И в то же время позиции советской разведки в Китае – ничтожны. Военное командование почти не владеет обстановкой, тычутся, словно слепые кутята. Зорге предстояло выполнить невозможное – создать в этой сопредельной, полудикой стране мощную агентурную сеть…
Когда за Рихардом хлопнула входная дверь, Катя неожиданно остро поняла, что лишилась чего-то очень важного – может быть, самого важного в жизни. Хотелось броситься за ним, кинуться на шею, по-бабьи зарыдать. С каждым днем она все сильнее ощущала, как не хватает ей Рихарда; его голоса, его сильных, ухоженных рук, морщин.
Письма, которые приходили от него, она заучивала наизусть. Перечитывала по вечерам и корила себя, ругала последними бранными словами: нет, не достойна она любви этого человека…
Он появился неожиданно – в 1933-м. Загорелый, в иностранного покроя одежде. На лице – новые морщины.
На другой же день они поженились. А вскоре Рихард уехал в Японию. Им суждено было встретиться еще только раз, в 1935-м, когда на целый месяц он прибыл в Москву для инструктажа.
Всего месяц – много это или мало? Катерине казалось, что много. Она с самого начала знала, что скоро им предстоит расстаться, а потому смаковала этот месяц: наслаждалась каждым его мгновением.
Она спешила запомнить Рихарда – Ику. Каждый жест, каждую черточку лица, чтобы потом, оставшись одной, можно было возвращаться в воспоминания. В мгновения, ради которых и стоит, наверное, жить…
… Иногда Катерине начинало казаться, что Ики и вовсе не было. Что это был лишь придуманный ею образ, несбыточная мечта, фантазии бывшей актрисы. И только письма, которые изредка приносили ей молчаливые люди в военной форме, убеждали в обратном.
А потом, в 38-м, прекратились и письма…
Из письма Рихарда Зорге жене:
«Милая К… Иногда я очень беспокоюсь о тебе. Не потому, что с тобой может что-то случиться, а потому, что ты одна и так далеко.
Я постоянно спрашиваю себя – должна ли ты это делать? Не была бы ты более счастлива, если бы не знала меня?…
Все это наводит на размышления, и потому пишу тебе об этом, хотя лично я все больше и больше привязываюсь к тебе и более чем когда-либо хочу вернуться домой, к тебе».
Катерина держалась недолго. Уже через месяц после ареста, в октябре 42-го, к радости свердловских чекистов она наконец «призналась»:
«Да, с 1933 года я была агентом немецкой разведки. Была завербована на эту работу Шталем».
В НКВД – безотходный метод производства; здесь ничего не пропадает зря. Вот и Вильгельму Шталю, человеку, познакомившему Максимову с Зорге, нашлось свое место в сценарии, благо еще в 37-м он был арестован как шпион и умер в тюрьме.
Но что НКВДшникам мертвый Шталь? Во главе шпионского заговора должен стоять не мертвый, а живой. И такой человек есть – Рихард Зорге.
Подобный абсурд не привидится и в страшном сне: работающего за рубежом разведчика объявляют шпионом только потому, что он… работает за рубежом.
– Вам известны цели поездок Зорге за границу? – допытываются у Максимовой.
Катерина обреченно мотает головой: «Нет»…
Ей действительно не известно, чем занимается за кордоном муж. Она знает только, что Рихард – сотрудник военной разведки РККА, потому и квартира в Москве записана на подставное имя.
А знают ли это свердловские чекисты? Знают ли, что объявляют шпионом своего коллегу?
Максимова говорила об этом на допросах много раз. Не проверить ее слова НКВДшники просто не могли.
Тогда в чем же дело? Почему военная разведка предала своего агента? Не хотели связываться с Лубянкой?
Или, может, потому, что Центр знал уже о провале Зорге и он не имел больше никакой ценности? Был отработанным материалом?
Или потому, что Зорге многократно предупреждал Центр о подготовке немцев к войне и это приводило Сталина в бешенство?
А может, потому, что отправляли его в Японию руководители Разведупра Берзин и Урицкий[139], арестованные в 1937-м как враги народа?
Гадать можно долго. Неоспоримо одно: в ноябре 42-го лейтенант госбезопасности Кузнецов в одном из следственных документов написал, точно вынес уже приговор:
«Установлено, что в 1934 году Максимова связалась по поручению агента германской разведки (выделено нами. – Примеч. авт.), прибывшего из-за границы, со Шталем и собирала материалы о полит. настроениях трудящихся СССР провокационного характера».
И никому не было дела, что в это самое время «агент германской разведки» Рихард Зорге давал показания японскому суду…
… Ее тело еще не успело остыть. Тюремный врач поднялся с колен, брезгливо вытер руки о халат:
– Готова.
Надзиратель Зубков – тщедушный мужичишка с неправдоподобно красным лицом засуетился:
– Дак… Товарищ начальник, не виноват я… Начальник следотделения Кузнецов презрительно посмотрел на него:
– Достукался?!
