«Найти достаточное количество провизии в таких условиях оказалось нелегко. Матросы обошли весь город, но безрезультатно. Тогда они предложили мичману вернуться на Тендру и взять мясо из флотских холодильников. Однако ревизор приказал купить несвежее мясо в магазине Копылова. Его вполне устраивала цена, а плохому качеству он не придавал значения».
(Гаврилов)Б. Сообщение о стачке добавило напряжения как среди матросов, так и среди офицерского состава. А на следующий лень случились уже описанные события.
Итак, восстание началось. Моряки бросились на батарейную палубу и разобрали винтовки.
«Но патронов не было. Несколько обойм, спрятанных заранее за иконой Николая Угодника, разобрали моментально. Тогда машинный ученик П. И. Глаголев взломал замок оружейного погреба, а подручный хозяина трюмных отсеков Я. Медведев вынес оттуда патроны».
(Б. Гаврилов)Матросы довольно быстро овладели кораблем. В ходе восстания и сразу после него были убиты семь офицеров (из 27), в том числе — капитан и судовой врач. Последнему дорого обошлось его заключение о качестве мяса. Остальных арестовали. Потери среди матросов — четверо убитых (в том числе большевик Вакуленчук) и трое раненых.
До кучи восставшие пальнули пару раз из мелкокалиберной пушки по миноноске — восстание началось и там.Надо сказать, что восстание на «Потемкине» поддержали не все. Активно участвовали примерно 300 матросов, против были около 60 человек плюс 10 кондукторов. Последние являлись сверхсрочниками, «полуофицерами», их всё на службе устраивало. 400 человек не занимали вообще никакой позиции.
Матрос Л. И. Летучев, во время событий бывший «салагой», вспоминал:
«Восстание на броненосце "Потемкин" застало меня врасплох, и оно поразило меня как громом, и я не знал, что делать, к какой из сторон присоединиться… Я не был против восстания и не был "за", потому что не понимал и не разбирался в нем.
Я честно отбывал свой долг по службе, слушался новой власти, честно нес вахту в машинном отделении, ходил регулярно на митинги и собрания, слушал ораторов, меня интересовали горячие речи и призывы, но разобраться во всем этом я не мог… Окружающие меня старые матросы были поглощены революционными событиями, а такие, как я, новобранцы, сами ничего не понимали и нуждались в помощи и разъяснении».
В командиры броненосца восставшие против воли назначили штурмана, прапорщика Д. П. Алексеева. Фактически же всем заправляла комиссия из 25 человек во главе с А. Н. Матюшенко.
После чего встал вопрос: «А дальше‑то что»? Мнения были разные. Но с одной стороны, в Одессе бунтовали народные массы, с другой — кораблям требовались уголь, вода и продовольствие.
Он шел на Одессу, а вышел к Констанце.
А в Одессе царил полный бардак. По сравнению с этими событиями забастовка 1903 года была мелкими беспорядками. На этот раз бастовали все кто мог. Полиция и казаки оказались бессильными, войска митинговали в своих казармах и совершенно не рвались наводить порядок. Рабочие разгуливали по улицам с красными флагами, причем на этот раз лозунги были политическими: «Долой самодержавие!».
Что касается руководства забастовкой, то с этим было вообще никак. Одесса и в 1903 году отличалась крайней пестротой политической палитры, а теперь стало еще веселее. К тому же местные жандармы, имея кое — какой опыт, ещё на ранней стадии развития событий подмели местное руководство РСДРП и социалистов — революционеров. Развитию забастовки это ничуть не помешало — но теперь никто не знал, что делать.
Вот в такое интересное время, 15 мая 1905 года, на одесском рейде стали броненосец «Потемкин» и миноноска № 267. Арестованных офицеров отправили на берег, а потом задумались: что теперь делать? Наиболее последовательные революционеры выступали за то, чтобы высадить в город десант. Но далеко не все матросы горели желанием активно участвовать в революции. «Пассивные» являлись, в большинстве, «салагами». Пока они оставались на корабле, то находились под влиянием старослужащих, но была опасность, что стоит им оказаться на берегу, как многие попросту разбегутся.
При виде броненосца народные массы стали стекаться в порт. Часть из них пришла по призыву экипажа «Потемкина» — грузить на корабль уголь, часть — помитинговать. Кто‑то стремился, пользуясь случаем, пограбить портовые склады — а ведь среди них были и винные. Так что началась нормальная классовая борьба — грабежи вскоре переросли в пожары.
