Ричард Теймс - Япония : история страны

Куда все это может привести? К не слишком радостному для банкира итогу:

Свободная от фабрик на собственной земле и хорошо обеспеченная благодаря высоким доходам от заграничных инвестиций, Япония станет прекрасной страной... и затем культура начнет подлинно процветать. Процветающая культура и увядающая экономика: таково направление, в котором движется Япония.

Социолог Хаяси Кэндзиро, в целом разделяя аргументацию Накатани и Такэути, переформулировал стоящую перед Японией задачу не в экономических, а в культурных терминах: всеми средствами защищая свободную торговлю от протекционизма, превратить йену в главную мировую валюту, а Токио — в лидера рынка мирового капитала. Настоящий же вызов будет заключаться в том, чтобы благодаря системе образования «создать интернациональных граждан первого класса». Желание Хаяси походило на предсказание, витавшее в воздухе:

Двадцать первый век увидит Японию, которая экспортирует культуру и информацию остальному миру; в этой точке процесс интернационализации Японии будет завершен, и страна должна будет встретиться с требованиями подлинного лидерства в мировом сообществе.

Интернационализация Японии далека от завершения. Но каждый иностранец, приезжающий в страну, помогает развитию этого процесса уже самим фактом своего присутствия.

Последняя декада второго тысячелетия началось для Японии более чем благоприятно. В ретроспективе решение — после многих политических споров — послать на ограниченный период времени 1800 человек (в основном, инженеров) для помощи ООН в реконструкции Камбоджи могло в один прекрасный день стать поворотной точкой на пути к более широкой международной роли. В то же самое время, настроение Японии по-прежнему омрачалось тем, что ее вклад в войну 1991 года в Персидском заливе компенсировали только оплатой военных издержек. Попытки поднять вопрос о предоставлении стране постоянного места в Совете безопасности ООН пробуксовывали из-за продолжающихся трений с США и Россией и призраков военного времени, снова замаячивших в связи с пятидесятой годовщиной окончания войны на Тихом океане.

Японо-американские отношения ухудшались из-за требований американцев открыть доступ на японские рынки, особенно в связи с такими чувствительными для политики секторами как выращивание риса, производство автозапчастей, строительные контракты и телекоммуникации — все эти области защищали собственные интересы при помощи хорошо организованного японского лоб-би. Между представителями власти и бизнес-сообщества проводились постоянные консультации в стиле «затянуть, а потом ослабить галстук» всякий раз, когда надо было продвигать заключаемые на высшем уровне контракты. Ситуацию значительно ухудшило изнасилование тремя американскими моряками на Окинаве 12-летней японской школьницы. Гнев жителей несколько успокоили запоздалые усилия американцев увеличить контроль над своими военными. Отношения с Россией, сперва потеплевшие в связи с надеждой, что постсоветский режим даст реальные возможности разрешить старые разногласия и создать новые партнерства, зашли в тупик из-за продолжения борьбы за статус Курильских островов и Сахалина, а затем еще сильнее подпортились из-за стычек за право ловли рыбы и сброса русскими в море отработанных ядерных отходов.

Воспоминания о войне остаются сложными. В ходе государственного визита в Китай император Акихито принес извинения за учиненные японцами злодеяния, причем сделал это дважды. Премьер-министр Миядзава поступил аналогичным образом в годовщину окончания войны. Однако ни один из этих жестов не смог полностью удовлетворить бывших противников Японии, хотя оба и привели в ярость правых внутри страны. Что еще хуже, два министра были вынуждены подать в отставку: первый за категорическое отрицание захвата в 1937 году Нанкина; второй — за утверждение, что в действительности Япония никогда не колонизировала Корею. Среди всего этого возник еще один вопрос — о не признаваемой до настоящего времени трагедии 200 000 так называемых «женщин для комфорта», насильственно вывозившихся в Корею, на Филиппины и на другие оккупированные японцами территории для бесплатной работы в армейских борделях. Для послевоенного поколения сей факт стал откровением. Премьер-министр Миядзава призвал частный сектор пожертвовать миллиард долларов на финансирование «фонда искупления», который поддерживал центры сбора документации, обучение и другие добровольные жесты, но решительно отклонял все частные требования персональной компенсации. Вышедший затем отчет ООН не только снова привлек внимание общественности к проблеме в целом, но и помог бывшим жертвам заявить свои права на компенсацию и призвал Японию включить этот прискорбный эпизод в официальные школьные учебники.

Способность Японии справляться с внешними вызовами была ослаблена расстройством внутренней политики и все более заметным расшатыванием некогда динамичной и процветающей экономики. Вздувание цен на землю и пузыря на рынке акций, характерное для конца 1990-х годов, вылилось в обвал индекса Nikkei с достигнутого в 1989 году пика в 38 915 пунктов к отметке в 17 000 в марте 1992 года. Пять лет спустя индекс по-прежнему торговался ниже уровня 20 000 пунктов. Земельная политика, которую в самом вежливом варианте можно было назвать неразумной, понесла жестокий удар. Весь банковский субсектор — мелкие кредитные институты (дзюсэн — компании по кредитованию жилищного строительства) — развалился, оставив налогоплательщикам только счета. Правительство возилось с корректировочными бюджетами, в то время как необузданный политический оппортунизм опустошал некогда уютный пейзаж из партий и фракций.

