Какими бы ни оказались результаты конкретных исследований, доисторический человек, бесспорно обладал знаниями и силой интеллекта, о которых никто и не подозревал в те дни, когда дочка дона Марселино вбежала в пещеру Альтамиры, а Ларте выкопал резной мамонтовый клык. Доисторический человек питал страсть к числам – магическим, кабалистическим и научным.
Некий ученый сказал однажды: «То, чего я не могу выразить в числах, не существует!» (Правда, ему нужно было бы изобрести счетчик любви или шкалу человеческих побуждений.)
Числа каменного века мало касаются нашего XX в. Точность нашего календарного года (с учетом високосных годов) достигает 26 секунд, а следить за выражением движений Солнца и Луны в числах мы предоставляем компьютерам.
Наши числа, числа ЧЧ в., обобщенные подсчеты, индексы Доу Джонса, курс доллара, связанный с непроданным золотом Форта Нокс, представляются куда более отвлеченными, чем числа каменного века. Англия вступает в «общий рынок», меняя свой традиционный 36-дюймовый ярд на метр, а 13-го числа, если оно приходится на пятницу, рейсы самолетов приносят авиакомпаниям одни убытки – до 70 % билетов остается непроданными.
Западная цивилизация далеко ушла от медлительного, почти застойного развития пещерных людей. И пути назад нет. Это новая, динамичная, устремляющаяся вперед система, саморегулирующаяся, всемогущая, несокрушимая. Ее культурная линза мощна, быстро растет и надежно ограждена от всяких превратностей.
Но так ли это?
Сколько времени у нас в распоряжении?
Барри Коммонер. которого одни считают глашатаем грядущих достижений экологии, а другие – гласом рока, предсказывает, что в следующем десятилетии наступит тяжелый экологический кризис. Многие виды животных и растений должны исчезнуть из-за вредных изменений в среде обитания, вызванных деятельностью человека. Причиной этого явится научный, технический просчет, быть может, «решающий» просчет. Ну, а вид «гомо сапиенс»? Один-единственный вид биологического рода «гомо»?
Тридцать три ученых объединились в группу Движения за выживание. Они собираются выдвигать политических кандидатов на экологической платформе. Эта группа, включающая, в частности, именитого биолога сэра Джулиана Хаксли, считает, что опасность очень велика и что под угрозой могут оказаться все мировые цивилизации: «…если допустить дальнейшее развитие некоторых нынешних тенденций, то к концу века – и, во всяком случае, еще при жизни наших детей – может произойти крах нашего общества и необратимые нарушения в системах, обеспечивающих существование жизни на нашей планете» (курсив мой. – Дж. X.). «Необратимые» и «во всяком случае» – слова достаточно сильные для публичного заявления известных ученых. Они считают, что на всей планете уже нет уголка, который остался бы незатронутым. Движение за выживание предрекает грядущее роковое, тягчайшее потрясение примерно в 2000 г. В результате может возникнуть безжизненный мир, совсем не похожий на кинематографическую «Космическую одиссею 2001 года» и напоминающий скорее развязку радиопостановки «Войны миров» (режиссер Орсон Уэллес), которая в 1938 г. вызвала панику по всей стране.
Чарлз Сноу, выступая в Итакском университете вместе с Гарвеем Бруксом, деканом факультета техники и прикладной физики Гарвардского университета, оплакивает судьбу общества, в котором наука утрачивает жизненность. Мы сеем семена упадка, гибели и социального распада. «И не так уж важно, что явится непосредственной причиной – какой-либо экологический кризис, упадок и деморализация технологической структуры или пожар войны» (курсив опять мой. – Дж. X.).
Это представители пессимистического взгляда на вещи. Песок времен иссякает, говорят они. Будущее выглядит унылым.
Научный журнал «Нейчер» критикует Движение за выживание, как «достойное порицания», а их теории – как «верхоглядство» и «чисто умозрительные построения». Английский редактор этого журнала писал оптимистически: «Кто же посмеет утверждать, будто те силы, которые все последние две тысячи лет помогали человеческому обществу становиться все более и более гуманистичным, можно теперь сбросить со счетов только потому, что ясновидящие нового толка видят в кофейной гуще предзнаменование катастрофы?»
