Однако, с другой стороны, в том же Лондоне учитывали и возможные негативные последствия в случае победы республиканцев. В этом случае, рассуждали в Лондоне, при наличии в Испании правительства Народного фронта, поддерживаемого Москвой, получится, что фактически СССР контролирует этот важнейший в британском внешнеполитическом пасьянсе регион. Хуже того, «баланс сил» резко изменится, и ведущую роль в европейских делах будет играть Франция, которая будет поддерживаться Москвой. Следовательно, это будет означать не только кинжал, приставленный к спине любимого Лондоном Гитлера, но и прощание со всякими надеждами на то, что столь любовно выпестованный Лондоном фюрер когда-нибудь нападет на СССР. Но разве Гитлера привели к власти для того, чтобы потерять такие надежды?
Шахт блестяще учел весь этот пасьянс британских страхов и пустился во все тяжкие со своим предложением, поскольку тогда он считал самым важным получить доступ к источникам стратегического сырья, ибо как специалист видел, что ВПК Германии задыхается без этого - даже недавняя реоккупация Рейнской зоны в этом смысле мало что дала. Как документально установила советская разведка еще в январе 1937 г., Великобритания абсолютно точно знала об этой проблеме Германии, как, впрочем, и то, что Гитлер не готов к войне. Надо отдать должное факту того, что профессионалы из британского МИДа все-таки призадумались над тем, зачем Шахт вышел с таким предложением. Причина настороженности проистекала из того обстоятельства, что в Форин офисе прекрасно помнили, что когда Гитлера приводили к власти, он заявлял: «Дайте мне четыре года, и я буду готов к войне». Но прошло чуть менее четырех лет, и коричневый фюрер принимает новую программу экономической подготовки к войне, и тоже рассчитанную на четыре года («меморандум об экономической подготовке к войне» от 26 августа 1936г.). Что он задумал? Да еще и выдвигая такие предложения через Шахта?
Пока профессиональные дипломаты настороженно молчали, на фоне только что образовавшегося «дуэта дуэтов» - т.е. спарки осей «Берлин - Рим» и «Берлин - Токио» - неожиданно восторженный интерес к этому предложению Шахта проявил формально далекий в тот момент от внешнеполитических дел канцлер казначейства, т.е. министр финансов Невилл Чемберлен, активно поддержанный главным в тот момент специалистом по «экономическому умиротворению» - главой экономического отдела МИДа Великобритании Ф. Лейт-Россом. Оба настояли не просто на встрече с Шахтом, а именно на неофициальной встрече для обсуждения его предложения. Не менее восторженный интерес к этому предложению Шахта проявил в то время военный министр Франции, а в недалеком будущем премьер-министр и соучастник мюнхенской сделки с Гитлером - Эдуард Даладье. Более того, Даладье стал напрашиваться на эту встречу.
…Между тем тот же Даладье 17 декабря 1936г. на заседании комиссии по военным делам сената Франции как военный министр высказал слишком уж многозначительное замечание. Приняв участие в обсуждении вопроса о новой военной доктрине стран, в т.ч. и о роли нового тогда рода войск - танковых, будущий мюнхенский поделъник Н. Чемберлена заявил следующее: «…Никто никогда не видел, как действуют в боевых условиях пресловутые германские бронированные дивизии… Я допускаю, что этот вид оружия создан для ведения подвижной войны в равнинной местности. Возможно, при этом имелись в виду Украина, Польша, Чехословакия…» Комментарии излишни.
Но самое интересное в том, что в указанный момент Даладье уже знал о заговоре советских военных. Именно в декабре 1936 г. Бенеш проинформировал об этом сына премьер-министра Франции Леона Блюма, а тот - отца, который, соответственно, информировал Даладье как военного министра, коль скоро речь шла о заговоре военных в государстве, с которым у Франции был заключен договор о военной взаимопомощи в отражении агрессии…
Встреча Ялмара Шахта с Ф. Лейт-Россом действительно состоялась - это произошло в первых числах февраля 1937 г. на территории Германии в городе Баденвейлере и носила действительно неофициальный характер.
Однако для того, чтобы максимально точно понять, что же произошло на этой встрече, а без этого практически никогда не понять суть ликвидации советской части «двойного заговора» как прямого пролога к Мюнхену, важно тщательно учесть хотя бы основные элементы фона, на котором произошла их встреча.
Во- первых, это, прежде всего, сами испанские события и все, что было сказано о них выше.
Во- вторых, на рубеже 1936 -1937 гг. между Германией и Чехословакией шли секретные переговоры консультативного характера на предмет возможного урегулирования острых проблем отношений между двумя государствами, прежде всего Судетской. «Гвоздем» же переговоров было обсуждение предложения Гитлера о том, что он, видите ли, готов уважать целостность Чехословакии в обмен на гарантии, что она останется нейтральной в случае германо-французской войны.
