1227 г.
Однако несмотря на все эти трудности, войско набрать все же удалось. Новые крестоносцы должны были соединиться в Бриндизи, где их ожидали суда. По прибытии в Неаполитанское королевство император снабдил их хлебом и оружием. Все было готово к походу, и папа Гонорий мог бы насладиться плодами своих трудов, но этого не произошло: смерть похитила его накануне отбытия флота.
Новый папа, Григорий IX, обладал достоинствами и недостатками Иннокентия III. Имея властный характер и непоколебимую уверенность в своей правоте, он не останавливался перед трудностями и не терпел противодействия. Идея Крестового похода с самого начала овладела всеми его помыслами. С его благословения Фридрих отбыл наконец со всем своим флотом и армией. Во всех областях империи молили Бога об успехе похода, как вдруг распространилась потрясающая весть: через три дня после отплытия под предлогом болезни Фридрих повернул корабли и высадился в Отранто.
Григорий праздновал отбытие Фридриха как торжество Церкви; его возвращение, вне зависимости от причины, папа рассматривал как бунт против Римского престола. Гнев Григория был неописуем – его почувствовали все католические страны. В своей речи он привел притчу о победе святого Михаила над драконом и изрек проклятия Церкви против Фридриха. Император немедленно отправил послов к папе для оправдания и объяснения, но папа не стал их слушать, а всем монархам Европы направил послания, в которых чернил «клятвопреступника» всеми возможными способами: он обвинял Фридриха в убийстве собственной жены, в нерадении о крестоносцах, умиравших с голода, в нарушении многих торжественных обетов, в предании дела Христа ради суетных удовольствий.
Возмущенный Фридрих с негодованием отверг все обвинения и в своих письмах европейским государям жаловался на папу как на клеветника, насильника и властолюбца. «Латинская церковь, – писал он, – всюду рассылает своих легатов, облеченных властью наказывать, отлучать или миловать, но не для того, чтобы с благими намерениями распространять Слово Божие, но чтобы доставать деньги и собирать то, чего не сеяли». Напомнив о многих злоупотреблениях папы, император отметил, что Риму уже недостаточно властвовать над своими уделами, он хочет господствовать над всеми царствами.
С этого момента между папой и императором началась открытая война. Противники стоили друг друга: оба непомерно властолюбивые, неукротимые во мщении, всегда готовые взяться за оружие, равно опасные в словесных спорах и на поле брани. Война обещала быть долгой, жестокой и повергла в отчаяние весь христианский мир. Григорий торжественно проклял Фридриха в соборе Святого Петра; Фридрих перетянул на свою сторону римское дворянство, которое изгнало папу из Вечного города. Григорий освободил всех подданных от присяги императору; Фридрих изгнал из Неаполитанского королевства тамплиеров и госпитальеров, грабил храмы и отправил войско для опустошения владений папы. Сарацины, утвердившиеся в Сицилии, призванные под знамена христианского государя, сражались против главы христианской церкви – вся Европа, потрясенная подобным зрелищем, забыла о Крестовом походе...
Между тем палестинские христиане не переставали просить войск у Запада. Они уведомили папу об отчаянии, их охватившем, когда стало известно, что Фридрих отложил поход. Папа воспользовался случаем обвинить перед просителями своего врага. Разумеется, это не улучшило положения христианских колоний, и они, без сомнения, были бы быстро завоеваны сарацинами, если бы в стане последних также не вспыхнули смуты.
Осада Дамиетты временно объединила всех Аюбидов. Но став победителями, они начали оспаривать друг у друга области и города. Султан Дамасский, боясь замыслов Мелик-Камеля, призвал на помощь могущественного владетеля Хивинской империи. Султан Каирский обратился за помощью не к кому-либо иному, а к императору Фридриху, пользовавшемуся среди мусульман огромной популярностью. Призывая Фридриха на Восток, Мелик-Камель предложил сдать ему Иерусалим. Это предложение столь же изумило, сколь и обрадовало императора, предложившего, в свою очередь, союз и дружбу каирскому султану.
Эти переговоры, пока еще неизвестные папе и западным христианам, побудили Фридриха продолжать оборвавшийся Крестовый поход. Кроме всего прочего, он проведал, что Иоанн Бриеннский отправляется в Палестину возвращать свое царство, и решил опередить соперника. Свое решение он продемонстрировал с большой торжественностью и пышностью, объединив вокруг своего трона многочисленных вельмож и баронов. Папа, узнав обо всем этом, отправил своих легатов, чтобы задержать отбытие Фридриха. Всему миру он заявил, что государь, отлученный от Церкви, не может возглавлять Крестовый поход, ибо он является не более как атаманом шайки разбойников. Фридрих не счел нужным препираться с посланцами папы. Он отбыл со своим небольшим войском на двадцати галерах, оставив своему наместнику в Сицилии право воевать или мириться с папой.
