Этот тезис получил развитие с помощью аргументов, почерпнутых из работ Маркса и Энгельса. Поначалу Маркс и Энгельс не признавали такого толкования своего учения, но постепенно уступили, признав, что возможны различные пути экономического развития. В 1877 году, в ходе полемики с русскими публицистами, Маркс отказался от утверждения, что каждой стране предстоит повторить экономический опыт Западной Европы. Если Россия вступит на путь капиталистического развития, писал он, тогда, действительно, ничто не спасет ее от «неумолимых законов», но это не означает, что Россия не может избежать этого пути и всех несчастий, которые ее на нем поджидают40. Еще несколько лет спустя Маркс написал Вере Засулич, что «историческая неизбежность» капитализма имеет силу для стран Западной Европы и что, поскольку Россия сумела сохранить крестьянскую общину в эпоху капитализма, эта община вполне может стать «точкой опоры социального возрождения России»*. Маркс и Энгельс восхищались террористами из «Народной воли», и, как исключение из их общей теории, Энгельс допускал, что в России революцию может сделать «горстка людей»41.
Таким образом, прежде чем в России возникло «марксистское», или социал-демократическое, движение, теории его основателей были, с их благословения, истолкованы в применении к самодержавному строю в аграрной стране в том смысле, что революция может совершиться не как неизбежное социальное следствие зрелого капитализма, а посредством террора и государственного переворота.
Небольшая группа, которую возглавил Г.В.Плеханов, не могла согласиться с такой версией марксизма. Эти люди порвали с «Народной волей, [К.Маркс, Ф.Энгельс и революционная Россия. М., 1967. С. 443—444. По словам Н.Валентинова (The Early Years of Lenin. Ann Arbor, Mich., 1969. P. 183), это письмо многие годы содержалось в тайне, по всей видимости из-за того, что противоречило взглядам правящей социал-демократии.] перебрались в Швейцарию, где углубленное изучение литературы немецких социал-демократов привело их к выводу, что у России нет иного выбора, как пройти через стадию зрелого капитализма. Они отвергали терроризм и государственный переворот и даже если допускали маловероятную возможность, что насильственными мерами удастся свергнуть царский режим, то считали: это приведет вовсе не к социализму, для которого у отсталой России нет ни культурных, ни экономических предпосылок, а к «возрожденному царизму на коммунистической основе».
Идеи, воспринятые русскими социал-демократами, влекли за собой определенные политические следствия. Развитие капитализма означало рост буржуазии, которая ратовала за либерализацию из соображений экономического характера. Кроме того, это означало и развитие промышленного «пролетариата», подталкиваемого к социализму ухудшающимся экономическим положением и способного поставлять социалистическому движению революционные кадры. Однако то, что русский капитализм развивается в стране с докапиталистической политической системой, требовало особой революционной стратегии. Социализм не мог взрасти в стране, зажатой в железные тиски полицейско-бюрократического режима: ему нужна была свобода слова для пропаганды своих идей и свобода собраний для организации своих сторонников. Иными словами, в отличие от немецких социал-демократов, которые с 1890 года могли действовать в открытую и участвовать во всеобщих выборах, перед русскими социал-демократами вставала первоочередная задача — свержение самодержавия.
Теория двуступенчатой революции, в формулировке соратника Плеханова Павла Аксельрода, предполагала сотрудничество «пролетариата [читай: интеллигентов-социалистов] с буржуазией ради достижения общей цели: установления в России «буржуазной демократии»». Когда же эта ближайшая цель будет достигнута, социалисты сплотят рабочий класс, чтобы приступить ко второй, социалистической фазе революции. В свете этой теории все, что способствовало развитию капитализма в России и служило интересам буржуазии, было — на данном этапе — прогрессивным и благоприятствовало социалистическому движению.
