Известный государственный деятель и историк первой половины XVIII века В. Н. Татищев в своем фундаментальном труде «История Российская» выдвинул гипотезу о скифско-сарматском происхождении слова «Москва», которое значит «крутящаяся» или «искривленная». В наше время такое толкование разделяли известный москвовед П. В. Сытин и академик А. И. Соболевский. Но археологи следов скифов в Москве не обнаружили.
О том, что в древности Московский край и прилегающие земли заселяли угро-финские племена, знал еще Нестор-летописец: «На Ростовьском озере меря (сидит), а на Клещине озере меря же. А по Оце реце, где втечеть в Волгу, мурома язык свой, и черемиси свой язык, моръдва свой язык». Археологические раскопки подтвердили сообщение Нестора. Начальник московской археологической экспедиции Института археологии Академии наук СССР К. А. Смирнов называет первыми жителями Московской области дьяковцев, то есть племена древних скотоводов и ремесленников, живших здесь с VIII века до нашей эры по V век нашей эры и создавших культуру, получившую у ученых название дьяковской по селу Дьякову, где впервые обнаружены археологами их поселения. «Предполагают, — говорит К. А. Смирнов, — что дьяковскую культуру основали финно-угорские и балтские племена».
Объяснение слова «Москва» из финно-угорских языков имеет более чем вековую традицию. Наиболее ясной является часть слова «ва», означающая «вода, река». В коми-зырянском и коми-пермяцком языках до сих пор слово «вода» имеет эту форму — «ва». Легко узнается этот же корень в других финно-угорских языках: мордовский — «вад, ведь», марийский — «вуд», удмуртский — «ву». (Этот корень по происхождению является общим индоевропейским.)
Главная же, наиболее существенная для названия часть «моск» вызывает разноречивые толкования.
Записанная в конце XIX века марийская легенда «О семи братьях и трех городах» выводила название Москва из двух марийских слов, «маск?» — «медведь» и «ав?» — «мать», и объясняла возникновение его тем, что, мол, в этих местах в древности водилось много медведей. Этой легенде нельзя отказать в своеобразной логике, так как бесспорно, что прежде диких зверей было значительно больше, чем теперь. Ее слабая сторона заключается в том, что марийские языковеды давно доказали, что марийское слово «маска» является заимствованным в XVI веке русским словом «мечка» — медведица.
Для объяснения привлекалось также финское слово «муста» — черный, грязный, и тогда выходило, что Москва — это «черная, грязная вода». Такое объяснение было отвергнуто учеными, так как сторонники гипотезы о «грязной воде» не учитывали того, что первую и вторую части одного слова они выводили из фактически разных языков: финского, принадлежащего к западнофинским языкам, и коми, принадлежащего к пермским языкам.
Наконец есть еще одно коми-зырянское слово, которое по своему звучанию и написанию ближе всех других к таинственному корню, это слово — «моск» — «корова». Таким образом, представляется еще один вариант перевода — «Коровья река». Сторонником такого объяснения был В. О. Ключевский.
Этот вариант подкрепляется наиболее вескими, чем все остальные, аргументами, потому что в нем лингвистические предположения подтверждают археологические данные.
Во-первых, в основу объяснения названия Москва положены данные языка той этнической группы, которая, по заключению археологов, предшествовала славянскому населению и, судя по всему, влилась в него.
Во-вторых, в подобном названии нет ничего необычного. Москвичам хорошо известны старые московские названия: Коровино, Коровинские улицы, Коровинское шоссе, Коровий брод.
И в-третьих, на что до сих пор ни один исследователь в связи с рассматриваемым вопросом не обращал внимания, это реальные обстоятельства жизни древнейших москвичей, которые могли подсказать им именно такое название. Природные условия Москвы, наличие заливных лугов по берегам реки способствовали возникновению традиционного скотоводства именно здесь. Достаточно вспомнить хотя бы знаменитые Бронницкие луга, да и в пределах современной Москвы в городской топонимике сохранилось немало сведений о былых выпасах: Остоженка, Полянка, Лужники, Васильевский луг (старое название местности между Солянкой и Москворецкой набережной) и другие.
Археологические раскопки показывают, что основным занятием дьяковцев было скотоводство, и вполне естественно, что в названиях мест их обитания должны были отразиться хозяйственные реалии.
