Поскольку компьютерной сети накопления, хранения и распространения информации в СССР еще не было создано, опытные кадры с их документацией были главными элементами системы. Когда эти люди были уволены, а их тетради и картотеки свалены в кладовки, потоки информации оказались блокированы. Это стало одной из важных причин разрухи.
Предприятия, нуждаясь в информации о сотнях смежных производств и тысячах продуктов, начали лихорадочно искать новые источники. Например, Всесоюзное химическое общество вдруг стали досаждать командированные с заводов — искать нужных им смежников через картотеку Общества, так как его ячейки имелись на каждом предприятии химического профиля. Некоторые уволенные работники министерств, догадавшиеся захватить с собой картотеки, стали торговать информацией» [10. С. 277, текст и сноска].
Автор этой цитаты — доктор химических наук, специалист в своем деле и наблюдал все своими глазами, о других отраслях он не знает, поэтому ничего сверх того не сообщает, как и положено надежному свидетелю. Но любопытно здесь то, как была найдена замена основным источникам информации — база данных оказалась продублирована в общественной организации. Хотя еще и не все было трагично и необратимо, ибо во многих мероприятиях пока еще видно не преддверие кризиса, а только запуск самоорганизационного разрушения: «Вообще в этот год с небольшим было принято множество целесообразных, чрезвычайно нужных в стране решений, которые, однако, сплошь и рядом несли на себе печать поспешности, практической непроработанности, а иной раз — и очевидной некомпетентности. Самое же главное — выполнение этих решений не доводилось до конца. В них вкладывали ресурсы, силы, а потом все бросали на одной десятой пути и суетливо перепрыгивали к следующей идее, в надежде получить от нее скорый впечатляющий эффект. (…)
Одной из наиболее экзотических, на мой взгляд, кампаний этого периода, начатых по инициативе М. С. Горбачева, явилась борьба за решительное уменьшение государственной отчетности, что должно было, по задумке, способствовать сокращению управленческого аппарата. Велась эта работа без каких-либо точных критериев. Просто на основании чьих-то субъективных ощущений начали устанавливать волевые задания по сокращению отчетности. По системе Минфина СССР требовалось, помню, сократить бухгалтерскую отчетность на 40 процентов. При этом никто не мог объяснить, почему нужно сократить число показателей именно на 40, а не на 35 или, скажем, 45 процентов. И так по всем министерствам. В конечном счете эта кампания привела к дезориентации статистической службы страны и ничем толковым не завершилась» [17. С. 62–63].
То есть коммуникативная подсистема просто была разодрана и перестала существовать как целое. Все еще можно было на той стадии вернуть, но «авторы реформы двинулись по пути, более легкому и для них привычному, то есть принялись за очередную реорганизацию управленческого аппарата. Этой работе был придан всесоюзный размах, в официальных документах она называлась «совершенствованием генеральных схем управления». Однако ни для кого не было секретом, что речь идет в первую очередь о существенном сокращении кадрового состава государственных и производственных управленческих структур. Сокращение велось по неясным для людей критериям, сопровождалось оскорбительной для государственных служащих кампанией в печати. Что не могло не вызывать и вызывало со стороны многих работников подспудное сопротивление происходящему, которое, в свою очередь, давало поводы говорить о сопротивлении из лагеря бюрократов. (…)
Из выступлений Генерального секретаря цифра 18 миллионов перекочевала на страницы печатных органов, и, поскольку нигде не анализировалась по составу (чуть выше мы приводили цитату из С. Г. Кара-Мурзы, где говорилось, что в журнале «Экономические науки» приводилась точная статистика. — А.Ш.), в общественном мнении ее воспринимали с огромным возбуждением как численность по преимуществу государственного и партийного аппарата. На самом деле, как видим, подавляющее большинство было здесь за управленческим персоналом предприятий и организаций. Партийный аппарат, насчитывающий в ту пору в райкомах и выше около 108 тысяч ответственных работников, в число управленцев вообще не включался» [17. С. 114–115].
