Ну а Рид в дни Октября становится «своим человеком» в Смольном, заводит дружеские связи со многими видными большевиками, днюет и ночует в штабе революции. Лучшего информатора, чтобы держать руку «на пульсе событий», трудно было придумать. На чьей стороне находились его симпатии, с кем персонально он был связан, вы без труда обнаружите, открыв книгу «10 дней, которые потрясли мир». О Ленине там мало. Ленину внимания почти не уделяется, он остается на втором плане. Восхваляется и превозносится лишь один лидер, Троцкий[185]. Рид не обошел стороной и любвеобильные объятия Коллонтай, несмотря на то, что в России и ним находилась жена, Луиза Брайант, куда более свеженькая и привлекательная, чем увядающая народная комиссарша. Очевидно, «близкие контакты» наводились не столько ради удовольствия, сколько ради пользы в его работе. Кстати, Рид вернется в США в июне 1918 г. И видный правительственный чиновник Сэндс доложит исполняющему обязанности госсекретаря Ф. Полку, что журналист «выразил желание предоставить в распоряжение нашего правительства свои заметки и информацию, полученные благодаря связи с Львом Троцким»[186]. Откуда мы еще раз видим, что Рид работал не только на журнал «Метрополитен» и Красный Крест.
Ну а Лев Давидович на посту наркома иностранных дел сразу заявил о себе. 26 октября (8 ноября) он разослал иностранным дипломатам ноту с предложением «о перемирии и демократическом мире без аннексий и контрибуций» и о начале переговоров по данному вопросу. При этом разъяснялось, что если союзники не поддержат предложений, Россия начнет переговоры сама. В Берлине и Вене не скрывали своей радости. Рассматривали революцию как собственную удачнейшую операцию. Германский канцлер Гертлинг отмечал:
«Это было целью деятельности, которую мы вели за линией русского фронта — прежде всего стимулирование сепаратистских тенденций и поддержка большевиков. Только тогда, когда большевики начали получать от нас по различным каналам… поток денежных средств, они оказались в состоянии создать свой орган „Правда“, проводить энергичную пропаганду и расширить свою прежде узкую базу партии. Теперь большевики пришли к власти… Возникшее напряжение в отношениях с Антантой обеспечит зависимость России от Германии…»
А министр иностранных дел Австро-Венгрии Чернин 10 ноября писал Гертлингу об открывшихся перспективах:
«Революция в Петрограде, которая отдала власть Ленину и его сторонникам, пришла быстрее, чем мы ожидали… Если сторонники Ленина преуспеют в провозглашении обещанного перемирия, тогда мы одержим полную победу на русском секторе фронта, поскольку… русская армия, учитывая ее нынешнее состояние, ринется в глубь русских земель, чтобы успеть к переделу земельных владений… Перемирие уничтожит эту армию, и в обозримом будущем возродить ее на фронте не удастся… Поскольку программа максималистов (большевиков) включает в себя право на самоопределение нерусским народам России… нашей задачей будет сделать так, чтобы желание отделения от России было этими нациями выражено… Порвав с державами Запала, Россия будет вынуждена попасть в экономическую зависимость от Центральных Держав, которые получат возможность проникновения и реорганизации русской экономической жизни»[187].
Шла откровенная дележка российских территорий. Обсуждалось, как переустроить Литву, Латвию, Польшу, Эстонию, предлагались меры в отношении Украины, чтобы «спокойно и дружески повернуть ее к нам».
Зато в странах Антанты нота Троцкого вызвала бурю возмущения. Англия, Франция, Италия выразили протест, указывая, что односторонние поиски мира нарушают союзническое соглашение от 5 сентября 1914 г. Заместитель министра иностранных дел Англии лорд Р. Сесиль заявил агентству «Ассошиэйтед пресс»:
«Если эта акция будет одобрена и ратифицирована русской нацией, то поставит ее вне границ цивилизованной Европы».
Было решено не признавать правительство большевиков, не устанавливать с ним официальных контактов.
Но в США, которым не угрожали германские армии и бомбы с немецких самолетов, известия об Октябре были восприняты иначе. В еврейских кварталах Нью-Йорка восторженно говорили, что революцию в России сделал «наш Троцкий из Бронкса». Да и президент Вильсон в отношении Советской власти занял особую позицию. В ноябре он дал указание своим министрам и дипломатам — «не вмешиваться в большевистскую революцию». А его представитель Хаус, очень «вовремя» оказавшийся в Европе, убеждал британских и французских политиков быть сдержанными. Обосновывал это весомым предлогом — дескать, если проявлять вражду к большевикам, это может толкнуть их к сближению с Германией.
