Джеки Чан - Я - Джеки Чан

Охваченный чувствами, я приподнял постель и вынул из-под нее свой паспорт.

- О Чан, - сказал я. - Вернись домой и собери вещи. Поедем со мной в Австралию. Мои родители полюбят тебя, а я... - я...

Она усмехнулась, но покачала головой.

- Юань Ло, я не могу. Родители будут скучать. Но мы обязательно когда-нибудь увидимся, правда?

Я кивнул.

- Не забывай меня.

Она поднялась, подошла к двери и вышла, послав мне прощальный воздушный поцелуй. В воздухе остался аромат ее духов, сладкий, словно благоухание персиков.

Нет, я ее никогда не забуду.

Никогда.

Я сказал отцу, что достаточно обеспечен. Я сообщил, что в последние месяцы работал так много, что накопил кучу денег. Их было достаточно, чтобы приехать в Австралию с шиком и обеспечить отцу и матери старость. Он не назвал меня лжецом. Гордость имела для него не меньшее значение, чем для меня.

Перед отъездом я отправился в расположенный поблизости ювелирный магазин - дорогое заведение, на которое в прошлом я посматривал только издалека. Владелец смотрел на меня с подозрением, но, когда я вынул пачку денег, заговорил со мной очень вежливо. Цены здесь кусались даже в сравнении с той суммой, которую оставила мне О Чан. Для отца я выбрал часы "Ролекс", которые обошлись мне в три тысячи гонконгских долларов, а для мамы украшенные самоцветами дамские часики.

После этих покупок мне едва хватило денег на билет, на выплату всех долгов (ведь я уже не собирался возвращаться) и на подарок домовладельцу.

- Присмотрите за моей квартирой, - попросил я, зная, что он не возьмет денег просто так. - И купите что-нибудь своей внучке.

Затем я навсегда попрощался с ним, со своей комнатой и с Гонконгом.

Мама была просто счастлива, что я вернулся, и поздравляла меня с успехом. При виде часов она чуть не расплакалась - они стали самой дорогой для нее вещью и первым подарком от меня. Отец не так радовался подарку. Я знал, что он гадает, откуда у меня такие деньги, так как понимает, что я не смог бы заработать их за такое короткое время.

- Сынок, - тихо сказал он. - Помнишь, что я сказал тебе в аэропорту, когда мы улетали?

Я кивнул.

- Не волнуйся, папа, - ответил я. - Ничего такого, - Я пояснил, что мой контракт распространялся на три фильма, но мне удалось справиться с работой очень быстро, и студия даже выплатила мне премию. - А потом я решил, что в Гонконге хватает каскадеров. К тому же я хочу жить с родителями.

Он взглянул на меня из-под своих густых бровей.

- Ты вдруг превратился в хорошего сына, а? - заметил он.

Мои щеки слегка покраснели:

- Послушай, папа, если часы тебе не нравятся, я могу их забрать.

- Нет, часы действительно замечательные, - сказал он. - Но я не так глуп, чтобы не знать, который час. Запомни это, Кон Сан.

Он похлопал меня по спине и ушел, потирая рукавом циферблат своего новенького "Ролекса".

Какое-то время жизнь в посольстве текла так же, как после моего первого приезда в Канберру. Я ничем не занимался: мой английский еще был скверным. Я сидел в комнате, а когда становилось скучно, отправлялся на кухню, к отцу, и наблюдал за тем, как он готовит. Ребенком я просто докучал своим родителям, когда слонялся за ними по пятам, но теперь превратился в их позор.

После того как отец чуть не выронил гору тарелку, натолкнувшись на меня, когда я угрюмо облокотился о стол, он отставил посуду и схватил меня за руку.

- Сынок, - едва сдерживаясь, сказал он. - Мне уже шестьдесят. Я умею готовить и до сих пор зарабатываю себе на жизнь. Тебе двадцать лет. Сможешь ли ты драться, когда тебе стукнет шестьдесят?

Вслед за этим он вытолкал меня из кухни.

Я уловил его мысль. В тот же день я попросил маму записать меня на начальные курсы английского языка и начал прилагать все усилия к освоению полезных умений. Курсы были организованы при государственной школе, и их посещало множество арабов, китайцев и индийцев - людей со всего мира, эмигрировавших в Австралию. Преподавателем была женщина среднего возраста. Ростом она едва доходила мне до подбородка, а я был одним из самых низкорослых студентов.

- Внимание, класс, у нас новый ученик, - прощебетала она, выводя меня перед новыми одноклассниками. Все они были уже взрослыми, большинство старше меня. Мне показалось, что ни один не понял, что она сказала. Молодой человек, как вас зовут? Мне удалось угадать смысл вопроса, и я ответил на ломаном английском:

- Меня зовут Чан Кон Сан.