Последнее десятилетие XIX века протекало в яростных спорах между представителями двух лагерей радикализма относительно экономического (за которым подразумевалось политическое) будущего России. Одна группа, в 1902 году образовавшая партию социалистов-революционеров (эсеров), придерживалась традиционной теории «особого пути» и «прямой» борьбы, то есть терроризма. Их противники, социал-демократы, верили в неизбежность наступления капитализма и в политическую либерализацию России. Обе эти группы имели множество расхождений по стратегическим и тактическим вопросам, которые мы опишем ниже, но их объединяла одинаковая приверженность революционной цели. В начале 1900-х годов каждая из этих партий насчитывала в своих рядах несколько тысяч сторонников, практически все они были представителями интеллигенции — в большинстве студенты университетов или исключенные в свое время из учебных заведений. Они и составляли кадры профессиональных революционеров, то есть людей, единственным занятием которых в жизни была революционная деятельность. Они прилежно изучали социальные и экономические условия, благоприятствующие или препятствующие достижению их целей, и из-за рубежа и даже из тюрем и ссылок вели непрерывную полемику со своими политическими противниками.
Описание профессиональных революционеров, сделанное французским публицистом Жаком Эллюлем, вполне подходит и к российскому воплощению этого типа людей, которые «проводят свои дни за изучением и формулированием теории революции, а случается, и за агитацией. Они живут революцией не только интеллектуально, но и материально... Маркс был типичным представителем таких профессиональных революционеров, людей вполне праздных, настоящих «рантье от революции». Они проводят большую часть жизни в библиотеках и клубах. Они не готовят непосредственно революцию. Они анализируют распад общества, классифицируют благоприятные для революции условия. Но когда революция разражается, тогда их теоретическая подготовка позволяет им играть в ней решающую роль, тогда они превращаются в ее руководителей, организаторов. Это не те люди, которые вызывают смуту, они любят порядок: едва переполох стихает, реорганизуют структуры, к чему они интеллектуально подготовлены, но самое главное, они известны публике как специалисты по революциям. Поэтому, совершенно естественно, они приходят к власти». [Ellul J. Autopsie de la Revolution. P., 1969. P. 69. Эллюль признает, что Ленин представляет новый тип революционного деятеля.].
* * *
Российские политические партии стали формироваться на переломе веков.
Партия социалистов-революционеров, образовавшаяся в 1902 году, была и на словах и на деле самой радикальной из всех, с уклоном к анархизму и синдикализму и с неизменным пристрастием к терроризму42. Социал-демократы основали свою партию на подпольном съезде в Минске в 1898 году. Однако тогда полиции стало известно об их собрании и его участники были арестованы. Настоящий отсчет деятельности Российской социал-демократической рабочей партии (РСДРП) надо вести со II съезда, состоявшегося пять лет спустя, в Бельгии и Англии.
Либералы основали свою собственную, Конституционно-демократическую партию, известную также как Партия народной свободы, в октябре 1905 года.
Во главе всех этих партий стояли интеллигенты, и хотя социалисты называли либералов «буржуями», а большевики клеймили своих социалистических противников «мелкобуржуазностью», никаких четких различий в социальной принадлежности лидеров этих трех основных оппозиционных партий не было. Боролись они в основном за один и тот же круг сторонников, и пусть либералы стремились избежать революции, которую готовили социалисты, в своей стратегии и тактике они не гнушались революционных методов и пользовались плодами террористической активности социалистов.
В российском либерализме господствовали интеллигенты с ярко выраженной левой ориентацией: это движение носило радикально-либеральный оттенок. Конституционные демократы (кадеты), хранили верность традиционным либеральным ценностям: демократические выборы, парламентское управление, свобода и равенство всех граждан, уважение к закону. Но действуя в стране, где подавляющее большинство населения не имело ни малейшего представления об этих заморских благах и где социалисты постоянно подстрекали к революции, они сочли необходимым занять более радикальную позицию.
Партия социалистов-революционеров была старшей из двух социалистических партий, ибо вела происхождение от «Народной воли». Платформа эсеров содержала три основных пункта: антикапитализм, терроризм и социализация земли. Как и социалисты-революционеры 1870—1880-х, эсеры придерживались теории, «особого пути». Они не могли совершенно игнорировать весьма наглядный рост капитализма в России после 1890 года, в его индустриальном и финансовом проявлениях, но утверждали, что это феномен искусственный и преходящий, что самим своим успехом капитализм подрывает свои основы, ибо, разоряя деревню, лишает себя основного рынка. Они отводили буржуазии определенную роль в революционном процессе, хотя вообще считали ее служанкой самодержавия. Освобождение России, утверждали они, будет достигнуто вооруженным действием масс в городах и селах.