В Петрограде продолжались интенсивные контакты большевиков с сотрудниками миссии Красного Креста, американского посольства. И британские дипломаты даже начали проявлять озабоченность возможностью сближения России… нет, не с Германией, а с Америкой! 18 ноября Бьюкенен направил Бальфуру доклад. Напомнил о событиях недавнего прошлого, как США срывали нажим союзников на Керенского, а в свете новых событий делал вывод:
«Американцы играют в собственную игру и стремятся сделать Россию американской резервацией, из которой англичане должны быть удалены и как можно подальше».
Да, США начинали крупную собственную игру. И не только в нашей стране, но и на мировой арене. Следующей, после ноты о мире, акцией Троцкого, стала публикация тайных договоров из архива российского МИД. Ленин такие действия одобрил. Полагал, что они будут способствовать расколу среди воюющих держав, вскроют глаза народам на «империалистический характер» войны. На самом же деле публикация договоров являлась чисто заказной операцией. Дело в том, что до начала XX в. США придерживались традиционной политики изоляционизма. И без их участия европейские державы в течение веков переплетались сложнейшими сетями договоров, соглашений, трактатов. Много соглашений было заключено и в 1914–1916 гг., в различных конкретных ситуациях раздавались обещания России, Италии, Японии, Румынии и т. д.
Теперь США активно входили в европейскую политику. Входили свежими, усилившимися, разбогатевшими за время войны, все державы Антанты были у них в долгах. И Вильсон указывал:
«Экономическая мощь американцев столь велика, что союзники должны будут уступить американскому давлению и принять американскую программу мира. Англия и Франция не имеют тех же самых взглядов на мир, но мы сможем заставить их думать по-нашему»[188].
Однако существовала серьезная проблема. Втискиваться в сложившуюся систему европейской дипломатии для американцев было бы очень уж трудным и хлопотным делом. Каждый шаг пришлось бы многократно согласовывать с каждым государством, не противоречит ли он каким-то пунктам ранее заключенных договоров.
Чтобы этого избежать, Вильсон и Хаус вынашивали проект «фактического пересмотра системы международных отношений». Сделать это предполагалось под лозунгами «равных экономических возможностей» и «отмены тайной дипломатии»[189]. Потому что «равные экономические возможности» на деле означали огромное преимущество США перед разоренной Европой. А под предлогом «отмены тайной дипломатии» следовало разрушить всю старую дипломатию — и строить новую на чистом месте. Как ранее отмечалось, эти вильсоновские пункты уже вошли в мирные предложения Керенского. Главная сложность заключалась в том, что сами США инициировать кампанию по «отмене тайной дипломатии» не могли. Они-то вступили в войну «на новенького». И не имели никакого морального права с ходу диктовать свои условия союзникам, вынесшим всю тяжесть трех лет сражений. Решить проблему блестяще удалось через Троцкого.
В советской литературе преподносилось, будто разбор дипломатических архивов был поручен матросику Маркину, который успешно справился с задачей. Это, разумеется, чепуха. Чтобы в короткий срок разобраться в делах МИД, расшифровать их, выбрать и подтасовать нужные документы, требовались специалисты высочайшего класса. Но никакого американского или британского следа! Только германский! Специалистов Троцкому предоставил Красин из персонала фирмы «Симменс — Шуккерт». А уж откуда Красин набрал этих специалистов в «Симменс-Шуккерт», из германских спецслужб или не германских, история умалчивает. Факт тот, что управились очень быстро. Уже 23 ноября началась публикация документов (всего было составлено и обнародовано 7 подборок).
И сразу же, считай мгновенно, 25 ноября, эти материалы подхватилась перепечатывать массовыми тиражами солиднейшая «Нью-Йорк Таймс». Чуть позже, 13 декабря, взялась перепечатывать и британская газета «Манчестер гардиан». Скандалище был раздут грандиозный. Особенно сильный шум поднялся вокруг проекта российско-германского соглашения в Бьерке 1905 г. (только проекта, оно не было заключено, но все равно вопили — вот, дескать, Россия была готова пойти на союз с немцами), англо-русского договора 1907 г. о разделе сфер влияния в Персии, соглашения Сайкса-Пико о разделе сфер влияния в Турции… Это было именно то, что требовалось американцам. Вильсон назвал публикацию договоров «высокими стандартами в международных отношениях». Ну разумеется, «высокими» — мина, взорванная Троцким, разнесла весь фундамент европейской дипломатии.