…Берлин тогда целенаправленно пытался вбить свой «осиновый кол» в систему перекрещивавшихся советско-французского и советско-чехословацкого договоров о взаимопомощи от 2 и 16 мая 1935 г. Геринг, например, еще в 1935 г. заявил Муссолини: «Если бы германской политике удалось разрубить узел, связывающий Париж и Москву, это было бы, несомненно, очень большим у спехом»…
Переговоры вели: с германской стороны - Альбрехт Хаусхофер (старший сын Карла Хаусхофера) и граф Траутмансдорф, оба высокопоставленные сотрудники германского МИДа; с чехословацкой стороны - сам президент Чехословацкой Республики Эдуард Бенеш. Он вел их незаконно, т.к. в соответствии с вышеупоминавшимися договорами, уже только о самом факте предложения Германии начать такие переговоры он обязан был проинформировать и Париж, и Москву, и предварительно проконсультироваться с ними, что было прямо предусмотрено статьей 1 советско-чехословацкого договора. Обсуждать же за спиной официального Парижа, пусть и не столь порядочного и верного, как, возможно, тогда и хотелось бы Праге, союзника, такой «гвоздь» программы - прямое нарушение договора. Тем более если учесть, что по советско-чехословацкому протоколу к одноименному договору, в статье 2 прямо предусматривалось, что помощь СССР может быть оказана только после того, как в опережение Москвы то же самое сделает Франция. Об этих переговорах знали и в Лондоне, и в Париже, и в Москве (сотрудники ближайшего окружения Бенеша - Людмила Каспарикова и Яромир Смутный - были агентами советской разведки). Во всех трех столицах точно знали также и то, что на основании секретной директивы военного министра Германии Бломберга № WA 1186/35g K11 от 4 апреля 1935 г. германский Генеральный штаб разработал перспективный план нападения на Чехословакию под кодовым названием «Шулунг» (впоследствии трансформирован в план «Грюн»). Знала об этом и чехословацкая военная разведка - к описываемому периоду времени у нее уже был тот самый агент, который сообщил и о заговоре военных в СССР. Однако в начале февраля 1937 г. по прямому указанию Гитлера переговоры были прерваны.
В- третьих, заключение Антикоминтерновского пакта между Германией и Японией 25 ноября 1936 г. Антианглосаксонская, в т.ч. и антибританская ориентированность этого пакта, о чем говорилось выше, не была секретом для Лондона еще на стадии германо-японских переговоров. Ко всему прочему следует иметь в виду, что за месяц до подписания Антикоминтерновского пакта, ставшего как бы международно-правовым оформлением оси «Берлин -Токио», примерно аналогичным же образом была создана и ось «Берлин - Рим». По совокупности спарка этих «дуэтов» являла собой чрезвычайную угрозу для Великобритании, особенно же для ее морских коммуникаций, связывавших метрополию с колониями, т.к. в сферу деятельности этой спарки попадало до 90% британских колоний и морских коммуникаций, связывающих с ними. И если бы спарка к тому же превратилась еще и в трио «дуэтов» («Берлин - Рим» - «Берлин - Токио» - «Берлин - Мадрид»), то роль Великобритании как великой державы была бы сведена полностью на нет.
В- четвертых, в конце 1936-го -начале 1937 г. в самой Германии проходили крупные командно-штабные учения командования вермахта, по результатам которых, как стало известным и советской, и британской разведкам, был сделан отчаянный вывод о том, что «никакого точного решения в восточной компании не будет найдено, пока не будет разрешен вопрос о создании базы для операций в Восточной Польше». То есть высшее военное командование Германии официально признало, что никакой агрессии на Востоке, тем более блицкрига - не получится. Перед Гитлером во всей остроте встал вопрос о плацдармах на ближайших же подступах к границам СССР, без чего «дранг нах Остен» остался бы обыкновенным мыльным пузырем. Однако дело тут еще и в том, что эти учения стали первыми в череде подобных, обладавшими также и ярко выраженным военно-экономическим характером. Наряду с генералами, в них впервые приняли участие боссы германского военно-промышленного комплекса - Бош, Феглер, Шпрингорум, Сименс, Крупп, Борзик и другие. На учениях детально отрабатывался вопрос о взаимодействии вермахта и экономики на период наступательной войны, прежде всего тот аспект этого взаимодействия, который касался соответствия экономических приготовлений требованиям наступательной войны. Собственно говоря, именно позицией капитанов германского ВПК и был в значительной мере обусловлен тот отчаянный вывод, который сделали генералы по итогам учений.
