одним из величайших умов, порожденных древним христианством, утверждало, что в конце концов все твари спасутся и что от Бога изошло, то к Богу же и возвратится. Но это учение, хотя в следующем, IV веке его поддерживали такие авторитеты, как Григорий Назианзин [271] и Григорий Нисский [272], было не только отвергнуто ортодоксальною догмою на Александрийском соборе 339 года, но и самую память Оригена подвело под анафему Константинопольского собора 553 года. Церковь настаивала на постоянстве угрозы, которую считала исправительно-полицейским орудием против человеческой распущенности, и стремилась не умягчать ее, но обострять. Искусства наперерыв спешили на помощь религии: Джотто в падуанском Арене [273], Орканья [274] в церкви Св. Марии во Флоренции (Santa Maria Novella) и десятки других в иных городах воспроизводили пламя и ужасы адской бездны. В драматических мистериях появлялась на сцене бездонная пасть дракона, поглотителя душ. Данте описывал царство мрака, на вратах которого высечена уничтожающая надпись: «Lasciate ogni speranza voi ch’entrate [275]».
Монах на церковной кафедре, подъемля распятие как свидетеля слов своих, исчислял пред устрашенными прихожанами одну за другою муки проклятых, павших во власть Сатаны. А едва он умолкал, как в темноте, под мраморными сводами, взывало стенание органа и гремел страшный гимн, повествующий все те же ужасы, казни и муки адской пропасти, где
Мрак густейший непроглядный,
Вопль свирепый, безотрадный,
Искры сыплет пламень жадный
От бесчисленных костров.
Место мрачно и бездонно,
Жарко, дымно и зловонно,
Стоном, воем оглашенно, —
Вечно жадной бездны ров.
Глава десятая
Магия [276]
Весьма часто договор с дьяволом был первым шагом к изучению запретной науки — магии. Но договор с дьяволом — не безусловная необходимость для магических занятий. Было в общем понятии да и в народных представлениях как бы две магии, глубоко различные если не по результату и характеру действующей в них бесовской силы, то по взаимоотношениям в них человека и беса. В одном случае взаимоотношения эти строятся на началах добровольного контракта: дьявол обязывается оказывать магу такие-то и такие-то услуги, а маг, в уплату за то, обязывается отдать ему душу. В другом случае маг средствами своего собственного искусства принуждает дьявола к услугам, которые тому совсем нежелательны и даже несвойственны. Тут договорные начала отсутствуют совершенно, а взаимоотношения сводятся к закрепощению дьявола магом силою интеллекта и воли, обостренных наукою и искусством до степени, превышающей интеллект и волю дьявола. В первом случае дьявол активный контрагент, во втором — пассивный раб. Оба вида магии, однако, одинаково обсуждаются богословами и учителями церкви. Изобретение магии, как повелительной над чертом науки, приписывается ими не кому другому, как самому же Сатане, хотя непостижимо, зачем ему, на свою голову, понадобилось сообщать людям эту роковую, столь опасную для него науку. Существо магии основано на предположении в природе таких таинственных средств и сил, которые в известных сочетаниях и соотношениях могут обуздывать или, наоборот, возбуждать энергию демонской деятельности. Но каким бы путем маг ни получил свое страшное могущество, с помощью дьявола или помимо дьявола, оно все равно было запретно и преступно и одинаково предполагалось ведущим человека в конце концов в ад. Все маги и колдуны, какого бы то ни было происхождения, в последнем результате оказываются одинаково союзниками и помощниками дьявола.
Источники магии — страсть и невежество. Вечное брожение желаний, ненасытимых в обычных условиях земного бытия, вызывают в уме мечты о могуществе абсолютном, способном удовлетворить все аппетиты жизни. А незнание непреклонных законов природы окрыляет подобные мечты упованием найти законы высшего порядка, сверхъестественные, которыми действие естественных законов, как низших, может быть изменено, прекращено, вообще управляемо по желанию знахаря-супернатуралиста. Любовь, ненависть, жажда богатства, здоровья, власти, мудрости при известной интенсивности желания переводят магическую мечту в магическое действие, что искони делало, теперь еще делает и, быть может, долго еще будет делать магию, в том или ином ее виде, самою распространенною нравственною болезнью человечества на всех ступенях его цивилизации, от первобытно шаманствующей дикости до нашего электротеософического века включительно. Задача магии в том, чтобы властно овладеть тайною природы, не разменивая жизнь и труд и сводя на нет время ее превышающего всякие жизненные пределы изучения. Цезарий из Гейстербаха рассказывает об одном студенте, который сам по себе был умен, но ленив и плохо учился. Но он раздобылся волшебным камнем, который, стоило взять в руку, давал своему обладателю все знания мира. «Вот, — замечает А. Граф, — вкратце вся история магии». Тургенев говорил, что всякая молитва сводится, в переводе на обыкновенный язык, к просьбе божества о том, чтобы дважды два не было четыре. Магия есть человеческая попытка добиться того, чтобы дважды два не было четыре,? средствами, обходящими железный закон мирового Разума, как бы он ни назывался: божеством ли в теологическом мировоззрении, силою ли и материей — в мировоззрении позитивном. Собственно говоря, это — доведенный до абсурда 1 идеал приобретения наибольшего блага при наименьшей затрате усилий.
Магия и Сатана — две согласные, взаимодействующие, неразрывно союзные силы. Там, где растет вера в Сатану, растет и магия. Там, где растет потребность в магии, нарастает вера в Сатану. Человеку мистического мировоззрения, но взбунтовавшемуся против божества, нужен был посредник между его волей и природой: вечно живое и беспокойное могущество, которое окружало бы и проникало собою все вещи зримые и незримые, «князь мира сего», владыка извращенной природы, — «изнанка божества» (А. Толстой), вездесущий, как божество, имеющий под державою своей бесчисленное воинство, готовое, по его манию, на всякую послугу. Нет такой трудности, которой нельзя преодолеть, такого чуда, которого нельзя совершить при его помощи, а на последнюю он являлся гораздо быстрее и отзывчивее, чем враждебное ему божество. Твердо верили, что он охотно вступает в союз с человеком, так как этим путем легче достигает осуществления собственных своих целей.
Бешеная проповедь католической церкви о могуществе и лукавстве Сатаны, о господстве его над вещественным миром, об аде, царстве его, гораздо более заселенном, чем рай, привела к результатам, ею не рассчитанным, неожиданным и нежеланным. Там и сям пробуждаются смутные догадки, что господин мира — не Бог, но он, Сатана. Страх и ужас к нему сменяются восторгом и поклонением, и XIII век выдвигает в
