И. Р. Апанасенко, фотография 1937 года
А что же чеченцы? Привыкшие к слабости советских властей, первоначально они готовились к упорному сопротивлению. Особенно жители Зумсоя — родного аула ближайшего сподвижника Гоцинского Атаби Шамилева. Цена на патроны возросла на 50 %[604].
Как и их сегодняшние потомки, тогдашние бандиты рассчитывали на помощь мирового сообщества. По Чечне распространялись слухи, будто западные державы объявили СССР войну, что английские войска уже взяли Москву[605]. Тем сильнее было потрясение чеченцев, когда на их территорию вступили многочисленные войсковые колонны, к тому же вооружённые артиллерией и сопровождаемые авиацией.
Оценив движущуюся на них силу, главари бандитов попытались, говоря языком современных телекомментаторов, «инициировать процесс переговоров».
К Апанасенко явились представители двух из 10 тейпов аула Зумсой, предложившие ему свои услуги по ограждению войск от обстрела с гор. Однако, в отличие от нынешних генералов, комдив в переговоры вступать не стал, заявив, что Красная Армия в охране не нуждается и что в случае обстрела за это ответит всё население
Вместе с тем, когда к нему явилась делегация от находившихся во враждебных отношениях с жителями Зумсоя бугуроевцев, Иосиф Родионович выказал тонкое понимание местных реалий. Благосклонно выслушав рассказ о том, как зумсоевцы хотели устроить засаду против его колонны на их территории, а они, бугуроевцы, этого не позволили, Апанасенко согласился принять их услуги в качестве проводников. Более того, бугуроевцы были демонстративно освобождены от разоружения, ожидавшего все другие чеченские тейпы[606].
Подойдя к Зумсою 27 августа, Апанасенко потребовал сдать 800 винтовок, 200 револьверов, выдать бандитов и главаря Атаби Шамилева. Поначалу население аула отказалось, ссылаясь на то, что Атаби выехал из аула, со всем своим родом и их приверженцами, увёз и оружие. В ответ на Зумсоевские хутора было сброшено 12 пудов бомб. На следующий день Зумсой был обстрелян артиллерией и вновь подвергнут бомбардировке с воздуха. Одновременно с обстрелом сапёрами были взорваны дома рода Атаби, его самого и всех, с ним ушедших. Эти строгие, но справедливые меры вызвали перелом в настроении населения: о сопротивлении, даже пассивном, никто уже не думал, жители аула начали сдавать оружие[607].
По той же технологии и столь же успешно действовали и другие войсковые группы. В начале операции все зачищаемые аулы оказывали пассивно-враждебное отношение и приступали к сдаче оружия лишь после артиллерийского и пулемётного обстрела[608], затем участились случаи добровольной сдачи оружия.
Интересно отметить, что «При разоружении с. Веной дагестанцы пограничных аулов высыпали на окрестные горы, показывали чеченам оружие и кричали: „Теперь вы не будете нас грабить“, некоторые свидетели добавляют, что во время артиллерийского обстрела Беноя дагестанцы танцевали»[609].
Всего из 242 разоружённых аулов 101 был подвергнут ружейно-пулемётному и артиллерийскому обстрелу, а 16 из них — ещё и бомбардировке с воздуха, кроме того, было взорвано 119 бандитских домов. Однако столь жёсткие, на первый взгляд, меры привели к весьма небольшим потерям среди населения — в результате обстрелов погибло 6 человек и 30 было ранено. Ещё 12 бандитов было убито и 5 ранено в перестрелках[610]. Потери же Красной Армии составили 5 убитых и 8 раненых красноармейцев, а также 10 сорвавшихся в пропасть лошадей[611].
Удалось добиться и поимки бандитских главарей. После того, как население отказалось выдать Гоцинского, аулы Химой, Хакмадой и Хуландой, возле которых он скрывался, были дважды подвергнуты бомбардировке с воздуха, 3 и 4 сентября[612]. Вслед за тем из аулов всего района было взято 40 заложников[613]. Результат не замедлил проявиться: 5 сентября Гоцинский сдался бойцам 82-го стрелкового полка[614], а 7 сентября его примеру последовал и Атаби Шамилев[615].
