Так мы сталкиваемся с очень интересным политическим устройством, единственным, существующим в столь законченным виде на Руси. Вечевое управление было характерно не только для Новгорода, но ни один из других городов не имел такого набора вольностей, как Новгород. И князьям не удалось подавить это несходное с иными русскими городами устройство, им пришлось отказаться от назначения в город своих князей по старшинству, смириться с выборностью должностей, с отказом новгородцев признавать князя, если он начинал действовать по своему желанию, а не по воле самого города. Скажу так: Новгород мог себе позволить отстаивать демократическое управление (чего в такой степени нет на всем обозримом пространстве тогдашней Руси), поскольку это был очень богатый город с очень богатыми землями. Смею заметить, но авторитет Новгорода для западных стран тогда часто даже перебивал авторитет киевских или московских князей. В Новгороде они видели близкий по духу и понятный политический порядок. Не западные феодалы, которые, само собой, ничего приятного в вольностях Новгорода не замечали, даже напротив, а западные горожане, относившиеся к тому Ганзейскому союзу, куда единственным из русских городов был принят Новгород.
Всеволод и Твердислав (1220 год)
Когда в 1220 году князь Всеволод решил сместить неугодного ему посадника Твердислава, разыгралась весьма драматическая история.
«Тои же зиме приде князь Всеволодъ из Смольньска на Тържькъ. Не хотя же дьяволъ добра роду крестьяньску и злии человечи, и вложи князю грехъ въ сердци, гневъ до Твьрдислава, а без вины; и приде въ Новъгородъ, и възвади всь городъ, хотя убити Твьрдислава; а Твьрдислав бяше больнъ. И поиде князь Всеволодъ съ Городища съ всемъ дворомъ своимъ, и скрутяся въ бръне, акы на рать, и приеха на Ярослаль дворъ; новгородци к нему въ оружии и сташа пълкомъ на княжи дворе. Твьрдислав же бяше немоцьнъ, и вывезоша и на санкахъ къ Борису Глебу, и скопишася о немь пруси и Людинь коньць и загородци, и сташа около его пълкомъ и урядивъше на 5 пълковъ. Князь же узревъ рядъ ихъ, оже хотять крепъко животъ свои отдати, и не поеха, нъ присла владыку Митрофана съ всеми добрыми повестьми; и съведе и владыка въ любъвь, и крестъ целова и князь и Твьрдислав. Богомь и святою Софиею крестъ възвеличянъ бысть, а дьяволъ попранъ; а братья вся въкупе быша. Твьрдиславъ же съшьдъся съ князьмь въ любъвь, и лишися посадницьства: немочьнъ бо бе; и даша посадничьство Иванъку Дмитровицю; въ тои же немочи пребы 7 недель, и прия и больши немочь; и утаивъся жене и детии и всеи братьи, иде къ святеи Богородици въ Аркажь манастырь и пострижеся февраря въ 8 день. Тъгда и жена въ друземь манастыри пострижеся у святеи Варвары». Но Всеволод нарушил условия службы городу, так что через год «Показаша путь новгородци князю Всеволоду: „не хочемъ тебе; поиди, камо хочеши“; иде къ отцеви въ Русь». Всеволод бежал. Только еще год спустя наладились их отношения: «Послаша владыку Митрофана и посадника Иванка и стареишии мужи Володимирю къ Гюргю къ Всеволодицю по сынъ, и вда имъ Всеволода на всеи воли новгородьстеи. Приде князь Всеволодъ в Новъгородъ, и владыка и вси мужи одарени бещисла; и ради быша новгородьци, и бысть миръ».
Но тут же они, отношения, и расстроились, и так расстроились, что пришлось великому князю владимирскому
давать вместо Всеволода другого князя, Ярослава. Пожив с год с Ярославом, новгородцы этим управлением совсем не обрадовались, снова пришлось великому князю давать им Всеволода. Правление им вновь показалось неправильным, и князя прогнали, а себе решили взять Михаила Черниговского. Юрий занял Торжок и, как пишет летопись, много новгородцам напакостил. Михаил недолго был у власти в Новгороде, тоже попросил себе выход: «Не хочю у васъ княжити, иду Цьрнигову; гость къ мне пускайте, а яко земля ваша, тако земля моя». Новгородцы умоляли, но князь был тверд, так что снова позвали Ярослава.
Ни один другой город на Руси не позволял себе так управляться с князьями. Еще до всей этой истории, когда посадника захотел сменить предшествовавший Всеволоду князь Святослав Смоленский, вече ему тоже ответило отказом, поскольку не дело князя менять посадника и тысяцкого. «А за что, – спросили новгородцы, – какая его вина?» «Так, без вины», – отвечал князь. Тогда Твердислав сказал, обращаясь к вечу: «Рад я, что нет на мне вины, а вы, братья, и в посадниках, и в князьях вольны». Тогда вече сказало князю: «Вот ты лишаешь мужа должности, а ведь ты нам крест целовал без вины мужа должности не лишать». Так вот, единогласным решением, боролись новгородцы с посягательством на их волю. Никто во всей Руси не мог себе такого позволить! Так что новгородцы так уряжались со своими князьями: по договорам между князем и городом первый должен был держать Новгород в старине по пошлине, то есть по старому обычаю. Договоры определяли судебно-административные отношения князя к городу, финансовые отношения города к князю, отношения князя к новгородской торговле.
