В этой глуши любая не подмеченная вовремя мелочь может запросто стоить охотнику жизни.
Я резко остановился. В воздухе витал запах сырой одежды из оленьей кожи и древесного дыма. Я неподвижно застыл на месте, а затем повернул голову в ту сторону, чтобы услышать любой шорох и суметь уловить даже самый тончайшие запахи. На мой взгляд, обоняние для первобытного человека было столь же первостепенным органом чувств, как зрение или слух, но наступление цивилизации с ее обилием многочисленных навязчивых ароматов не давало надлежащим образом сосредоточиться, и это продолжалось до тех пор, пока человеческий мозг, в конце концов, не утратил способности регистрировать запахи на уровне подсознания. Но когда человеку приходится безвылазно жить в глуши, то дело обстоит совершенно иначе.
Осторожно, чтобы, не дай бог, не задеть ветку плечом, я прокладывал себе путь сквозь заросли деревьев и кустарника, через каждые несколько шагов замирая на месте и подолгу прислушиваясь. Теперь до моего слуха доносились приглушенные голоса, а в воздухе еще крепче запахло дымом; мгновением позже, за деревьями показался огонек костра.
Я стоял очень тихо, чутко прислушиваясь к каждому звуку. Я был совсем близко. Я разыскал их, но у меня не было никакой идеи насчет того, что делать дальше. По крайней мере, один из них, сам Макс Бауэр, был опытным охотником, так что с ним шутки плохи. Я хотел определить, сколько их было всего, а также все увидеть и услышать, но сам не оказавшись при этом замеченным.
Мгновение спустя, я подобрался еще ближе. Теперь нас разделяло расстояние в какие-нибудь несколько футов, и передо мной, как на ладони, был весь их лагерь. Я старался не останавливать взгляда ни на Максе Бауэре, хотя и видел его боковым зрением, ни на Лашане, который лежал в стороне.
- Только не на рассвете, - говорил Бауэр. - В это время часто нападают индейцы, а уже засветло, когда они решат, что атаки не будет и утратят бдительность. Кто-то из них отправится завтракать, другие примутся за работу. На стенах, скорее всего, останется лишь один дозорный. Лашан, ты неплохо управляешься с копьем. Ты сможешь быстро и без шума снять часового?
- Смогу. Футов на тридцать я подойти сумею, а с такого расстояния это можно запросто устроить.
- Тогда убей его. Он мне нужен мертвым. Если нам не удастся ворваться в форт, когда откроют ворота, мы полезем через стены. И тогда уж набрасывайте петли на верхушки бревен и - вперед, но необходимо, чтобы, по крайней мере, дюжина людей оказались бы на стенах одновременно. Для них это будет полной неожиданностью. И никакого грабежа, никаких женщин до тех пор, пока не будут убить все до одного мужчины, всем все ясно? Каждый, кто осмелится нарушить этот приказ, будет иметь дело лично со мной.
Внезапно Лашан вскочил на ноги.
- Макс, там кто-то есть!
Быстро развернувшись, я скользнул в заросли и бросился со всех ног бежать по тропе. До сих пор мне казалось, что я двигаюсь совершенно беззвучно, но тут у себя за спиной я услышал крик.
- Вон туда! Все живо в погоню! Держите его! Если повезет, берите живым, но только не дайте ему уйти!
Я бежал по тропе, сам точно не зная, куда, памятуя лишь о том, что вроде бы эта дорога выводила к ручью Компас-крик. Свернув с проторенной тропы, я нырнул в небольшой просвет в зарослях, и уж там побежал во весь опор. Затем, резко остановившись, я услышал какой-то шорох в случившихся у меня на пути зарослях кустарника. Свернув в сторону, я продолжал бежать, но на сей раз уже не так быстро, не имея ни малейшего представления о том, с какой еще стороны ожидать появления врага.
Передо мной открылась узкая, образовавшаяся сама собой, дорожка между деревьями. В просветах между тучами показалось звездное небо, и стало как будто несколько светлее. Было слишком темно, но я все равно сломя голову летел вперед. Если меня сейчас схватят, то они не только прикончат меня, но еще постараются каким-нибудь образом использовать это, чтобы вынудить наших открыть ворота.
Резко повернув направо, я побежал по тропинке, что шла вдоль русла ручья. У меня промелькнуло в голове, что это, должно быть, Таскити-крик. Небо снова заволокло тучами. Снова повернув, я начал взбираться по крутому, каменистому склону. Я спешил, желая поскорее вернуться назад, предупредить своих людей о предстоящей атаке. Увидев впереди просвет, я не раздумываясь, кинулся у нему. Внезапно меня захлестнуло гадкое ощущение, как будто земля уходит у меня из подног; берег кончился, и я упал.