Григорий узнал об отъезде императора, находясь в Ассизи, где в это время шел церковный обряд канонизации святого Франциска. Этот мирный обряд вдруг был нарушен гневными проклятиями, с которыми папа обрушился на голову Фридриха, заклиная небеса сокрушить гордыню нечестивого монарха. А «нечестивый монарх» тем временем благополучно прибыл в Птолемаиду, где его радостно встретили патриарх, духовенство и магистры рыцарских орденов. Христиане смотрели на него как на своего избавителя. Но так продолжалось лишь до тех пор, пока не прибыли гонцы папы, объяснившие суть дела и запретившие от имени первосвященника иметь дело с проклятым монархом. С этого времени струхнувшие власти Птолемаиды нимало не интересуясь судьбой Иерусалима, только и думали, как бы избавиться от врага Рима.
В дни прибытия Фридриха в Сирию скончался султан Дамасский. Мелик-Камель не преминул выступить с войском, чтобы овладеть городом. Германский император, выйдя со своей армией из Птолемаиды, напомнил каирскому султану о его обещании. Мелик-Камель, боясь своего окружения, уклонился от прямого ответа. Начались переговоры, проходившие в сложной обстановке: мусульмане подозревали своего султана, христиане – своего императора. Вскоре взаимные подозрения усилились настолько, что Мелик-Камель скорее бы обрел пощаду у христиан, чем у мусульман. Обнаружилось и прямое предательство: однажды, когда император отправился купаться в водах Иордана, тамплиеры уведомили об этом Мелик-Камеля, посоветовав, как лучше захватить неосторожного монарха; султан Каирский переслал письмо это Фридриху...
Несколько месяцев продолжались эти удивительные переговоры и наконец завершились так, как и следовало ожидать. Было заключено десятилетнее перемирие, на время которого Фридриху передавался Иерусалим с городами Назаретом, Вифлеемом и Тороном. Мусульмане имели право сохранять в городе мечеть и свободно отправлять свое богослужение. Княжество Антиохийское и графство Триполи в сделку не включались. Император обязывался сдерживать христиан от неприязненного отношения к мусульманам.
Когда стало известно об условиях договора, все сочли его нечестивым и святотатственным. Имамы, призывая имя халифа Багдадского, порицали перемирие, укравшее у них Святой город; прелаты и епископы от имени папы с жаром возражали против договора, допускавшего существование мечети рядом с храмом Гроба Господня и как бы смешивавшего богослужение Иисуса Христа с богослужением Мухаммеда. Когда посланец императора прибыл в Дамаск для ратификации договора, его не приняли, а иерусалимский патриарх наложил запрет на возвращенные святые места и отказал богомольцам в праве их посещать. Иерусалим уже не был для христиан Святым градом, и когда император вступил в него, жители хранили мрачное молчание. Сопровождаемый баронами и рыцарями, вошел он в храм Святого Гроба, который был покрыт погребальной завесой и лишен духовенства, сам взял в руки корону и, надев на голову, без всякого церковного обряда провозгласил себя королем Иерусалимским; иконы святых апостолов были завешены; у подножия алтаря толпились одни лишь воины.
После этой странной коронации Фридрих отписал папе и всем западным государям о возвращении Иерусалима без пролития крови; в послании своем он всячески старался возвысить блеск и достоинство своей победы, увенчавшей все надежды христианского мира. А патриарх в то же время писал Григорию и всем христианам, изображая стыд и бесславие заключенного Фридрихом договора. Первосвященник, получив это послание, оплакивал приобретение Иерусалима столько же, как раньше оплакивал его потерю, и уподоблял нового короля нечестивым царям Иудейским...
Фридрих не мог долго оставаться в Иерусалиме, который оглашался проклятиями в его адрес, и вернулся в Птолемаиду, где, впрочем, также нашел непокорных подданных, поскольку патриарх и духовенство наложили на город интердикт на все время пребывания в нем императора; уже не раздавалось ни звона колоколов, ни церковного песнопения, печальное безмолвие царило повсюду. По необходимости Фридрих вступил в мирные переговоры с жителями Птолемаиды, но они не дали положительных результатов и лишь ожесточили императора: он повелел запереть городские ворота, запретил подвоз хлеба, изгнал тамплиеров и выпорол нескольких непокорных монахов-доминиканцев. Естественно, что и в Птолемаиде Фридрих чувствовал себя неуютно, да к тому же он ежедневно получал вести из Италии, призывавшие его в Европу. Оказалось, что в его отсутствие значительные военные силы под папскими знаменами и руководимые Иоанном Бриеннским, пылавшим местью и мечтавшим утраченный королевский титул сменить на императорский, вторглись в Южную Италию. Они громили города, выжигали села, увечили пленных и предавались всевозможным буйствам. Фридрих простился с нелюбезными птолемаидцами и поспешил в Европу. Его отъезд вызвал в городе бурную радость.