В 1993 году премьер-министр Миядзава ушел в отставку, признав собственный провал в попытках решить национальные проблемы. Его преемник Хосокава, лидер недавно сформированной Японской новой партии, собрал коалицию, которая продержалась меньше года; после администрацию возглавила Партия обновления Японии, продержавшаяся едва ли два месяца. В июне 1994 года Социал-демократическая партия Японии для участия в правительстве — впервые с 1947 года — объединила силы со своим старым врагом, Либерал-демократической партией, немедленно отбросив долгое время отвергавшиеся национальный гимн и флаг, альянс с США и экономические свободы. Вопреки многим ожиданиям, этот безбожный альянс продлился до января 1996 года, после чего лидерство перешло к ЛДП под руководством Хасимото Рютаро. Рютаро решил, не дожидаясь 1997 года, провести в октябре досрочные выборы, но просчитался и не получил большинства. Низкая для Японии 59-процентная явка избирателей может быть истолкована как отвращение, апатия или просто усталость от политики.

Конечно, не только одна политика разочаровывала людей. Семнадцатого января 1995 года портовый город Кобэ пережил землетрясение, в результате которого погибли 6 000 и остались без крова свыше 300 000 человек. Ответ властей был медлительным и неадекватным. Жертвы горестно сравнивали усилия властей с хаотичными действиями местных гангстеров, таскавших одеяла и мешки с рисом. Два месяца спустя, на рассвете 20 марта, пассажиры токийской подземки были отравлены нервно-паралитическим газом зарин, намеренно пущенным в метро членами религиозной секты Аум Синрике по до конца так и не ясным причинам. Двенадцать человек погибли, примерно 5000 пострадали. Япония пережила шок, увидев, что и ее упорядоченное общество не застраховано от случайного городского терроризма, ранее казавшегося проблемой других, менее счастливых земель. Летом в центре скандала оказался бизнес, поскольку обнаружилось, что один из ведущих национальных банков «Даива» скрывал от регуляторов свои потери от облигационных сделок, превышавшие сумму в миллиард долларов. Годом позже руководители компании «Сумитомо» превзошли этот рекорд, когда вскрылись утаиваемые в течение двенадцати лет убытки от операций с медью в размере $ 2 600 000 000. В 1996 году газетные заголовки по очереди мусолили то скандал с «Сумитомо», то остановку из-за утечки радиации ядерного завода, то массовое отравление испорченными школьными обедами, то скандал с заражением ВИЧ через кровь сотен больных гемофилией. Тем временем власти выступили с планом — ускоренным катастрофой в Кобэ — перенести к 2010 году столицу из Токио в более безопасное место. Новый старт в новом тысячелетии?

Годы «экономического чуда» в середине века спровоцировали оптимистические предсказания о том, что XXI век будет веком Японии, подобно тому как XIX век был веком Британии, а XX — веком Америки. Подобное мнение имело право на существование, поскольку к 2000 году мировые рынки без усилий завоевывались караоке, суши и покемонами, а поколением раньше это проделывали японские автомобили, камеры и копировальные аппараты. В реальности третье тысячелетие Япония встретила с тем, что комментаторы, со все возрастающей самообвиняющей интонацией, называли национальным стремлением к заламыванию рук, показным эмоциям и переоценке ценностей. Речь шла не о новом тысячелетии и не о следующем столетии, но о «потерянном десятилетии» недавнего прошлого. Историк Массачусетского технологического института Джон У. Доуэр убедительно проанализировал послевоенную Японию, предполагая, что страна может считаться новым феноменом в международных делах — «мгновенной супердержавой». Пока одни японские политологи громко вопрошали, где же Япония сможет найти собственную Маргарет Тэтчер, другие предлагали повторить опыт Реставрации Мэйдзи и «импортировать» талантливых иностранных советников, а команда международных бизнес-стратегов опубликовала подробное исследование национальных экономических недостатков под заголовком «Японская экономическая модель. Может ли Япония конкурировать?», где под все большее сомнение ставилась возможность когда-либо снова встретить в Японии «светлое, уверенное утро». Писатель Рю Мураками описывает ситуацию как «провал предусмотрительности» из-за одержимости на протяжении ста пятидесяти лет идеей «догнать Запад»: «Япония просто потеряла свой путь. Мы никогда не думали о том, что будем делать после того, как достигнем своей цели». Индикаторы указывали на различные и многочисленные приметы национального кризиса. Учителя говорили о «кризисе в классных комнатах» — сокращении мотивации и растущем уровне насилия. Местные «шишки» испугались, когда региональные празднования достижения двадцатилетнего возраста были расстроены беспорядками и опасными фейерверками. Женщины выходят замуж позднее — если вообще выходят. Число разводов растет. Уровень рождаемости в стране один из самых низких в мире. Японская экономика, которая когда-то казалась бесконечно способной удваиваться за год, теперь резко контрастирует с ситуацией в 1997 и 1998 годах, когда индекс Nikkei пробил отметку ниже 13 000 пунктов — в 1989 году он же достиг максимума в 38 915 пунктов.