Герберту Уэллсу, ученому и философу, когда он незадолго до смерти, в разгар кровопролитнейших и опустошительнейших сражений второй мировой войны готовил к печати последнее издание своей «Краткой истории человечества», общая картина мира представлялась поблекшей, лишенной сил, которые могли бы ее обновить. «Человек не может замереть в неподвижности, не двигаясь ни вверх, ни вниз, и как будто гораздо больше шансов на то, что он будет двигаться вниз, пока не исчезнет». Уэллс, как древле Валтасар, видел на стене вещие письмена: «Приспосабливайтесь или погибнете»! Мы, «возможно, не столь доступны новым идеям, как… сознание тех, кто жил ранее нас». Может быть, признается плодовитый мыслитель, мы не сумеем «идти в ногу с расширением и усложнением человеческого общества и его установлений. Такова самая черная тень, омрачающая чаяния человечества». Но заключительные его слова исполнены неукротимого оптимизма. Какого бы сокращения народонаселения ни потребовала природа, какие бы трудности ни вставали перед человечеством, Герберт Уэллс всей душой верит, что Homo sapiens не исчезнет до скончания времени.
Перед нами две точки зрения – оптимистическая и пессимистическая. Этот дуализм является источником силы, оселком сознания, творческим катализатором, своего рода перекрестным опылением.
Шпенглер и Тойнби в определенном смысле воплощают эту двойственность: цивилизация обречена на гибель, потому что она достигла своей материальной вершины (Шпенглер), или же она имеет возможность выжить благодаря силе творческого руководства (Тойнби). Обе стороны, обе точки зрения предполагают, что важнейшая проблема будущего прямо касается среды обитания; со сходной проблемой, хотя и менее быстро, сталкивались и предшествовавшие нам виды, которые свой краткий час занимали авансцену, пока экология не опускала занавес. Это проблема появления в природе вида, подчиняющего ее себе. И то, что мы осознаем возможность будущего кризиса, ставит нас на особое место среди прочих видов. Благодаря уменью посмотреть на себя со стороны человек получает огромные преимущества в игре за выживание.
Цивилизация – довольно туманное понятие, которое нелегко определить или истолковать, тем более что, существуя внутри нее, мы неизбежно воспринимаем ее с той или иной степенью предвзятости. В главе 5 упоминались некоторое материальные предметы, которые, согласно мнению археологов, характеризуют цивилизацию, – чеканка монеты, керамика, ткани, письменность, искусство. В свое время Льюис Дуглас, американский финансист, даже прямолинейно связал это понятие с одной-единственной магической цифрой: когда в результате рузвельтовского Нового курса цепа на золото в долларах изменилась, он объявил: «Это конец западной цивилизации».
Роберт Хейзер. антрополог из Калифорнийского университета, видит основной ориентир в осознанном желании: «Вместе с цивилизацией приходит осознанное желание оставить память для будущего». Мегалитические сооружения, с его точки зрения, – это показатели цивилизации. Доставка и установка огромных камней требовала общественной организованности, планирования, умелого политического маневрирования и творческого руководства. Неолитический человек использовал свой главный материал – камень, осознавая его способность противостоять воздействию времени. Он передвигал недвижимые камни для того, чтобы их не передвигать впоследствии. Он посылал астрономические и геометрические вести на 4 тысячи лет вперед. Его мегалитические сооружения – это машина времени, доставляющая в будущее его мысли.
Быть может, сердце цивилизации нельзя выкопать из земли, быть может, оно нематериально и заключено в мышлении, которое нельзя откопать лопатой. Для своего существования цивилизация нуждается в своде идей. Это могут быть моральные понятия, религия или высокие философские цели. Но только не сложные и запутанные философские системы. Эти последние, как указывает Грехем Кларк, понятны лишь немногим. А основная система идей должна восприниматься сознательно всеми или хотя бы верхними слоями суммарного коллективного сознания. Идеи формируются по мере развития культуры, и их система всегда должна находиться в гармонии с окружающей средой; только в этом случае возможно выживание. Когда идея сходит на нет, цивилизация рушится.
Это, разумеется, всего лишь предположение, а какие-либо обобщения можно сделать лишь в процессе его проверки. Но сам я не представляю себе, каким образом характеризующаяся определенной культурой группа способна оставаться чем-то единым, если ее не будет связывать общность идей, устремлений и целей – своего рода матрица понятий. Человек ледникового периода делился мыслями с себе подобными, хотя и не умел писать. Искусство каменного века указывает на общий интерес к животным, растениям, небу, к окружающей природе. Общение осуществлялось через устное слово, через действие и через искусство. Несомненно, пещерный художник верил в магию и в потусторонние силы (впрочем, об этом мы можем лишь строить смутные догадки), но его система идей и понятий сохраняла полную гармонию с природой на протяжение многих тысячелетий, и его культура выживала. Судя по единообразию искусства и символики характер мышления, матрица понятий не менялись на протяжении жизни тысяч поколений – срок, в сто с лишним раз превосходящий время существования Соединенных Штатов.
