Что же касается европейской «гуманистической» мысли, то Французская лига прав человека и гражданина устами своего президента Бюиссона в августе 1914 года обратилась «к нации» так: «То, что разразилось сегодня, – это смертельный поединок двух религий: религии Силы и религии Права. Это освободительный крестовый поход демократии».
А пока лицемеры идиотствовали, берлинская электрическая фирма «Санита» с Фридрихштрассе, 131, писала своему партнёру, женевской фирме «Феликс Бадель», деловое письмо: «Наша модель раздвижного костыля – модель военная и представляет предмет первой необходимости. Мы хотим поэтому привлечь всё ваше внимание к вопросу экспорта костылей за границу; у вас, без сомнения, имеется возможность вести дела с Францией и Россией и сбывать туда наши раздвижные костыли, которые скоро станут очень выгодным товаром».
КАК ВИДИМ, германской фирме «Санита» не было нужды печалиться о начавшейся войне, если немцы не без прибыли начали сбывали костыли Антанте для инвалидов, появляющихся во Франции и России благодаря немцам… При этом и торговцы в России и Франции тоже не оставались в накладе.
А вот англичане издавна выгодно торговали жирами, важными для производства взрывчатых веществ. И из своих колоний они поставляли теперь эти жиры… Германии. Оттуда же шёл в Рейх и корм для скота. Всё – по ценам военного времени, то есть втридорога.
В 1927 году бывший британский военно-морской агент в Швеции, отставной контр-адмирал Консетт, опубликовал книгу «The Triumph of Civil Forces» (в 1966 году она была переиздана под названием «The Triumph of Unarmed Forces» – «Триумф невооружённых сил»). Консетт привёл в ней документальные данные о торговле Англии со скандинавскими странами теми товарами, которые затем перепродавались в Германию. Шесть миллионов тонн меди, никеля, свинца, олова, цинка и полтора миллиона тонн продовольствия – вот только то, о чём знал и докладывал в Лондон один только Консетт! А ведь Скандинавия была не единственным каналом перепродажи. Товары из-за океана и из стран Антанты шли в Германию и через Голландию, через Швейцарию…
Уже во времена президентства второго Рузвельта, Франклина Делано, комиссия сенатора Ная не просто раскопала сведения о связях американских и германских трестов, но обнаружила сенсационные данные о выполнении в США военных заказов Рейха во время войны. Шума было много, но шумели зря. Могло ли быть иначе, если число филиалов крупнейших монополий США в Рейхе переваливало тогда за полсотни?
Кто-то, может быть, и рассчитывал на недолгую войну – в пропагандистских ведомствах, например, где профессиональные писаки забрасывали противника шапками. Но люди дела уже до войны отдавали себе отчёт, что быстрых побед в этой войне не предвидится.
Позднее кое-кто хотел выставить недалёкими идиотами немцев на том основании, что план Шлиффена предусматривал разгром Франции за 8 недель. Однако высшее руководство Рейха отнюдь не играло в солдатики. План – это план-максимум. А реально в Германии перед войной за счёт форсированного импорта были созданы военные запасы дефицитного сырья (хлопка, селитры, цветных металлов) на 6—12 месяцев. Вот на какие сроки войны ориентировались в Германии реально. Промахнулась, конечно, Германия, но порядок явления был всё же уловлен.
В странах Антанты особой заблаговременной экономической подготовки не проводили. Не потому, что не собирались воевать, а по другим совершенно причинам.
В России, скажем, всё объяснялось гнилостью и некомпетентностью высшего руководства.
В Англии же и Франции причина была, напротив, в осведомлённости. Тем, кто планировал близкие сверхприбыли на военной дороговизне, было ни к чему накапливать запасы по дешёвым довоенным ценам. Ведь их могли с началом войны и реквизировать. Было проще выждать и закупать во время войны, «исполняя патриотический долг». А недостатка в сырье с началом войны ни Англия, ни Франция не испытывали, за исключением короткого периода после объявления Германией неограниченной подводной войны в начале 1917 года.
Этот вид войны на морских коммуникациях мог и впрямь создавать проблемы с поставками из колоний, из Америки – Северной и Южной, из нейтральных стран. И создавал… Но подводные лодки стали грозой морей не сразу. А всего ведь заранее не предусмотришь.