Для названия Москвы-реки Коровьей рекой существовало еще одно немаловажное условие: в животноводстве древних москвичей первое место занимали коровы. Кости крупного рогатого скота, то есть коров, преобладают как в городищах дьяковской культуры — в дьяковском Мамоновском городище обнаружены кости крупного рогатого скота — 40 особей, лошадей — 27, мелкого рогатого скота — 18, так и среди раскопок в Зарядье; в слоях XI–XIII веков крупного рогатого скота — 376 особей, лошадей — 76, мелкого рогатого скота — 164.
Исходя из этого, весьма логично сделать вывод, что древние жители, обитавшие по берегам Москвы-реки и державшие большие стада коров, которые паслись на приречных лугах, и саму реку назвали Коровья река.
Предлагались также гипотезы, в которых название нашего города происходило из угро-финских и уральских языков, в которых название «Москва» значит «Сосновая», «Щавелевая», «Смородинная», «Узловая, Связующая, Главная», «Черемуховая».
Одновременно предпринимались попытки объяснения слова «Москва» из русского и других славянских языков.
В середине XVIII века выдающийся русский поэт и драматург А. П. Сумароков, занимавшийся историей Москвы и опубликовавший по этому вопросу несколько статей, в одной из них выдвигает свою версию происхождения ее названия, отвергая легенду о библейском Мосохе, имевшую в то время достаточно широкое распространение.
«Имя Москва, — пишет Сумароков, — производят некоторые от Мосоха; однако того никаким доводом утвердить невозможно, и кажется то вероятнее, что Москва имеет имя от худых мостков, которые на сем месте по болотам положены были…» Рассуждая далее, он говорит, что из-за «худых мостков» часто ломались оси, колеса телег, поэтому при одном из мостков через реку Неглинную для починки поломок поселились кузнецы, «отчего и поныне мост через ту реку называется Кузнецким мостом».
Исследователь славянских древностей начала XIX века Зориан Доленга-Ходаковский, много занимавшийся урочищами и городищами Подмосковья, догадку Сумарокова подкрепил рядом фактов. Ходаковский приводит для сравнения ряд топонимов: Мосток — речка в Тарусском уезде; Мостянка — во Владимирской губернии; Моства — приток Припяти и другие — и на этом основании делает вывод: «Имя Москва есть сокращение Мостковы, Мостквы, производного от слова „мост“».
Мнение Сумарокова и Ходаковского разделял также И. Е. Забелин. В «Истории города Москвы» он пишет: «Имя Москвы, вероятнее всего, как утверждал еще Ходаковский, происходит от слова мост, мосток». Но несмотря на глубокое уважение к почтенному историку Москвы, учеными его гипотеза никогда всерьез не принималась, поскольку, полагали они, название реки существовало прежде того, как люди обжили местность и понастроили через ее болота, реки и ручьи эти самые мостки.
В 1920-е годы язковед Г. А. Ильинский опубликовал в «Известиях Академии наук» ряд статей, в которых, сближая корень «моск» с современным словом «мозглая» (погода), то есть мокрая, влажная, дождливая, делал вывод, что он в древнерусском языке имел значение «болото, сырость, влага, жидкость».
П. Я. Черных (в 1950-е годы, также в «Известиях Академии наук»), развивая идею Г. А. Ильинского, пишет, что слово «москва» принадлежит одному из древних русских диалектов — диалекту племени вятичей — и по своему значению аналогично слову другого славянского диалекта — племени кривичей — «вълга» («волга»), то есть «влага», «река».
В старинных местах обитания славян — на территории Польши, Германии — есть реки Мозгава (Москава), Московица (приток Березины), ручей Московец.
В последние десятилетия, в основном в связи с исследованиями В. Н. Топорова, все больше внимания привлекает теория, объясняющая происхождение названия «Москва» из языка балто-славянского языкового единства и относящая его возникновение к I тысячелетию до н. э. Правда, значение этого названия весьма неопределенно, оно связано с понятиями «жидкий, мягкий, слякотный, гнилой», а также «бежать, убегать, идти».
Однако надобно признать, что, несмотря на множество объяснений, название «Москва» остается таинственным и необъясненным.
В одной из последних серьезных работ на эту тему — статье А. П. Афанасьева «Финно-угорская гипотеза топонима Москва» автор пишет: «Отсутствие убедительной версии о происхождении названия Москва из индоевропейских языков дает основание вновь вернуться к финно-угорской гипотезе». И в том же сборнике «Вопросы географии» (Сб: 126. М., 1985) другой авторитетный исследователь Г. П. Смолицкая утверждает: «Более предпочтительны некоторые версии о славянском происхождении гидронима Москва». Так что разговор еще далеко не окончен.