В результате все задачи операции оказались успешно решены. У населения Чеченской области было изъято 25 299 винтовок, 4319 револьверов, 75 556 винтовочных и 1678 револьверных патронов, а также пулемёт «Льюис». Кроме того, изъят аппарат «Морзе» и один телефонный аппарат. Были захвачены все без исключения сколько-нибудь крупные бандитские главари, а всего арестовано 309 бандитов, из которых 105 (в том числе имам Гоцинский) — расстреляны по приговору тройки полпредства ОГПУ Северо-Кавказского края[616]. Следует отметить, что сегодня все эти убийцы и грабители автоматически реабилитированы — как приговорённые внесудебными органами — и считаются безвинными жертвами «сталинских репрессий».
Произведённая зачистка оказала шокирующее воздействие на обнаглевших от безнаказанности горцев. По Чечне распространились панические слухи, особенный ужас у её обитателей вызывало то, что Советская власть якобы намерена восстановить казаков в прежних правах, вернуть им земли и аулы[617].
Как сообщалось в оперативно-разведывательном отчёте о состоянии и борьбе с бандитизмом в СКВО от 4 декабря 1925 года:
«В Чеченской автономной области после проведённой операции по изъятию оружия замечается полное затишье в отношении бандитизма и одновременно до сих пор продолжается добровольная явка бандитов и сдача оружия»[618]. И действительно, после окончания операции были сдано 447 винтовок, 27 револьверов, 1 орудие, 4 пулемёта, добровольно явилось 565 бандитов[619].
Русское же население окрестных районов, напротив, с энтузиазмом восприняло происходящее. Как отмечалось в сводках СКВО, многие казаки, выкопав спрятанное оружие, добровольно присоединялись к красноармейским кордонам, чтобы помочь блокировать Чечню и не дать бандитам уйти[620].
Не ушли от возмездия и высокопоставленные чеченские функционеры, активно использовавшие своё служебное положение для покровительства своим родичам-бандитам. «Тов. Энеев (секретарь Чеченского Оргбюро РКП(б). — И. П.) сам в отношении одного из представителей ЧечЦИК'а во второй группе Акуева сказал, что он во-первых „хочароевец“ (название тайпа, рода), во-вторых чеченец и лишь в третьих — коммунист»[621].
17 сентября 1925 года Политбюро ЦК РКП(б) приняло постановление «О Чечне, Ингушетии и Дагестане»:
«а) Распространить операцию разоружения и на Ингушетию, возложив проведение этой операции на войска ОГПУ и Военного Ведомства, на тех же основах, на каких она была проведена в Чечне.
б) Поручить т. Калинину вызвать в Москву членов ЦИК СССР и ЧЕЧЦИКа, принимавших участие в антисоветском движении, и принять соответствующие меры.
в) Предоставить ОГПУ право разрешения вопроса о применении высшей меры наказания, по соглашению с местными органами»[622].
24 сентября 1925 года Политбюро ЦК РКП(б) приняло постановление «О Чечне и Северной Осетии», в котором, в частности, говорилось:
«Не возражать против ареста четырёх членов Чечцика, поручив Президиуму ЦИК СССР предварительно оформить лишение полномочий члена ЦИК СССР Шарыпова, и Чечцику — лишение полномочий четырёх членов Чечцика»[623].
Однако успешные результаты операции 1925 года не были закреплены дальнейшей политикой советских властей. Проводившие зачистку военные поневоле вынуждены были отбросить тогдашние идеологические догмы. К примеру, хранящийся в архиве черновик отчёта об операции[624] носит на себе следы весьма показательной правки: несколько длинных абзацев с рассуждениями о классовой борьбе перечеркнуты, а рядом на полях написана резолюция: «никакой классовой борьбы в Чечне не было, а был бандитизм».
На ключевых постах в руководстве страны всё ещё оставались русофобы — Зиновьев, Каменев, Бухарин и т. д. Продолжалась политика борьбы с «великорусским шовинизмом». Малая советская энциклопедия поливала грязью Хмельницкого, Минина и Пожарского, но зато с восторженным придыханием расписывала «подвиги» Шамиля: «Шамиль проявил себя талантливейшим организатором, агитатором и военачальником и пользовался огромнейшим авторитетом в массах. Деятельность Шамиля представляет непрерывную цепь проявлений величайшего личного геройства, соединённого с продуманным руководством массовой борьбой»[625].
Казаки по-прежнему оставались лишёнными прав — постановление ЦИК СССР о «реабилитации» казачества было принято лишь в апреле 1936 года. В то же время национальным автономиям давались всё новые и новые поблажки.