Хотя князь и представлял высшую политическую и судебную власть, но его решение никогда не было единоличным, все дела он должен был вести вместе с посадником – «без посадника ти, княже, суда не судити, ни волостей раздавати, ни грамот ти даяти», пишет договор. Князь мог назначать на некоторые низшие должности по собственному усмотрению, но он не имел права назначать на них людей из своей дружины, только из самих новгородцев. Он также не мог отнять ни у кого выборной должности, иначе, как в случае с Твердиславом, ему грозили полная обструкция и изгнание. Не мог он также управлять Новгородом и из своего княжества, как только такое себе князь позволял, тут же его и смещали. Князь должен был постоянно находиться в городе, который защищает, иначе он становился несколько бессмысленной фигурой.
Князь и новгородские богатства
Самые, конечно, мучительные для князя были финансовые вопросы, за доход и расход новгородцы держались так крепко, как только могут торговые люди. «Князь получал „дар“ с новгородских волостей, – пишет Ключевский, – не входивших в состав древнейших коренных владений Новгорода, каковы Волок, Торжок, Вологда, Заволочье и др. Сверх того он получал еще „дар“ от новгородцев, едучи в Новгород, по станциям, но не получал его, уезжая из Новгородской земли. Боясь отпадения или захвата Заволочья, новгородцы старались не допускать прямых отношений князя с этой обширной и важной для них волостью и требовали в договорах, чтобы князь отдавал свои заволоцкие сборы на откуп новгородцам.
Если же он сам хотел собирать их, то посылал бы в Заволочье своего сборщика из Новгорода, и этот сборщик не отвозил бы собранную дань прямо на низ, т. е. в Суздальскую землю, в вотчину князя, а завозил бы наперед в Новгород, откуда она и передавалась бы князю: так Новгород получал возможность контролировать эту операцию. После татарского нашествия и на Новгород был наложен ордынский выход – дань. Татары поручали сбор этого выхода, названного черным бором, т. е. повальным, поголовным налогом, великому князю владимирскому, который обыкновенно правил и Новгородом. Новгородцы сами собирали черный бор и передавали его великому князю, который доставлял его в Орду. Кроме того, князь пользовался в Новгородской земле судными и проезжими пошлинами и разными рыбными ловлями, сенокосами, бортями, звериными гонами; но всеми этими доходами и угодьями он пользовался по правилам, точно определенным, в урочное время и в условленных размерах. Князь, по договорам, не мог иметь в Новгородской земле своих источников дохода, независимых от Новгорода. Новгородцы всего более старались помешать князю завязать непосредственные юридические и хозяйственные связи в Новгородской земле, которые шли бы помимо выборных новгородских властей и давали бы князю возможность пустить здесь прочные корни. В договорных грамотах особым условием запрещалось князю с его княгиней, боярами и дворянами приобретать или заводить села и слободы в Новгородской земле и принимать людей в заклад, т. е. в личную зависимость».
Еще больше проблем возникало у князей с поддержкой новгородской торговли. По сути, князь был нужен городу именно ради ее защиты и отстаивания торгового интереса. Любое посягательство князя на святая святых новгородского богатства – торговлю, грозило князю немедленной отставкой. Князь должен был следить за соблюдением всех условий для торговли в пользу города: собирать въездные пошлины с иноземных торговцев, защищать их от ограбления, отражать удары врага, польстившегося на богатства города. Поскольку новгородцы торговали со всей Европой, то работы у князя было невпроворот. В городе иноземные купцы держали свои дворы – там были скандинавы с острова Готланд, немцы, а с XII века город торговал с Ганзой и входил в этот союз, так что в нем имелось множество дворов ганзейских купцов. Князю запрещалось иметь хоть какой-то личный интерес в этой торговле. В договоре с ним специально оговаривалось, что он не может запирать немецких дворов и ставить рядом свою стражу. Это притом, что отношения с немцами могли быть и не самыми лучшими. Но по чудесному торговому закону немецкий купец не имел ничего общего с немецким крестоносным рыцарем. Князьям это не нравилось, но терпеть приходилось. Известно, что такое разграничение рыцаря и купца не раз спасало Новгород от голода. Когда владимиро-суздальские князья решили смирить Новгород и пережали ему торговлю захватом Торжка, на помощь своим партнерам по торговле пришли как раз немцы: они привезли хлеб и спасли город от голодной смерти. Князья московские, конечно, мечтали видеть Новгород не в таком полновластном качестве, а в роли привычного им княжеского города. Новгород, пока мог, сопротивлялся этой новой политике князей. И князья, пока не окрепли, вынуждены были делать вид, что в управлении городом их все устраивает. Но это было не так.
