Чиновики отвечали точно так же. Но крестьяне лишь возражали: «Ладно. Посмотрим, чем все кончится в следующий раз».
Разговоры крестьян об этих событиях обычно заканчивались выводом: «Было глупо оставлять гнезда нетронутыми. Надо было выжечь их. Мы оставили помещикам дома, и те вернулись. Если бы мы сожгли дома, им бы пришлось оставаться в городе».
Эти заявления могут показаться наивными и глупыми, но в них простыми словами выражено крестьянское мировоззрение. Русский крестьянин не кровожаден. Он ненавидит «убийство души». Он способен на жестокость и насилие лишь в приступе крайней ярости или когда его влечет стадное чувство.
Это движение среди крестьян Харьковской и Полтавской губерний, сейчас почти забытое, сыграло важную роль в насаждении революционного духа по России. Потребность в литературе, пропагандистах и организации возрастала на глазах. Партия социалистов-революционеров напечатала сотни тысяч прокламаций, которые жадно читали и старики, и молодежь во всех концах страны.
Глава 24
Революции 1905 и 1917 годов
Непосредственной причиной первой русской революции 1905 г. стала Русско-японская война, но народное сознание было подготовлено к революции описанными мной условиями и событиями. И когда раздался призыв к революции, народ живо ответил на него. Всякий раз, как в деревне появлялся студент-агитатор, его тут же окружали и более храбрые крестьяне из толпы всегда были готовы идти за ним. Крестьяне, даже невооруженные, покоряли целые деревни, входя в них со знаменами и пуская красного петуха. Если они решали «выкурить гнезда», их было не остановить. «Лучше специально построить новую школу, чем отводить под нее дом помещика, – говорили они. – Если мы сожжем дома помещиков, они не смогут вернуться». И повсюду запылали дворянские усадьбы. По ночам зловещие столбы огня можно было видеть со всех сторон. К утру же оставались только почерневшие стены и печи, одиноко стоявшие среди степи.
Революционные настроения особенно сильно ощущались в тех местах, где молодые агитаторы сами были местными уроженцами, так как в подобных случаях они пользовались абсолютным доверием крестьян. Они формировали отряды в первую очередь из молодежи, но к ним часто присоединялись отцы и даже деды. Во время первой революции крестьяне не прибегали к насилию, разве что помещик или его управляющий упорно отказывались покидать поместье и пытались напугать крестьян оружием.
1905 г. стал наивысшей точкой борьбы за свободу. Трагическое окончание войны и то, как позорно она велась, настолько дискредитировало правительство, что шумные митинги протеста, проводившиеся революционными партиями, привлекали всеобщий интерес и вызывали одобрение народа. Забастовка железнодорожников вдохновила крестьян и наполнила их надеждой и возвышенной энергией. Россия праздновала духовную победу над тиранией, над столетиями морального и интеллектуального угнетения. В страну вернулась надежда. Политические ссыльные, уверовав в николаевскую амнистию, возвращались из Сибири и из-за границы. Они принимали активное участие в митингах и партийных конференциях. Лично я не доверяла амнистии и не спешила выходить из подполья. В то время, когда был издан манифест с обещанием конституции, я находилась в Симбирске и поддерживала связь с местными сельскими революционными группами. Манифестов было два: бесцветный царский и написанный Витте, в которых дважды повторялось: «Даю слово чести, что на этот раз обещания будут выполнены». Я воскликнула: «Как этот негодяй осмеливается давать народу слово чести!» Иного ответа на это обещание милостей у меня не было. Интересно, что в ту же ночь телеграммой из Самары я была предупреждена, что меня ищут жандармы. Я покинула город и уехала в маленькую татарскую деревушку, где сполна воспользовалась возможностью обсудить положение с крестьянами. Татары принимали живое участие в наших разговорах. Иногда появлялся мулла с прокламациями, которые рассылали и печатали студенты духовной семинарии в Казани. Кроме того, я разговаривала с черемисами и с мордвой. Все эти народы полностью поддерживали всеобщее движение и с интересом следили за ходом событий, хотя держались осторожно и роль коноводов оставляли за русскими. На тайных собраниях они принимали резолюции, написанные Партией социалистов-революционеров. Если проследить распространение нашей политической пропаганды по карте и сравнить ее с развитием революционного движения среди крестьянства, то можно заметить поразительное совпадение двух этих процессов.