Тем временем власти слегка пришли в себя и начали стягивать в Одессу войска из других мест. Солдаты окружили порт и открывали огонь, не особо разбираясь. В основном, пострадали те, кто пытался спастись от пожаров. По официальным данным администрации, в эти дни в городе от разных причин погибло 1260 человек. Рассеяв толпу, солдаты куда‑то оттянулись.
Повстанцы на броненосце продолжали занимать непонятную позицию. Они отправились к городскому начальству — сообщить, что намерены похоронить Вакуленчука. Те ничего возразить не могли. У броненосца имелось четыре 305–мм, шестнадцать 152–мм, четырнадцать 75–мм, два 63–мм, шесть 47–мм и два 37–мм орудия. Особенно впечатляют четыре орудия главного калибра — снаряд из такой пушки напрочь сносит многоэтажный кирпичный дом. Поскольку корабль шел на стрельбы, с боеприпасами у него было всё хорошо. Так что похороны разрешили. Для церемонии было выделено 15 матросов, по пути на кладбище к ним присоединилась толпа в 15 тысяч человек.
Но тут начались проблемы. Несколько матросов, которых послали за мясом на городские бойни, были арестованы полицией. И тогда революционеры на «Потемкине» решили немного пострелять.
«От команды броненосца "Князь Потемкин — Таврический".
Просим немедленно всех казаков и армию положить оружие и соединиться всем под одну крышу на борьбу за свободу; пришел последний час нашего страдания, — долой самодержавие!
У нас уже свобода, мы уже действуем самостоятельно, без начальства. Начальство истреблено. Если будет сопротивление против нас, просим мирных жителей выбраться из города. По сопротивлению город будет разрушен».
Впрочем, не все потемкинцы поддерживали такие развеселые действия. В итоге нашли компромиссный вариант: броненосец выпустил несколько снарядов из 152–миллиметровок. Именно тогда над кораблем был поднят красный флаг. Снаряды произвели впечатление, но всё же это был не обстрел орудиями главного калибра.
Впрочем, этого хватило, чтобы арестованных выпустили. Более никаких активных действий против города восставшие не предпринимали. Им стало не до этого.
17 июня из Севастополя подошла эскадра в составе броненосцев «Три Святителя», «Георгий Победоносец», «Двенадцать Апостолов», минного крейсера «Казарский» и миноносок за номерами 255,258,272 и 273. Задача у эскадры была простой: либо принудить «Потемкин» сдаться, либо пустить его на дно. Силы были явно неравны, особенно если учесть, что на мятежном крейсере не имелось офицеров. А артиллерийская стрельба на море — искусство, требующее очень серьезной квалификации.
И тут случился эпизод, вошедший в историю под названием «немой бой». «Потемкин» прошел сквозь строй судов, блокирующих выход в море — по нему не было сделано ни одного выстрела. Броненосец тоже не стрелял. Потом таким же манером он вернулся обратно. На этот раз к «Потемкину» присоединился броненосец «Георгий Победоносец», который тоже встал на рейде — правда, команда последнего вскоре передумала бунтовать и предпочла занять нейтральную позицию. Что касается остальной эскадры, то она на полном ходу ринулась обратно в Севастополь, пока ещё кто- нибудь не взбунтовался. И не зря. 19 июня случилось восстание на учебном судне «Прут» — правда, без особых последствий.
Недаром и. о. прокурора симферопольского окружного суда В. В. Новицкий 1 июля писал прокурору одесской судебной палаты А. И. Поллану:
«Черноморский флот в настоящем его составе представляет грустное зрелище: высшее начальство растерялось и буквально не знает, что делать, младшие офицеры бранят начальство и всю вину за происшедшее сваливают на него, матросы сознают, что они господа положения, что их боятся, и ведут себя вызывающе. Одним словом, полное разложение флота, чреватое в будущем грозными событиями».
Что же касается «Потемкина», то на нем возобладали умеренные настроения. Броненосец под Андреевским флагом (заметим — не под красным) ушел в румынский порт Констанцу для того, чтобы попробовать достать уголь и продовольствие. Не получив, сходил за этим же в Феодосию. Там он загрузился, но никаких попыток совершить какие‑то резкие действия команда уже не предпринимала. Революционный порыв большинства матросов иссяк. 25 июня крейсер снова пришел в Констанцу, где матросы сдались румынским властям.