В общих же чертах Большой Капитал заранее знал: война будет долгой, потому что руководить ей будет он. И, как из любого выгодного предприятия, прибыль тут надо было получать до тех пор, пока её не начнут перевешивать возможные убытки в виде восстаний уставших народов.
В минуты горькой откровенности с самим собой это понимали и такие противоречивые фигуры как, например, Эдуард Эррио. В отличие от своего коллеги по партии радикалов Кайо, он – эрудит, знаток литературы, ценитель музыки – не был человеком банков и «двухсот семейств», хотя служил всю жизнь этой Франции. Так вот, Эррио написал: «Во Франции и в других странах держатели ценных бумаг, банкиры, стояли над политическими деятелями, они были подлинными хозяевами Франции, незримыми, но вездесущими»…
Не успели во французском министерстве иностранных дел на Кэ д`Орсэ вчитаться в слова немецкой ноты, как тем же вечером 3 августа 1914 года в обстановке строгой секретности французское правительство попросило «Де Ротшильд Фрэр» занять сто миллионов долларов у Соединённых Штатов.
Золотой конвейер двинулся…
Роль доверенного кредитора за океаном взял на себя Морган заодно с обязанностями представителя французского правительства в военной торговле между Францией и США. Но и парижские Ротшильды своё получили: американские займы шли формально на их банк, а уж потом – в казну. Комиссионные же – только Ротшильдам. Их контора на рю Лафит начала перекачивать и английские деньги после того, как лондонские Ротшильды выпустили в Англии облигации французского займа.
Попутно ротшильдовская «Ле никель» продавала металл, добытый во французской Новой Каледонии, германским оружейным заводам.
Впрочем, патриотизм банкирских баронов был вне сомнений. Эдуард Ротшильд писал из Парижа британской родне: «Наш долг, как патриотов, предоставить в распоряжение правительства всё, чем мы располагаем. Объединившись с вашим народом на поле боя, мы должны объединить и наши кошельки».
Порыв тут был воистину трогательный: английские и французские солдаты в окопах обменивались вшами, а их более удачливые «соотечественники» – акциями. При этом Эдуард оказался настолько патриотично дальновиден, что «отдавая всё» французской «родине», он сверх этого одновременно вкладывал крупные средства в акции Нью-Йоркской железной дороги и новых линий нью-йоркского же метро.
А когда в 1917 году за своей долей окопных вшей отправились в Европу экспедиционные силы США, Эдуард был готов объединить свой кошелёк с кошельком и этого «нового» союзника, участвуя в военном займе казначейства Соединённых Штатов.
ГЕНЕРАЛ Мольтке в 1910 году говорил бельгийскому военному атташе в Берлине майору Мелотту: «Что касается Англии, то германский флот создан не для того, чтобы прятаться в гаванях. Он пойдёт в наступление и, возможно, будет разбит. Германия потеряет свои корабли, но Англия утратит своё господство на морях, которое перейдёт к Соединённым Штатам. Только они окажутся победителями в европейской войне. Англия это знает и, вероятно, останется нейтральной».
Мольтке родился и был воспитан в стране, где на чужих дядей не оглядывались, и поэтому он не мог представить себе, что в могучей Англии немалая часть элиты ориентируется на интересы не своей родины, а на интересы того Золотого Интернационала, который как раз и вёл дело к будущему господству Америки. Поэтому Мольтке не предполагал, что Британия пойдёт на уничтожение мощи Германии, заплатив за это собственной мощью в угоду дяде Сэму…
Господство этого джентльмена с козлиной бородкой и хищным взглядом Первая мировая война готовила по всем направлениям. Участник этой войны, бывший офицер старой русской армии, советский военный историк генерал Барсуков написал капитальный труд «Артиллерия русской армии (1900–1917 гг.)». И вот что там было сказано: «Россия влила в американский рынок 1 800 000 000 золотых рублей, и притом без достаточно положительных для себя результатов. Главным образом за счёт русского золота выросла в Америке военная промышленность громадного масштаба, тогда как до мировой войны американская военная индустрия была в зачаточном состоянии. Ведомства царской России, урезывая кредиты на развитие русской военной промышленности, экономили народное золото для иностранцев. Путём безвозмездного инструктажа со стороны русских инженеров (в одном Коннектикуте их работало около двух тысяч! – С. К.) созданы в Америке богатые кадры опытных специалистов по разным отраслям артиллерийской техники».