Надзиратель покраснел еще сильнее:
– Товарищ начальник, чес-слово… Ни при чем я… Как положено, раздал обед, а потом кормушку-то открыл, а она уже неживая лежит… И получаса не прошло.
– Она раньше не пыталась покончить с собой?
– Как же, – оживился надзиратель. – Третьего дня перед подъемом услышал я в камере у нее шорох… Дверь открыл, гляжу – она под топчаном лежит, в руках косыночка. Я ее вытащил, говорю: «Опять хотите давиться?» А она: «Все равно удавлюсь…».
Зубков говорил еще что-то, вспоминал какие-то ненужные подробности, детали, но начальник следотделения уже не слушал. Мысли его работали совсем в другом направлении. Он лихорадочно соображал: как обойтись теперь без покойницы, чтобы не развалить дело… Впрочем, ничего страшного, кажется, не произошло. Свою миссию самоубийца все равно уже выполнила…
Справка
Следственно арестованная Гаупт Елена Леонидовна, 1910 года, уроженка гор. Свердловска, 2-го ноября 1942 г. умерла в ВТК ТО НКВД.
Нач. секретариата ТО НКВД
ж. д. им. Л. М. Кагановича ст. лейтенант Госуд. безопасности Булгаков
Из акта осмотра трупа:
«… в камере № 3 внутренней тюрьмы ТО НКВД был осмотрен труп женщины следственно-заключенной Га – упт… На шее круговые кровоподтеки с нарушением поверхностного слоя кожи. На предплечье левой руки имеются поперечные массовые поверхностные нарезы, на левом верхнем веке огромный темно-фиолетовый кровоподтек. На обоих коленных суставах свежие ссадины с большими кровоподтеками.
Трупное окоченение не произошло. По заявлению дежурного надзирателя Зубкова, следственно-заключенная Гаупт совершила факт самоубийства через повешение в 13 ч. 10 минут московского времени, во время раздачи обеда заключенным».
Елена Гаупт не выдержала тюремного конвейера точно так же, как до этого не выдержала пыток.
Наверное, ей показалось, что смерть – это единственный выход из западни, куда она угодила; тот самый «пятый угол».
Наивные НКВДшники думали, что найти «пятый угол» невозможно: эта была одна из любимейших их пыток – четверо мордоворотов становилось по углам и ударами кованых сапог гоняли человека, как футбольный мячик – искать пятый угол.
Но Гаупт этот проклятый «пятый угол» все-таки нашла…
За месяц до смерти между ней и Максимовой провели очную ставку. Это были, пожалуй, самые тяжелые минуты в ее недолгой жизни…
– Арестованная Гаупт, вы признаете, что были завербованы гражданкой Максимовой для выполнения шпионской работы?
Гаупт низко-низко опускает глаза. Еле слышно произносит:
– Признаю.
– Арестованая Максимова, вы подтверждаете показания гражданки Гаупт?
На лице Катерины – ужас, смятение. Она не понимает, что происходит. Что за бред несет Лена?! Какая шпионская работа, какая вербовка?! Она смотрит на сестру, она хочет увидеть ее глаза, но Гаупт не отрывает их от пола…
– Ленка, Леночка, ты что?!!
Этот Катин крик будет чудиться ей потом постоянно: и ночью, и днем. Через месяц Гаупт поняла: избавиться от этого кошмара можно одним только способом…
Из постановления об этапировании от 17.11.1942 г.:
«Телеграфным распоряжением НКВД СССР от 7/11-42 г. за № 14373 следственно арестованная Максимова Е. А. подлежит этапированию в г. Москву, с дальнейшим перечислением ТУ НКВД СССР. Заместителем наркома, комиссаром госбезопасности 3 ранга тов. Кабуловым дано указание для дальнейшего ведения следствия дело № 197 вместе с арестованной направить в распоряжение Транспортного управления НКВД СССР».
Из окна камеры видна только глухая стена. Лубянская тюрьма – огромный каменный мешок. Со всех сторон окружает ее страшное здание, известное каждому москвичу: Наркомат внутренних дел. Лубянка…
Порой Катерине кажется, что о ней попросту забыли. Почти не вызывают на допросы. Вызывая, просят лишь подтвердить данные раньше показания. Не к добру это…
Всю дорогу от Свердловска до Москвы Катерина провела у окна. Она всматривалась в пролетающие мимо дома, полустанки. В этих домах, представляла она, обычной жизнью живут обычные люди: ссорятся, мирятся, клеят обои, проверяют дневники у детей. И совершенно их не волнует, что сейчас, в эти самые минуты, мимо их окон несется по рельсам поезд, везет в Москву следственно-арестованную Максимову, и от осознания этого Катерина вконец чувствовала себя одинокой, никому не нужной…
