Между тем аль-Муадзам скончался (в силу естественных причин, что несколько неожиданно), и казалось, что поскольку аль-Камиль мог претендовать на принадлежащее ему по праву рождения, теперь он проявлял куда меньший энтузиазм по отношению к собственному предложению. Однако Фридрих по-прежнему возлагал на него большие надежды. К нему отправилось посольство, члены которого указывали, что император прибыл единственно по приглашению султана. Весь мир теперь знал, что он находится здесь; как же теперь ему уехать с пустыми руками? В результате урон, нанесенный его престижу, может иметь фатальные последствия, и аль-Камиль никогда более не найдет себе другого союзника из числа христиан. Что касается Иерусалима, то теперь этот город практически потерял свое прежнее значение. Он лишился защиты и обезлюдел и даже с религиозной точки зрения куда менее важен для мусульман, нежели для христиан. Неужели его сдача — слишком большая цена за мирные отношения между мусульманами и христианами и, кстати, за немедленный отъезд императора?
Угрозы (по крайней мере явно выраженной) не прозвучало. Однако императорская армия была тут как тут, и ее мощь не оставляла сомнений. Султан оказался в таком положении, что выбирать ему не приходилось. Император буквально стоял на пороге, желая забрать то, что было ему обещано, и, похоже, не собирался уезжать, пока этого не получит. Кроме того, ситуация в Сирии, где попытки аль-Камиля захватить Дамаск не имели результата, не переставала тревожить его. В конце концов, возможно, союз — не такая уж плохая вещь. И в конце концов султан сдался, согласившись на десятилетнее перемирие на известных условиях. В Иерусалиме нельзя строить укрепления. Христиане могут посещать Храмовую гору и стоящий на ней храм Гроба Господня и мечеть Аль-Акса напротив нее, но они, а также Хеврон должны остаться в руках мусульман. Христиане могут получить обратно свои главные святилища в Вифлееме и Назарете при условии, что лишь узкий коридор, проходящий по территории, которая по-прежнему останется мусульманской, соединит их с христианскими городами на побережье.
В субботу, 17 марта 1229 года, Фридрих — по-прежнему отлученный от церкви — въехал в Иерусалим и вступил в формальное владение городом. На следующий день, открыто игнорируя папский запрет, он посетил мессу в храме Гроба Господня, причем демонстративно надел свою императорскую корону. Он достиг всего, ради чего отправился в путь, не пролив при этом ни капли христианской (и даже мусульманской) крови. Можно было ожидать, что христианские общины возрадуются, однако вместо этого всех охватила ярость. Фридрих, будучи отлученным, посмел войти в самую почитаемую святыню христианского мира, которой он завладел в результате сговора с египетским султаном. Патриарх Иерусалимский[142], намеренно игнорировавший императора с момента его прибытия, теперь изъявил свое неудовольствие, наложив интердикт на весь город (что, следует заметить, выглядело не вполне логично). Церковные службы были запрещены; паломники, посещавшие святые места, более не могли рассчитывать на отпущение грехов. Местные бароны были в ярости из-за того, что с ними не посоветовались. И во всяком случае, спрашивали они себя, как, с точки зрения императора, они будут удерживать все эти территории — его сомнительное приобретение, когда имперская армия возвратится на Запад?
Последней каплей для всех — священнослужителей и мирян — стал очевидный интерес и восхищение императора, которые тот питал как к исламу, так и к мусульманской цивилизации в целом. К примеру, он настоял на посещении храма Гроба Господня (архитектуру которого он тщательно изучил[143]), а также мечети Аль-Акса, где, как сообщают, он выразил сильное разочарование по поводу того, что не услышал призыва к молитве. (Султан приказал муэдзинам хранить молчание в знак уважения к гостю.) Как всегда, он задавал вопросы каждому встреченному им образованному мусульманину: о его вере, роде занятий, образе жизни — словом, обо всем, что приходило ему в голову. Христиан Отремера такое отношение ввергло в глубокий шок; в вину императору поставили даже то, что он бегло говорил по-арабски. С каждым днем пребывания в Иерусалиме его популярность падала, а когда он двинулся в Акру, едва избегнув засады, устроенной ему по дороге тамплиерами, он обнаружил, что город находится на грани мятежа.