- Прошу прощения? - переспросила она.

- Кон Сан.

Она заморгала.

- Гонконг?

- Да, - ответил я, решив, что она спрашивает, откуда я приехал.

- Вас зовут Гонконг? Какое необычное имя.

Я покачал головой:

- Нет, меня зовут Кон Сан. Я приехал из Гонконга.

На этом мой запас английских слов был исчерпан.

- Ага, понятно, - сказала она. - Хорошо, тогда мы будем звать вас просто Стивен. Я снова покачал головой. Если уж меня хотели называть каким-то английским именем, то пусть им станет то, которое придумали в посольстве.

- Пол, - предложил я.

- Паф?!

Я ткнул пальцем в грудь:

- Я - Пол.

Наконец она меня поняла, улыбнулась и представила классу как нового ученика Пола Чана.

Мне стало понятно, что в этой группе учеба не отличается особой сложностью. Я усердно занимался - во всяком случае, старался это делать, но не смог продвинуться дальше азбуки. От попыток вслушиваться в слова учителя у меня начинала болеть голова, а яркий пейзаж за окнами неудержимо притягивал мое внимание. После долгих лет физической подвижности необходимость изо дня в день сидеть в классе стала настоящей пыткой. Я просто убивал время.

- Папа, я бросаю курсы, - заявил я отцу после одного особенно изматывающего занятия. - Школа - это не для меня. Если я не могу двигаться, мне кажется, что я вот-вот взорвусь. Последние надежды отца в отношении моего образования растаяли, как дым. На следующий день он познакомил меня со своим другом по имени Джек - крупным и крепким австралийцем с грубыми руками и низким голосом.

- Джек работает на стройке, - сказал отец. - Он сказал, что у них есть рабочие места. Тебе не нужно будет много говорить, а двигаться ты сможешь, сколько угодно.

Перспектива таскать кирпичи под жарким солнцем не казалась мне особо привлекательной, но иного выбора просто не было. Пусть лучше меня каждый день колотят, лишь бы не сидеть в классе. Джек появился на следующее утро, чтобы отвести меня на работу.

- Ты выглядишь достаточно сильным парнем, Кон Сан, - сказал он, усмехаясь в бледных лучах раннего утра. - Сможешь много работать, а?

Я кивнул, хотя совсем не понял того, что он сказал. Затем мы пришли на стройку, где уже суетились рабочие.

- Эй, Джек! - крикнул один из них, судя по всему его приятель. - Кто этот китаец? Джек посмотрел на меня и перевел взгляд на своего. - приятеля. Он быстро сообразил, что "Кон Сан" совсем не относится к числу тех имен, которые легко запомнили бы австралийские строители.

- Эх, черт возьми, зовите и его Джеком, - сказал он.

- Это забавно, Джек, - заметил другой. - Как же мы будем вас различать?

Остальные расхохотались.

- Очень просто, - ответил мой спутник. - Я буду Большой Джек, а он Маленький Джек.

Ладно, хватит болтать, давайте работать.

Через месяц "Маленький Джек" превратился в "Джеки". Я решил, что это имя мне нравится, и даже начал поправлять сотрудников посольства, которые по-прежнему называли меня Полом.

Так на свете появился Джеки Чан.

Изнурительный труд на стройке занимал весь день, и, пока солнце стояло над горизонтом, я нечасто задумывался о своих неудачах. Однако вечера по-прежнему тянулись долго и мучительно. Я думал о том, что оставил позади, уехав из Гонконга; я вспоминал О Чан и ее доброту. Я размышлял о том, какой многообещающей когда-то была моя жизнь. Мне было трудно уснуть даже после тяжелого рабочего дня. Вместо того чтобы лежать без сна и ворочаться в постели, я нашел себе еще одну работу и помогал на кухне в местном китайском ресторанчике. Несмотря на таланты моего отца, готовить я не умел, зато мог нарезать овощи, а ресторану всегда нужны были крепкие руки. Моя жизнь превратилась в непрекращающийся водоворот: работа, усталый сон и опять работа. Я перестал думать о своем провале. Я вообще перестал думать.

Отец радовался тому, что я, по крайней мере, не попаду ни в какие неприятности. С другой стороны, мама чувствовала, что что-то не так.

После нескольких месяцев такого опасного образа жизни мама подкараулила меня поздним вечером, когда я вернулся со второй работы.

- Джеки, - теперь даже она называла меня этим новым именем, - я очень рада, что ты теперь живешь вместе с нами. Мы счастливы, но мне кажется, что ты сам - не очень. Я сел в кресло и откинул голову на спинку.