидо-масонским заговором", и уже не только правому лагерю, но и широким слоям западного общества. Проблема занимала всех, правые круги лишь не стеснялись говорить об этом вслух. Трудно сказать, насколько масонство в еврейство «управляли» событиями: катаклизмы такого масштаба никогда не происходят точно по плану. Войны и революции не организуются на голом месте; они возможны лишь при наличии существенных причин. Но, имея достаточные средства влияния, эти причины можно устранять или обострять.
Так, масоны верно нащупали "спусковой механизм" войны: противоречия между Россией и центральными державами (Германией и Австро-Венгрией) в отношении к балканским славянам. В суде над убийцами в Сараево наследника австро-венгерского престола выявилось, что масоны дали для этого оружие и согласовали дату покушения [48]. Но этот акт, развязавший войну, был бы бесполезен, если бы не было многих других обстоятельств.
Нужно сразу признать: никто не виноват в российской катастрофе больше нас самих. Мы не рассмотрели опасностей, не противостояли им, дали себя соблазнить на гибельные пути. "Попустил Господь по грехам нашим", — так говорили наши предки даже после нашествия татар. Но позволительно разобраться и в том, кто и как в очередной раз воспользовался нашими грехами.
В анализе любых явлений следует различать второстепенные и главные факторы. Поэтому, нисколько не забывая, что существуют разные евреи и разные масоны, к таким определяющим факторам в Первой мировой войне можно отнести именно поведение верхов, тех и других, — хотя бы потому, что они оказались в числе победителей и большую долю ответственности за происшедшее, несомненно, несут. Приведем лишь факты, имеющие отношение к России.
Считается, что к началу XX века масонских лож в России не было. Их весьма успешное проникновение через «окно», прорубленное Петром I, было пресечено в 1822 г. Александром I. С тех пор масонство в России было запрещено (особенно после восстания декабристов, созревшего в масонских ложах), и в XIX веке известны лишь отдельные вступления русских в заграничные ложи (например, масоном был член 1-го Интернационала Бакунин [49]). В отличие от своих западноевропейских родственников российские монархи более строго относились к христианскому смыслу царского служения, да и призвание православной России ощущалось ими на ином пути.
Однако в то же время, как отмечает П. Шевалье, "за Исключением российского самодержавия, масонство могло себя поздравить с признанием и принятием на всей планете. Даже католические страны южной Европы — Португалия, Испания, Италия, — где преследования не пощадили орден… в 1914 г. увидели расцвет Великого Востока и Высшего Совета". Понятно, что "белое пятно" России на масонской карте мира не могло не привлечь внимания зарубежных масонов. А их активность как раз в эту эпоху была поразительна — особенно это характерно для французского атеистического масонства, с которым было связано русское: "после революции 1905 г. масонство смогло привить ложи и на русской земле… [50]. Причем имеется свидетельство [51] одного из воссоздателей масонства, что основные его очаги в России восходят к Великому Востоку и к тому самому гроссмейстеру Лаферу, который объявил в 1904 г. целью масонства "крушение всех догм и всех Церквей".
