Репрессивная система махновцев действовала и против командиров, которые самовольно накладывали «контрибуцию на буржуазию в личных целях». Например, 15 октября за это был расстрелян начальник штаба бригады Богданов[484].
Эффективно действовала контрразведка и в качестве разведывательного органа — ее подпольная сеть раскинулась от Одессы до Новороссийска, информируя махновцев о передвижениях частей, состоянии деникинского тыла и доставляя другую необходимую информацию[485].
Извечная проблема диктатур и войн: хочешь предотвращать заговоры и иметь полную информацию о противнике — поощряй спецслужбы. Но спецслужбы имеют собственные интересы и, действуя в секрете, могут оказаться бесконтрольными, прибегать к провокации. «Махновия» особенно остро столкнулась с этой проблемой в «деле Полонского» — расстреле группы коммунистов в начале декабря 1919 г. Чтобы разобраться в этом деле, необходимо сначала осветить взаимоотношения махновского руководства с оппозиционными партиями.
Все социалистические партии действовали легально (кадеты считались партией Деникина).
4–го ноября ВРС принял решение об относительной свободе печати в районе: «1. Всем, без исключения, социалистическим, политическим партиям, организациям и течениям предоставляется полнейшая свобода распространять свои взгляды, идеи, учения и мнения, как устно, так и печатно. Никакие ограничения свободы социалистического слова и социалистической печати не допустимы, и никакие преследования в этом направлении не должны иметь места.
Примечание: 1. Сообщения военного характера допускаются к опубликованию лишь при условии получения их из редакции главного органа революционной повстанческой армии «Путь к Свободе», или в Революционном Телеграфном Агентстве (Ретаг).
2. Предоставляя всем социалистическим партиям и организациям полнейшую свободу своих идей, военное командование Повстанческой Армии в то же время предупреждает все партии, что ПОДГОТОВКА, ОРГАНИЗАЦИЯ И НАВЯЗЫВАНИЕ ИМИ ТРУДОВОМУ НАРОДУ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ВЛАСТИ, ничего общего со свободой распространения своих идей не имея, РЕВОЛЮЦИОННЫМ ПОВСТАНЧЕСТВОМ НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ допущено не будет»[486].
На самом деле пресса Екатеринослава кто во что горазд — и за власть, и против. Выходили коммунистическая «Звезда», резко критиковавшая каждый шаг махновцев, правоэсеровская «Народовластие» и левоэсеровская «Знамя восстания». Активно действовали анархисты, выпускавшие официальные газеты «Путь к свободе» («Шлях до волi») и «Повстанец» — соответственно органы штаба и культпросвета ВРC. На местах издавались газеты «Вольный Бердянск», «Вольный Александровск», «Вольное Гуляй–Поле», «Вольный Мелитополь» и т.д.
Дела большевиков в условиях этого плюрализма были не блестящи — меньшевики укрепляли свое влияние среди рабочих, в ущерб большевикам[487]. Но неудачи на ниве борьбы за пролетариат не смущали коммунистов — главным направлением их деятельности оставалась «борьба за войско» — эта сила понадобится, когда в район придут красные. Бывший член Екатеринославской комсомольской организации вспоминает: «При махновцах работалось легче. Была «полулегальная» работа… Наш союз принялся горячо за разбрасывание листовок среди махновских отрядов»[488]. Свобода агитации есть свобода агитации, хотя содержание большевистских материалов не могло не раздражать руководителей движения: «Революционное значение повстанчества исчерпывается постольку, поскольку вместо власти рабоче–крестьянских советов оно выдвигает… власть кучки представителей военного командования, власть всякого рода штабов, комендантов и прочее и прочее," — писала газета «Звезда». «Нужно утвердить железный революционный порядок. Установить строжайшую революционную дисциплину. Положить предел бесшабашной, безвластной анархии и бессмысленной несогласованности действий, единственным результатом которой может быть только усиление контрреволюционных элементов… Идея безвластия, обеспечивающая имущим слоям деревни свободу от всякого давления со стороны пролетариата и союзной ему крестьянской бедноты, как нельзя более пришлась по вкусу деревенским кулакам и прижималам. Анархическая система организации промышленности также не могла не найти сторонников в отсталости и не вполне дожившей даже до степени капиталистической организации деревни», — писал в «Звезде» П. Горенев[489].
