Лагерь тех кто быстрее других осознал возможности, предоставляемые окончанием холодной войны — ликующую «однополярность» возникающего мира, возглавляет, пожалуй, Чарльз Краутхаммер, который уже зимой 1991 г. озаглавил свою статью в «Форин Афферс» эвристически: «Момент однополярности». Название изданной тогда же книги Джозефа Ная — «Обреченные (разумеется, США. — А.У.) вести за собой». В ней мы читаем: «Лидерство самой могучей державы укрепит глобальную взаимозависимость. Если Соединенные Штаты замедлят мобилизацию своих ресурсов ради международного лидерства, полиархия может возникнуть достаточно быстро и оказать свое негативное воздействие.
Управление взаимозависимостью становится главным побудительным мотивом приложения американских ресурсов, и оно должно быть главным элементом новой стратегии». По мнению Ричарда Хааса, Соединенные Штаты на долгое время «останутся эффективным шерифом находящегося в процессе трансформации мира».
Но почему так быстро исчезла вторая в мире держава, что подкосило ее внутреннюю силу, обрекло на распад? Сложилось несколько стереотипов подхода к процессу, лишившему Америку единственного подлинного геополитического соперника.
Перенапряжение в гонке вооружений. Президенты Р. Рейган и Дж. Буш увидели искомую причину в неспособности СССР быть на равных с США в гонке стратегических вооружений. СССР не мог более расходовать на военные нужды 4 % своих исследовательских работ и до 28 % внутреннего валового продукта. Когда Рейгана спросили о величайшем достижении его президентства, он ответил: «Я выиграл холодную войну». Во время президентских дебатов 1992 г. Буш утверждал, что «мы не согласились с мнением группы лиц, требовавших замораживания ядерной гонки. Президент Рейган сказал этой группе нет, мира можно добиться только за счет увеличения нашей мощи. И это сработало». В результате, не увидев позитивных перспектив в соперничестве с непревзойденной экономической и военной машиной США, «советским лидерам ничего не оставалось, кроме как отвергнуть коммунизм и согласиться на распад империи».
Когда президент Буш объяснял крушение Советского Союза, то он обращался прежде всего к тому тезису, что «советский коммунизм не смог соревноваться на равных с системой свободного предпринимательства… Его правителям было губительно рассказывать своему народу правду о нас…
Неверно говорить, что Советский Союз проиграл холодную войну, правильнее будет сказать, что западные демократии выиграли ее». О решающем значении гонки вооружений писал министр обороны К. Уайнбергер: «Наша воля расходовать больше и укреплять арсенал вооружений произвела необходимое впечатление на умы советских лидеров… Борьба за мир достигла своего результата».
Бывший министр обороны и глава ЦРУ Дж. Шлесинджер назвал окончание холодной войны «моментом триумфа Соединенных Штатов— триумфа предвидения, национальной решимости и твердости, проявленных на протяжении 40 лет».
Сенатор X. Ваффорд считал причиной американской победы в холодной войне решимость «конгресса и большинства американцев израсходовать триллионы долларов на системы ядерного сдерживания, огромные конвенциональные вооруженные силы, расквартированные по всему миру, и субсидирование глобальной сети союзных государств». На национальном уровне не возникло никаких дебатов, смысл чего был ясен: именно политика Рейгана — Буша привела к крушению коммунизма. Эту идею выразил, в частности, ведущий республиканец в сенатском комитете по международным делам — сенатор Р. Лугар: «Рональд Рейган выступил за увеличение военных ассигнований и за расширение военных исследований, включая Стратегическую оборонную инициативу. Эти программы оказались основой достижения Рейганом поразительных внешнеполитических целей, таких как откат коммунизма советского образца, переговоры об уничтожении ракет среднего радиуса действия в Европе и сокрушение Берлинской стены… Достижение целей Рейгана продемонстрировало неопровержимую мудрость его политики». Этого же объяснения придерживается длинный список правых, бывших деятелей рейгановской администрации, таких как К. Уайнбергер и Р. Перл, такие идеологи правых, как И. Кристол.