Центром пропаганды на Волге был Саратов. В этом городе жило довольно много политических ссыльных и старых революционеров. Их возглавлял осторожный и строгий Леонид Петрович Буланов, старый человек с разносторонним опытом. Он любил молодежь и знал, как сделать из нее достойных партийных работников. Он управлял революционной работой в Саратовской, Симбирской, Самарской, Пензенской, Тамбовской, Воронежской и Казанской губерниях. Эта деятельность включала организацию типографий со всевозможными копировальными устройствами, назначение комитетов, созыв конференций и распространение литературы, шифров и кодов. Партия хранила имя Буланова в секрете. У него были помощники – тоже немолодые люди, – главным из которых был незабвенный Павел Павлович Крафт. В число других надежных работников входили Милашевский, его жена Мария Ивановна и Александр Васильевич Панов, сын бедной олонецкой крестьянки. Панов держал в своих руках почти всю революционную работу в Нижнем Новгороде. Он блестяще учился в школе, а после того, как закончил духовную семинарию, посвятил себя литературе и науке. Сильно пострадав от преследований, он тем не менее всегда ухитрялся забрать с собой превосходную библиотеку, когда жандармы сгоняли его с одного места на другое. С помощью этой библиотеки он обучил сотни молодых людей. Своих учеников он посылал в деревни и таким образом наладил связь со всей Нижегородской губернией и некоторыми районами Владимирской и Ярославской губерний. Его то и дело арестовывали, но он не давал себя запугать. Еще молодым человеком он умер от туберкулеза, которым заразился в тюрьме.
Множество активных работников вступило в нашу партию благодаря влиянию Качаровского. Он собирал статистику по крестьянскому землевладению и смог посетить все города, где имелись статистические архивы. С собой в качестве помощников он брал талантливых молодых людей. В Смоленске он создал примечательную группу из надежных молодых женщин, среди которых была Настасья Биценко. Много выдающихся работников было родом из Чернигова, Полтавы и Киева. Вести агитацию в 1903–1906 гг. было несложно. Почва была тщательно подготовлена, и семена давали быстрые всходы. Поднимавшиеся ростки были столь крепки, что ни массовые ссылки, ни порки, ни тюрьмы, ни прочие жандармские приемы не могли их сокрушить.
Наши враги думали, что пресекли нашу деятельность. Разве они недостаточно вешали, расстреливали, пороли, чтобы навсегда избавиться от нас? Для перевозки ссыльных не хватало транспорта. Одних учителей было сослано 20 тысяч. В 1906–1909 гг. школьные здания пустовали и лишь по ночам в них тайно проводились собрания революционеров.
К тому времени народ понял, что бесполезно ждать милостей от правительства. Не только события 9 января, но и вся история административной политики ясно показывала, что все власть имущие, от царя до станового, не допустят никакой системы, которая бы давала крестьянам равноправие. Крестьян охватили опасные умонастроения. К 1907 г. более опытные поняли, что революция окончилась неудачей и что начальство попытается лишить их уступок, обещанных правительством в момент первого испуга. Крестьяне снова потеряли надежду получить землю. Они устали; их переполняло горе и уныние, хотя они не потеряли уверенности в революции как в средстве решения своих проблем. Они считали, что потерпели поражение, потому что их движение не было достаточно массовым и в нем участвовало недостаточное число губерний.
Молодежь думала по-другому. Она хотела попробовать еще раз. Она видела результаты трех лет тщательной подготовки. Она видела насилия над матерями и сестрами. Она видела, как драли бороды отцам. Их скот угоняли, сжигали целые деревни, бросали в тюрьмы любимых вождей, ссылали целые семьи. Молодежь видела все это и ожесточилась.
В 1908–1910 гг. Сибирь и северную Россию переполняли ссыльные из низших классов – крестьяне, рабочие, солдаты и матросы. Большинство сосланных крестьян были пожилыми людьми, оторванными от своих семей. Они оказались в крайней нищете, но, несмотря на это, переносили суровые лишения ссылки. Они постоянно говорили о революции и делали предсказания на будущее, высказываясь таким образом: «В следующий раз все будет по-другому. Об этом даже ужасно подумать. У всех молодых людей будут ножи в сапогах. Помещики могут не ждать пощады. Доброта здесь не помогает. Мы в этом убедились. Мы думали, что они не вернутся, но ошиблись. Они вернулись и привезли с собой жандармов и казаков, которые пороли нас. В следующий раз мы таких глупостей не допустим. Наша молодежь сделает так, что им станет жарко».