Махно было обидно читать подобные строки, и иногда он был готов перейти к репрессиям[490]. Но как политическая система движения, так и личные качества командарма удерживали его от ударов по прессе. Она не закрывалась, хотя иногда тиражи конфисковывались как клеветнические. Анархистские издания азартно полемизировали со «Звездой». Махновские патрули спокойно относились к распространителям коммунистических материалов[491].
Другое, отнюдь не агитационное направление большевистской работы вызывало гораздо большие опасения у контрразведки, которая занималась, конечно, не только злоупотреблениями. Коммунисты образовали подпольный губревком, который собирал разведывательную информацию о махновской армии[492]. Подпольные коммунистические организации (а ведь партия не запрещена) были организованы в пехотных и артиллерийских частях махновцев[493]. Они ждали своего часа, и этот час настал в декабре, когда появление РККА стало вопросом дней. Главной опорой коммунистов в грядущих действиях был «стальной полк», присоединившийся к махновцам в августе. Командование им оставалось в руках коммуниста Полонского и его окружения. Полонский не афишировал свою тесную связь с коммунистами, хотя, как вспоминает Е. Орлов, фактически руководил ими, ставил задачу внедряться в махновские части, «расчленять армейскую массу»[494]. Подрывная работа Полонского и руководимых им коммунистов несла «Махновии» непосредственную угрозу, «расчленение» не могло не снижать обороноспособность армии и была чревата коммунистическим переворотом. Однако контрразведка не дремала.
В самом конце ноября Полонской, его адъютант Семенченко, бывший председатель ревтрибунала при Екатеринославском полку Вайнер и жена (или сожительница) Полонского приехали с фронта в Екатеринослав. Здесь он провел заседание подпольного губкома и сделал доклад о подготовке перевода махновских частей в красную армию. На заседании присутствовал незнакомый человек, представившийся эмиссаром ЦК КП(б)У[495].
На следующий день Полонский на встрече с Махно был арестован (возможно — сразу убит). Его спутники были также арестованы. По делу были привлечены также несколько командиров полка. Следствие выдвинуло несколько обвинений. Во–первых, махновцы «заметили, что Полонский окружил себя партийными коммунистами большевиками, что–то тайное вырабатывает, противное повстанчеству»[496]. За этой невнятной формулировкой можно усмотреть только факт конспиративных собраний коммунистов, который подтверждается существованием их подпольных органов. Во–вторых, «его окружают коммунистические палачи, распинавшие махновскую дивизию в мае и июне месяцах 1919 г.»[497]. Здесь речь идет о Вайнере, бывшем председателе ревтрибунала, не имевшем, кстати, прямого отношения к расправам над махновцами в первой половине 1919 г.
Наиболее серьезным пунктом обвинения явились документы, захваченные у направлявшегося на север Семенченко. В этих письмах, адресованных красному командованию, говорилось, что несмотря на переименование полка в повстанческий, его командиры «все такие же как были, ждем сами знаете чего»[498]. Против Полонского свидетельствовал и один из командиров Огаркин, пользовавшийся его доверием. Благодаря Огаркину контрразведка была в курсе подпольной работы коммунистов[499].
Окружение Полонского и связанный с ним подпольный губком сигнализировали коммунистическому руководству, что готовы поддержать Красную армию против Махно. Контрразведка добилась также показаний о подготовке покушения на Махно, но достоверность их сейчас уже нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть. По версии начальника тыловой контрразведки Голика Полонский планировал угостить Махно отравленным коньяком на вечеринке в честь приезда жены[500].
Ввиду опасности большевистского переворота и нового натиска деникинцев на Екатеринослав, обвиняемые были расстреляны 2 декабря. Против расстрела без суда проголосовал ВРС. На его заседании Голик заявил о необходимости расстреливать всех коммунистов, на что получил ответ: «если вы их будете расстреливать, то армия расстреляет вас»[501]. Против расстрела выступали также анархисты–идеологи и часть командиров — вернувшийся в район Аршинов, Волин, Алый, Чубенко и возможно Белаш. Но большинство командиров на совместном заседании ВРС и комсостава 25 декабря настояло на расстреле[502]. Командиры всерьез опасались большевистского переворота в частях в случае приближения красной армии к махновскому району. ВРС создал комиссию по дополнительному расследованию этого дела в составе Белаша, Уралова и Волина[503], но вскоре обстановка в районе резко изменилась, и отчитываться этой комиссии стало не перед кем.