Тошнотворное ощущение падения и страха. Я со всего размаху рухнул вниз, ударяясь при этом головой о камень, и это был конец.
* * *
Стон, а потом тишина. Очень холодно и мокро, и тупая, пульсирующая боль в голове. Открыв глаза, я увидел перед собой серый мир, где по небу плыли серые тучи, а надо мной возвышался серовато-бурый осыпавшийся земляной берег, откуда я свалился. Он был совсем не высокий, да и упал я на мягкий песок у самой воды. И все было бы ничего, если бы только под голову мне не попал тот самый булыжник.
С трудом заставив себя принять сидячее положение, я еще некоторое время сидел на земле, и в голове у меня стоял оглушительный звон. Было уже совсем светло. Точнее определить время я не мог. Наши враги не нашли меня, а не то я был бы уже мертв или же оказался у них в плену.
Покачиваясь, я поднялся на ноги. Той тропой, по которой я бежал, очевидно, уже давно никто не ходил, а берег оказался размыт ручьем в половодье. У меня нестерпимо болела голова, шея не поворачивалась. А на колене красовался огромный синяк.
Оглядевшись по сторонам, я пришел к выводу, что ручей, с берега которого меня угораздило упасть, похоже, сбегал откуда-то с северного склона Сосновой Вершины, и для того, чтобы возвратиться в форт наикратчайшим путем, мне нужно только перебраться через этот хребет, всего лишь подняться на гору высотой примерно в две тысячи футов, при том, что на протяжении последней тысячи футов ее склон отличался особенной крутизной.
Я снова внимательно осмотрелся. То место, куда я упал, оказалось руслом небольшого ручья, которое было завалено камнями, бревнами, а также кусками породы с горного склона. Сам ручей был всего пару футов шириной и глубиной в несколько дюймов. Почти к самой воде подступала стена непроходимых зарослей, и в том месте, где русло делало изгиб, уходил в небо горный склон.
Было очень тихо, и лишь откуда-то из дальних зарослей доносилось пение пересмешника. Повернувшись, я направился в сторону горы и чуть было не упал. Разбитое колено болело гораздо сильнее, чем мне это показалось с самого начала. Я взглянул себе под ноги, надеясь отыскать на земле палку, с помощью которой мне было бы легче передвигаться. Но так и не найдя ничего подходящего, я заковылял вперед и неподалеку от изгиба ручья набрел на валявшуюся у самой воды сломанную ветку длиной около шести футов и пару дюймов толщиной. Подобрав ее, я побрел дальше.
Мое продвижение вперед было медленным. Каждый мой шаг отзывался пульсирующей болью в голове, а ушибленное колено не сгибалось. При ходьбе нога нестерпимо болела, но делать было нечего.
А что, если я опоздал? А вдруг люди Бауэра уже захватили форт? Ужас, испытываемый мной при одной только мысли об этом, доводил меня до исступления, и я упрямо карабкался вверх по склону, продираясь сквозь заросли горного лавра. Мое восхождение было очень болезненным и продвигалось еле-еле, а практически несгибающаяся в колене нога делало путь еще ужаснее. И все же, наконец, мне удалось выбраться на низкую седловину, справа от которой возвышалась Сосновая Вершина.
Ухватившись за ветку дерева, я глядел сквозь листву на долину близ Гремучего ручья.
Отсюда мне был виден и наш форт. Над трубами хижин вились неторопливые струйки дыма, все было спокойно. Более мирной картины представить было бы невозможно, дымок поднимался к небу, над землей царило безмолвие, и не слышно было даже журчания ручья. Широко расстилались наши поля, островок возделанной земли среди безбрежного океана еще не обжитых просторов.
Похоже, обошлось. Или, может, уже все кончено? Может, форт уже захвачен, а его защитники перебиты? Мне не хотелось верить в это. Наверняка, случись такое, то со стороны это было бы видно. Но как я ни приглядывался, заметить ничего особенного мне так и не удалось. И все-таки я все еще был слишком далеко. От форта меня отделяло не меньше двух миль это если считать по прямой, но на самом же деле, чтобы оказаться дома, мне предстояло преодолеть более трех миль, и я должен был пройти этот путь до конца. На это уйдет не меньше часа, а возможно и больше.
Я болезненно заковылял дальше, выбирая кратчайший путь вниз по склону. Мое больное колено сильно распухло, и ему уже становилось тесно внутри штанины.
Единственным моим желанием было поскорее возвратиться обратно. Моя рискованная вылазка в лес оказалась совершенно напрасной. Ведь я надеялся найти некий выход, каким-то образом посеять панику в их рядах. На деле же я не добился ничего, к тому же едва не свернул себе шею, и теперь мне ни за что не успеть вовремя обратно, чтобы предупредить своих людей о предстоящей атаке.
