руссы соединились с новгородскими и киевскими славянами, в северной стране жил народ, Рос называемый; 2) что посланные от начальника сего народа приходили в Константинополь из северной страны; что земли, населенные варварами, которым на мучение император Феофил не хотел отдать сих посланных при возвращении их, должны были лежать близ севера нашего полукружия, потому что путь, избранный ими для возвращения в свое отечество через всю немецкую землю, доказывает, что он лежал в какой-нибудь стороне, лежащей к северу от Германии и, следовательно, по ту сторону Балтийского моря; 3) что народ, к которому принадлежали руссы, должен быть один из северных народов, потому что их почитали шведами, взяв, может быть, наименование сие за общее имя, соответствующее имени норманнов, или что гораздо достовернее, основываясь только на том, что по приметам они говорили языком, весьма сходным с шведским, и что можно было от них самих узнать о пришествии их из северной страны и о желании туда опять возвратиться: а сие и заставляло думать, будто бы они хотели чужим именем назваться, называя свой народ Россом, хотя шведы никогда сим именем не назывались.
Возможный портрет Фридриха Генриха Штрубе де Пирмонта (1704–1790) — российского учёного немецкого происхождения, члена Санкт-Петербургской Академии Наук.
Фридрих де Пирмонт — один из авторов норманской теории. Он занимался вопросом о происхождении руссов, результатом чего был его труд: «Dissertation sur les anciens Russes» (S.-Petersb., 1785), который был переведён Львом Павловским и издан под заглавием «Рассуждение о древних россиянах» (СПб., 1791 г.). По оценкам историков, этот труд является наиболее ценным из всего научного наследия де Пирмонта; этим трудом впоследствии пользовались многие русские историки
Историки греческие, писавшие о древних россиянах спустя некоторое время после соединения их со славянами, которые и имя их приняли, имевши случай весьма коротко их знать по причине войны, которой сей народ шел против константинопольских императоров; по причине пленников, отведенных в сей город, и по причине принятого путешествия великой княгини Ольги с некоторыми ее сродственниками в царствование премудрого государя Константина Порфирородного (Багрянородного), которые и сам оставил нам некоторые слова их языка, — заслуживают неоспоримо великое внимание.
К сему объяснению надо еще присовокупить, что те же самые писатели говорили о народе, о котором мы говорим, явно отличая его от славян, с которыми он соединился, в именах, языке и нравах.
А есть ли ко всем сим доказательствам мы присоединим еще свидетельства самого древнейшего нашего летописца, которого на верность не можем не положиться, когда он ее почерпнул из чистых источников, говоря, что 1) руссы [русь] составляли один из тех народов, которых славяне называли варягами; 2) что около половины девятого столетия славяне новгородские вместе с некоторыми своими соседями отправили послов за море для избрания себе начальников между сими российскими варягами, и призвания их поселиться на их землях; 3) что после сего избрания оные начальники пришли туда с своим семейством и со всеми руссами; 4) что сие соединение было причиною, по которой назвали славян руссами, а прежде сим именем они не назывались, — то и явствует из прежде означенного мною происшествия, что россы-варяги особенно существовали.
Но поскольку древние писатели нам не дали довольного понятия о смысле, в каком они понимали слово варяг, а сие опущение принудило многих наших ученых делать на сие мнимые догадки и прибавления, то я и рассудил за нужное при сем случае нечто прибавить и приметить: 1) что греческие и скандинавские писатели нам дали знать, будто в древние времена из северных стран в Греческую империю приходило много военных людей, которые там вступали в работу и были употребляемы смотря по их роду и способностям; 2) что в отечестве их приписывали сим военным людям титло верингиара или ландварнара, что соответствует имени сторожа или хранителя государства; 3) что наименование варянги или варяги, которое греки и славяне им дали, поскольку оно ни греческое, ни славянское, то и могло произойти только от наречия сих военных людей, или от наречия северных народов, и что совершенное и чувствительное сходство сих титлов с титлом верингиаров само собою доказывает, что помянутые норманны сохранили его везде, где бы в службе ни находились; 4) таким образом уже известно, что греки и славяне прилагательное варяги приписывали только северным народам, куда военные люди, о которых здесь говорим, подлинно пришли; 5) пускай, наконец, иностранцы, писавшие о сем, называют их датчанами и англичанами, однако нет сомнения, что между ними заключались шведы и россияне, и что по сей только причине и наш летописец положил их также в числе варяжских народов.
Одно наименование варяг, которое наши летописцы дают древним руссам, и которое приличествует только северным народам, от которых произошли помянутые военные люди, известные под сим названием, довольно было бы, чтобы утвердить нас в истинном начале сего народа.
Теперь если сообразить слова Риси или Рисс (также Риса или Рисаландия), которые приводят скандинавские писатели, и положение сей страны в соседстве новгородского владения, которое причиною было соединения риссов со славянами; выгоду, каковую сии последние получили от соединения с народом военным и утесняемым теми же неприятелями, которые в девятом столетии принуждали сих славян платить себе дань, — дабы тем удачнее могли противиться сим врагам, коих хотя и прогнали за море, однако опасались их возвращения и наглости; удаление риссов в северные страны, где они были еще в 839 году, чего нет основательнее той причины, что они оставили древние свои жилища, и составили другой народ, что историки подтвердили молчанием о причинах сего происшествия и неправдоподобием других каких-либо сего причин; ежели, говорю, сообразить все сии наблюдения с тем, что самые древние наши летописцы говорят ясно о особенном существовании руссов, о пришествии их со своими начальниками с той стороны моря, о поселения их в новгородских и киевских пределах, и о основании нового российского владения в киевских пределах, все сие удобно может нас убедить в том, что сии варяги были те же, что и рисы, вышедшие из приморских Рисаландии пределов, и что мы должны первое и точное их жилище положить сей земле.
Молчание же самых древних наших летописцев обо всем том, что могло пролить некоторый свет относительно истории древних россиян, доказывает, что сии писатели или хотели ограничить себя, описывая только происшествия, случившиеся после соединения сего народа
