сентябрьской программы перевооружения [613]. При этом вне прямого государственного контроля оставались целые секторы промышленности, производившие первичную продукцию для оружейных заводов, в частности металлургия.
Тем не менее, национализации имели очевидную положительную отдачу. Выкупленные заводы, как правило, действительно нуждались в глубокой модернизации. На заводе «Шнейдер» в Гавре оборудование не обновлялось с 1918 г. Ко времени его перехода под контроль государства в 1937 г. его основные фонды устарели на 80 %. На заводе «Гочкис» станки находились в плачевном состоянии [614]. Государственные инвестиции помогли существенно исправить ситуацию. Предприятие в Левалуа было переоснащено под серийный выпуск 25-мм противотанковых и зенитных орудий, на что дополнительно ушло 172 млн. франков. В 30 млн. обошлось создание на базе завода в Гавре мощностей по изготовлению 90-мм зенитных орудий для поражения высоколетящих целей. Особое значение имело расширение цехов бывшего завода «Рено» для ускорения производства технологически сложных танков типа В. Инвестиции в 44 млн. франков позволили к осени довести их производительность до 10 машин в месяц. В целом, как отмечает Жакомэ, за три года с 1936 до 1939 гг. производственная мощность национализированных предприятий удвоилась [615].
Военное министерство получило в свое распоряжение конструкторские бюро. Это имело особое значение в сфере танкостроения, где наконец была поколеблена монополия фирм «Рено» и «Гочкис». С точки зрения военных, таким образом исчезал посредник, переговоры с которым всегда вели к затягиванию процесса размещения заказов и, как следствие, – задержкам в поставке новой техники. Теперь они имели возможность самостоятельно разрабатывать прототипы и в рамках конкурентной борьбы передавать их для серийного копирования тому или иному производителю. Планировалось к 1940 г. полностью обновить французский бронетанковый парк за счет новых моделей, разработанных в государственных конструкторских бюро [616].
В то же время начала решаться задача децентрализации промышленности, расположенной в опасной близости от границы с Германией. При финансовом участии государства «Рено» перебазировал часть мощностей по производству колесной техники в район Ле-Мана. Одновременно в Бретани на крайнем северо-западе страны появился автомобильный завод, а в Бордо и в регионе Луары – металлургические комбинаты [617]. Однако самая масштабная децентрализация произошла в авиастроительной отрасли. В конце 1936 – начале 1937 гг. все предприятия Парижского региона, занятые производством самолетов или их комплектующих (65 % всех мощностей французского авиастроения [618]), были закрыты и буквально разобраны, после чего техника и конвейерные линии перебазировались на юг и юго-запад страны – в Тулузу, Марсель, Бордо [619].
Параллельно правительство занялось решением еще одной важной проблемы – созданием мобилизационных запасов сырья, топлива и полуфабрикатов, которые должны были помочь стране поддерживать военное производство на начальном этапе войны. Этот вопрос во Франции стоял весьма остро, так как реализация программы перевооружения, одобренной правительством Народного фронта, предполагала использование практически всех объемов металла и топлива, имевшихся в стране. Государство прибегло к прямым закупкам сырья за границей. 10 000 тонн алюминия были закуплены в США с предварительной договоренностью о ежегодной поставке 15 000 тонн в случае начала войны. Торговое соглашение с Чили предполагало создание во Франции запаса меди объемом в 10 000 тонн. В преддверии войны в 1939 г. в рамках франко-британских договоренностей правительство выделило 1,7 млрд. франков на закупки цветных и редких металлов. В военные контракты с частными фирмами включали условие о создании на предприятиях дополнительных запасов сырья. Начальник мобилизационного бюро военного министерства признавал в 1941 г.: «Мы провели значительные закупки сырья в период, предшествовавший мобилизации, для того, чтобы создать запасы на случай войны. Вместе с резервами, оставшимися в промышленности, они покрыли наши потребности в период развертывания военного производства» [620].
Национализации, запущенные законом 11 августа 1936 г., заложили фундамент нового французского военно-промышленного комплекса, но они осуществлялись во многом непоследовательно и не являлись частью единого плана создания во Франции военной экономики. Военные и гражданские власти хотели сформировать смешанную модель, в рамках которой «государственное участие скорее стимулировало частную инициативу, чем замещало ее» [621]. Однако половинчатые меры, как часто бывает, создали атмосферу недоверия, которая препятствовала эффективному сотрудничеству политических элит и сообщества предпринимателей. Даже ограниченные национализации натолкнулись на сопротивление собственников производств. Фирма «Брандт» вела с государством настоящую «окопную войну» [622]. За несколько дней до даты национализации ее завода администрация изъяла на предприятии всю техническую документацию. Непросто складывался диалог с «Шнейдером». Владельцы фирмы считали, что принудительный выкуп ее крупнейшего завода в Ле Крезо был чисто политической акцией и актом сведения счетов, инициированным мэром города и по совместительству генеральным секретарем Социалистической партии П. Фором. За исключением «Рено» все фирмы опротестовывали сумму компенсации, которую считали заниженной.
С другой стороны, левая часть коалиции Народного фронта в лице СФИО и ФКП требовала более широких национализаций. Сам Блюм считал, что смешанная модель, которую строил Даладье, не могла быть эффективной. Кот открыто нападал на Рено, считая, что предприниматель игнорирует интересы национальной обороны. 20 мая 1937 г., выступая перед многотысячной аудиторией на открытии нового авиационного завода в Нанте, министр «заклеймил позором “крупное нена-ционализированное предприятие”, где “задержки поставок и трудности исполнения превышали все мыслимые и все желаемые пределы». «Я бы не пожалел никаких усилий, чтобы сместить неспособного или бездарного директора, который управляет своим предприятием подобным образом”», – заявил Кот [623].
В то же время в правительстве имели слабое представление о том, как сочетать строительство централизованной военной экономики с социальной политикой. Так, забастовочное движение, вызванное приходом к власти Народного фронта, стало мощным стимулом к реформированию французской социальной сферы, но оно отнюдь не способствовало решению задач промышленной мобилизации. Стачечная волна июня 1936 г., завершившаяся подписанием Матиньонских соглашений, нанесла мощный удар по выполнению военной программы 1935 г., которая и без того реализовывалась плохо. Из-за забастовок на два месяца задержались поставки танков R-35 и H-35. В июне чиновники военного министерства доложили Даладье, что противотанковые пушки для вооружения «линии Мажино» не будут поставлены в срок в январе 1937 г., так как стачки «полностью парализовали все производство» [624]. По оценке военного министра, июньские забастовки добавили к накопленному отставанию перевооружения от графика лишних 3 месяца [625]. В ситуации набиравшей темпы гонки вооружений с Германией это являлось серьезной потерей.
Пьер Кот.
Источник: Bibliothèque nationale de France
Несмотря на глубокие социальные реформы Народного фронта, забастовки на промышленных предприятиях не прекращались на протяжении всего срока нахождения его правительств у власти [626]. Заводы, занимавшиеся производством военной техники и оружия, страдали от них в меньшей степени, однако низкая степень концентрации капитала во французской промышленности, а также доминирование средних и мелких предприятий создавали ситуацию, когда под ударом оказывались многочисленные фирмы-субподрядчики (6000 по оценке Даладье), без которых «вставал» весь производственный процесс. В