К этому времени и у самого Фридриха на душе было уже очень неспокойно: его раздражала явная неблагодарность братьев во Христе, и он был готов отплатить им той же монетой. Он приказал своим войскам окружить Акру и никого не впускать и не выпускать. Священнослужителей, которые произносили против него проповеди, наказали палками. Тем временем император приказал флоту быть готовым к отплытию 1 мая. Вскоре после наступления рассвета, когда он проходил через квартал мясников к ожидавшим его кораблям, его закидали отбросами. Это было последнее, что случилось с ним в Святой земле.
Сделав лишь краткую остановку на Кипре, император достиг Бриндизи 10 июня. Прибыв в свое королевство, он обнаружил, что все пребывают в состоянии беспомощности и замешательства. Папа Григорий воспользовался отсутствием Фридриха, чтобы начать против него нечто вроде крестового похода. Он обратился к светским и духовным князьям Западной Европы, требуя людей и денег для решительной атаки, дабы сокрушить позиции Фридриха как в Германии, так и в Италии. В Германии попытки папы посадить на трон нового императора в лице Оттона Брауншвейгского имели мало успеха. С другой стороны, в Италии он организовал вооруженное вторжение с целью изгнать Фридриха с юга раз и навсегда, чтобы всей территорией можно было управлять непосредственно из Рима. В то время в Абруцци и вокруг Капуи шли яростные бои, а в нескольких городах Апулии, где жители поверили слухам (сознательно распространявшимся агентами папы) о смерти Фридриха, началось открытое восстание. Дабы вдохновить других последовать его примеру, Григорий только что опубликовал эдикт, освобождавший всех подданных императора от принесенной ему клятвы верности.
Трудно было вообразить себе более непростую ситуацию, но с момента прибытия Фридриха положение стало меняться. Его достижения могли не впечатлять христианские общины Отремера, но для жителей Южной Италии и Сицилии все представлялось в совершенно ином свете. Более того, когда Фридрих возвратился в свое королевство, он тут же стал другим человеком. Исчезли гнев, хвастливость, ненадежность, недопонимание; теперь он вновь очутился в стране, которую знал и искренне любил; он вновь контролировал ситуацию. Все лето он без устали вел кампанию, и к концу октября армия папы потерпела поражение.
Однако Григорий IX не сдался. К окончательному примирению оба шли долго, с трудом, мучительно. В течение нескольких следующих месяцев Фридрих делал уступки одну за другой, сознавая при этом, что упрямый старый папа по-прежнему не сложил своего самого грозного оружия. Над Фридрихом до сих пор тяготело отлучение, что представляло собой серьезную трудность, постоянное бесчестье, создававшее потенциальную опасность в дипломатических вопросах. Кроме того, будучи как-никак христианином, Фридрих не хотел умереть отлученным. Григорий долгое время вел себя уклончиво; только в июле 1230 года он весьма неохотно согласился заключить мирный договор (подписанный в Чепрано в конце августа) и отменил анафему. Прошло еще несколько недель, и двое, папа и император, отобедали вместе во дворце Его Святейшества в Ананьи. Происходящее не напоминало веселое застолье, по крайней мере поначалу, однако Фридрих бывал исключительно обаятелен, когда хотел, а папа в глубине души, похоже, испытывал благодарность за то, что повелитель Священной Римской империи взял на себя труд нанести ему неформальный, без излишней торжественности визит. Так окончилась еще одна поистине геркулесова схватка между императором и папой, которые столь часто повторялись в истории средневековой Европы.
* * *
Перемирие далось, что было неизбежно, непросто. Тем не менее оно продолжалось девять лет, в течение которых каждая из сторон получала услуги от другой. Когда в 1234 году римляне подняли очередное восстание, потребовав отмены церковных иммунитетов, а также права поднимать налоги и чеканить монету, Фридрих немедленно ответил на призыв Григория о помощи и принудил их к повиновению. Император, в свою очередь, просил у папы поддержки в разрешении трудностей в отношениях с ломбардскими городами. Григорий приложил максимум стараний в деле посредничества и услужливо отлучил от церкви непокорного сына Фридриха, Генриха, короля Германии, когда тот в союзе с ломбардцами выступил против отца. Вскоре, однако, появились признаки разлада. Попытки посредничества потерпели крах, и папа серьезно забеспокоился, когда Фридрих потребовал помощи от германских князей, чтобы подчинить ломбардские города силой. Ясно, что Григорий не мог позволить императору деспотически распоряжаться на севере Италии и установить там столь же автократический режим, какой существовал на юге полуострова. Если бы это произошло, то что воспрепятствовало бы вторжению Фридриха в папское государство и последующему поглощению Италии империей?