Нижние этажи власти также подверглись изменениям: «Первым нерадивым шагом была норма Закона «О государственном предприятии», принятого в 1988 году, установившая принципы выборности руководства предприятий. Статья шестая этого закона гласила: «На предприятии осуществляется выборность руководителей, обеспечивается улучшение качественного состава руководящих кадров и усиление их ответственности за результаты деятельности. Принцип выборности применяется в отношении руководителей предприятий, структурных единиц, объединений, производств, цехов, отделений, участков, ферм, звеньев, а также мастеров и бригадиров…»
Чего-чего, а «улучшения качественного состава» и «усиления их ответственности за результаты деятельности» в результате принятия этого закона не произошло. Зато выборная лихорадка охватила все предприятия от мала до велика. (…) На смену знающим и хорошо подготовленным руководителям предприятий и их структурных единиц часто приходили обычные болтуны. (…)
Воля коллектива — закон. Число директоров-дилетантов, не отягощенных ответственностью (лицо-то выборное, и снять его министерство не может даже в случае полного выявления несоответствия должности!) пополнилось еще одним. И несть им числа.
(…) На заводе РАФ в виде эксперимента еще до принятия закона провели выборы директора, сильно нашумевшие. К участию в конкурсе на вакансию пригласили всех желающих. Объявление опубликовали в средствах массовой информации. И что же? Четыре тысячи заявлений пришло со всех концов в Елгаву. От доярок, школьниц, шоферов и еще сотен и сотен доверчивых простаков, поверивших в свой шанс…» [3.77. С. 154–155].
Так что выборы не приводят автоматически к власти лучших руководителей, а за каким-то порогом всякие игры в демократию теряют здравый смысл и переходят в трагикомедию. После выборов директоров начала размываться прежде единая государственная форма собственности на средства производства. На небольшое время появилось многообразие форм собственности: акционерная, коллективная, смешанная. Потом опять пришли к одной — частной. В руках избранных директоров.
Советы на местах все больше переводили на себя руководство экономикой, городское хозяйство, деньги, информацию. По словам бывшего первого секретаря Ленинградского горкома партии Б. В. Гидаспова, «управленческая «сетка», совпадающая с партийными структурами, разрушена буквально в три приема. Закон о госпредприятии, выборность директоров — раз, и выбита промышленность. Закон о кооперации — два, и закручен первый виток инфляционной спирали. Законы о суверенитете республик — три, и оборвались хозяйственные связи» (Цит. по: [3.78. С. 393–394]).
В том-то и был весь фокус М. С. Горбачева по сравнению, скажем, с Н. С. Хрущевым, что если последний только раздражал свое руководство бесконечными перестановками, то за годы перестройки были заблаговременно созданы СП, концерны, АО и проч. запасные аэродромы, куда основная масса могла спокойно переправиться после того, как были уничтожены государственные структуры. Все те, кто не мешал М. С. Горбачеву, кто не занимался политическим противодействием его курсу, кого не надо было сажать в «Матросскую Тишину», аккуратно пересели в кресла директоров, президентов и проч. Вы ведь еще не видели на улице бывших министров СССР, просящих подаяние? Нет? Вот и не увидите… Министр финансов (а в 1991 г. — премьер-министр) В. С. Павлов, например, одновременно был директором концерна «Деловой мир» [28. С. 28]. В этом концерне одним из структурных подразделений было одноименное издательство, которое и выпустило книгу В. С. Павлова по выходе его из тюрьмы.
8–9 июня 1987 г. проведено совещание в ЦК КПСС по вопросам коренной перестройки управления экономикой. Докладчик — секретарь ЦК КПСС Н. Н. Слюньков. 25–26 июня 1987 г. состоялся Пленум ЦК КПСС, на него был вынесен вопрос «О задачах партии по коренной перестройке управления экономикой».
Сам первоначальный импульс уже вносил элементы разлада прежней системы: «В руководящих сферах зарождались амбициозные проекты, осуществление которых, несмотря на их фантастическую сложность, представлялось тогда возможным.
Вообще надо сказать, что перестройка принесла с собой какое-то слишком легкое отношение к важнейшим партийным и государственным документам, планам, директивам, уставам, нормативам, процедурам. С приходом М. С. Горбачева все как-то стало необязательным, несерьезным, доступным скорой переделке» [17. С. 56–57].
«ЭКВАТОР ПЕРЕСТРОЙКИ». XIX ВСЕСОЮЗНАЯ ПАРТИЙНАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ
