Что непосредственно касается правительственной помощи русским пленным, то бесспорно, что критики царского режима правы. Лишь осенью 1916 года пришел первый продовольственный «подарок» от императрицы. В посылки входило по четыре черствые ржаные галеты на человека. Качество галет было столь низким, что их можно было есть только после двух суток вымачивания в воде. Французы обменивали у своих русских товарищей галеты, чтобы иметь очередной сувенир на память о плене. Бесспорно, что такая «помощь» лишь усугубляла разницу в отношении к своим гражданам со стороны России и союзных государств, солдаты которой щедро снабжались своими правительствами. Галеты присылались вплоть до Февральской революции, получив прозвание «Сухари Александры Федоровны».[266]
Конечно, одними галетами дело не ограничилось. Однако ресурсы для посылки пленным стали изыскиваться в обстановке нараставшего продовольственного кризиса, и потому даже императрица немногое могла сделать. Например, 19 декабря 1916 года Комитет по оказанию помощи русским военнопленным, находящимся во вражеских странах, наметил в плане своей деятельности ежемесячную отправку полутысячи пудов сахара пленным, так как их кормили все хуже и хуже. Комитет просил Особое совещание по продовольственному делу, в руках которого сконцентрировалось все продовольственное дело в империи, указать, «когда, где и по какой цене за пуд Комитет будет иметь возможность ежемесячно получать просимое вышеозначенное количество пудов сахара-рафинада». Лишь 18 января от исполняющего обязанности министра земледелия, гофмейстера А. А. Риттиха, как председателя Особого совещания по продовольственному делу, последовал ответ, где указывалось, что отпуск пятисот пудов сахара ежемесячно невозможен, так как запасов нет. В виде исключения Комитет может получить один вагон сахара единовременно, но затем сахар не будет отпускаться до ноября 1917 года.[267] Таким образом, помощь в продовольствовании военнопленных была невозможна по объективным причинам. Бесспорно, сахара в России не хватало вообще. Однако сам ответ весьма характерен: один вагон сахара в год. Много ли помощи ожидали военнопленные в такой ситуации?
Надо отметить, что в своей политике помощи военнопленным власти были скованы антиправительственной пропагандой. Так, в начале 1917 года стало известно о намерении императрицы ассигновать 4,5–5 млн руб. на покупку хлеба для пересылки его русским военнопленным. Зимой 1916–1917 гг. ситуация с питанием русских пленных резко ухудшилась, следствием чего стало увеличение смертности в лагерях, так что эта мера, справедливо принимаемая как экстренная (отсюда и столь существенная сумма), была верной. Однако оппозиционная печать, служившая рупором для рвавшейся к власти либеральной буржуазии, не замедлила дать очередную клевету. В этот момент немцы якобы опубликовали официальное сообщение о воспрещении подачи продуктовых посылок для пленных, хотя пленные всегда получали продукты через Международный Красный Крест. В итоге по столице, тут же перекидываясь в провинцию, поползли слухи о том, что уже закупленные Комитетом помощи военнопленным восемьсот тысяч пудов хлеба «являются худо замаскированным средством помочь германской армии и питать ее русским хлебом». То есть «изменой» со стороны Александры Федоровны. В либеральной печати полагали, что премьер-министр князь Н. Д. Голицын — заведующий Комитетом Н. Д. Голицын стал последним председателем Совета министров, заняв этот пост 27 декабря 1916 года, — должен «уберечь» императрицу от такого шага.[268]
Интересно, что немного раньше внутри страны проходила мысль о сборе «какого-то миллиона рублей» для того, чтобы переправить своим пленным продовольствие. Но это была инициатива Земгора, и потому сбор денег воспринимался положительно. Когда же аналогичные меры пыталась предпринять императрица, то ее обвинили в измене. Правомерен вопрос: так кто же затягивал дело помощи военнопленным? Не лучше было бы отлынивавшим от окопов земгусарам отказаться от пиршеств в ресторанах (только здесь законным порядком подавали спиртное) и пересылать сэкономленные яства русским пленным?
Почему-то иные «радетели», обвиняющие царский режим в том, что он «бросил на произвол судьбы» своих военнопленных, в отличие от союзников не приводят таких документов. Как можно было пересылать продовольственные посылки пленным, если оппозиция тут же истолковывала такой благотворительный и милосердный акт как «измену»? Буржуазия в своем стремлении добиться власти не брезговала ничем, спекулируя абсолютно на всем. А потом буржуа сами же в своей печати, обвиняя власти в бессердечии и отсутствии милосердия, писали о том, что голодающим русским военнопленным посылаются только иконки. Беззастенчивый цинизм и самая подлая ложь — эти средства были острейшим оружием в руках либеральной оппозиции в течение всей войны в борьбе за власть.
После Февральской революции, преподносимой, разумеется, в качестве «народной», ситуация не изменилась. Да и неудивительно: буржуазия «отыграла карту» и не намеревалась оказывать помощь. Впервые правовая и дипломатическая защита для русских военнопленных была предоставлена лишь советской властью. Бесспорно, что большевики рассчитывали перетянуть всех русских пленных на свою сторону, однако царская власть не была способна даже и на такое. С мая по ноябрь 1918 года в Германию было отправлено 107 вагонов с продовольствием для пленных; в Австро-Венгрию — 51. Также перечислялись деньги для закупки продовольствия на иностранных рынках. Но это происходило уже после выхода России из Первой мировой войны.
Таким образом, продовольствование русских пленных солдат в годы Первой мировой войны было чрезвычайно скудным и недостаточным. Если в Российской империи неприятельские военнопленные получали достаточно высокий продовольственный паек, то русские пленные уже с начала 1915 года недоедали, а затем и голодали. К 1917 году их положение резко ухудшилось. Однако действие международных норм военного права, худо-бедно соблюдавшегося воюющими сторонами, не привело к громадной смертности пленных.
Минимальный паек позволил сохранить жизни большинства плененных воинов. Мировая схватка еще не успела приобрести характер бескомпромиссной борьбы не на жизнь, а на смерть, как двадцатью годами спустя. Так, если в период Первой мировой войны в плену умерли 8,3 % русских пленных (в русском плену — 2,5 % пленных противника), то в период Второй мировой войны, по немецким же данным, в плену погибли 57,7 % советских пленных (около 3 300 000 чел. из 5 700 000 пленных красноармейцев). В советском плену из 3 155 000 немецких пленных погибли 37,5 % пленных немцев (1 185 000 чел.); из 232 000 солдат союзников в немецком плену погибли всего 8348 (3,5 %).[269]
Все познается в сравнении. Как видим, в австро-германском плену русских военнопленных погибло в четыре раза больше, нежели неприятельских солдат в русском плену. Погибло больше и военнослужащих союзных держав Антанты. В своей работе по военной статистике, подводя итоги расчетов смертности солдат всех воюющих стран в плену, Б. Ц. Урланис пишет: «Обращает на себя внимание тот факт, что почти три четверти всех умерших в плену были солдаты стран антигерманского блока. Этот факт объясняется тяжелыми условиями жизни военнопленных в Германии и Австрии».[270] Главнейшим из этих условий явилась продовольственная ситуация в Центральных державах.
Преждевременный выход России из войны не сразу изменил положение русских военнопленных. После Октября, когда большевистским правительством было заключено перемирие на фронте, и особенно после Брестского мирного договора 3 марта 1918 года бывших пленных отправляли в Россию партиями через нейтральные страны. Однако первыми отправились на родину раненые, больные, инвалиды. Здоровые солдаты еще оставались в плену.
После Брестского мира немцы продолжали удерживать в своих руках массу русских военнопленных. То же самое делали и союзники после капитуляции Германии. Суть проблемы в том, что каждый надеялся, что победителя не будут судить. Казалось, что Россия уже вышла из войны, заключив «похабный мир», по выражению председателя советского правительства (Совета народных комиссаров) В. И. Ленина, но русские пленные в основной своей массе продолжали оставаться в неприятельских странах.
Немцы удерживали русских пленных вплоть до Ноябрьской революции 1918 года, не желая лишаться дармовой рабочей силы. К 1921–1922 гг. в Германии и Австро-Венгрии еще оставались около шестисот тысяч русских пленных, в большинстве своем калеки и больные, которые не имели возможности самостоятельно добраться до родины. Последние взаимные пленные вернулись на свою родину только в 1922 году, причем обмен производился на территории Латвии и Литвы.