Слегка меняя оттенок, главный редактор «Форин Афферс» У. Хайленд утверждал, что Горбачев поддался давлению западных военных инициатив на фоне делегитимации советской системы, дискредитированной гласностью. Как и президент Картер до него, Р. Рейган интенсифицировал западную политику в отношении СССР и добился ожидаемых результатов. Собственно говоря, такое видение является продолжением долговременного стратегического замысла Г. Трумэна:
«России следует показать железный кулак». Американцы так и поступали на протяжении сорока с лишним лет. Решающее испытание пришлось на 80-е гг., когда к власти на Западе пришли более склонные к самоутверждению лидеры — М. Тэтчер (1979), Р. Рейган (1981), Г. Коль (1982). Теперь надежды Москвы на мир с Западом ослабли окончательно, и напряжение жесткого соревнования стало более ощутимым. Речь шла о победе или поражении в самой большой идеологической войне двадцатого века. К приходу Горбачева «Соединенные Штаты ясно показали Советскому Союзу свою приверженность делу соревнования — и победы в гонке вооружений. Рейган обращался с Советским Союзом как с «империей зла», и его администрация была гораздо более убеждена в правильности своей антикоммунистической политики, чем администрации Никсона и Форда в 1970-х годах». В результате Рейган выдвинул такие дорогостоящие инициативы, как создание оборонных систем в космосе (1983) — СОИ, стоимость которой была велика даже для огромной экономики Америки. Часть советского руководства представила отставание в этой сфере чрезвычайно опасным, и у американцев появился необходимый им крючок. Возможно, СОИ и явилась той соломинкой, которая сокрушила спину верблюда. «Рональд Рейган выиграл холодную войну, показав свою твердость… Четыре года жесткой политики Рейгана произвели необходимое коренное изменение в сознании советского руководства».
Согласно анализу Бжезинского, Советский Союз стал подаваться, когда США резко восстали против размещения ракет среднего радиуса действия СС-20, противопоставив Советскому Союзу свою программу размещения «Першингов-2».
«Массивное американское военное строительство в начале 1980-х— плюс выдвижение Стратегической оборонной инициативы — шокировали Советы и привели к напряжению на их ресурсы». В Кремле, считает Бжезинский, знали, что в середине десятилетия СССР будет уже неспособен выдержать соревнование. Именно поэтому пришедший к власти в 1985 году М.С. Горбачев «с величайшим желанием ухватился за оливковую ветвь, протянутую ему администрацией Рейгана, в надежде ослабить давление гонки вооружений».
Ирония истории заключается в том, что СССР имел в космосе более софистичные, чем американские системы. В августе 1993 г. администрация Клинтона не сочла нужным скрывать, что первые результаты реализации Стратегической оборонной инициативы были просто сфабрикованы. Но важен результат. Такое объяснение крушения СССР немедленно встретило контраргументы. Сами же американцы отмечают, что выход советских войск из Афганистана и Восточной Европы был осуществлен значительно позже пика рейгановских усилий в области военного строительства (пришедшихся на 1981 — 1984 гг., значительно позже того, как стало ясно, что сверхвооружение не делает советскую переговорную позицию мягче. Критики уверенно указывают на неубедительность тезиса о «переутомлении Советского Союза», напоминая о том, что в 80-е годы СССР был гораздо сильнее, чем в 50-е или 60-е годы, что индустриальная база Советского Союза за послевоенные десятилетия выросла многократно— и непонятно, как могла подорваться его экономика в конце 80-х годов, если она выстояла в 1940—1949-х). Никто ведь так и не смог доказать, что «бремя оборонных расходов в Советском Союзе значительно возросло за 1980-е годы, более и важнее того, никто еще не смог доказать связь между рейгановским военным строительством и коллапсом советской внешней политики».
* * *
По мнению американского исследователя Э. Картера, никто не может доказать, что именно действия американской администрации подвигли Советский Союз на радикальные перемены. М. Мандельбаум прямо говорит, что главная заслуга Рейгана и Буша в грандиозных переменах 1989 г. заключалась в том, что «они спокойно оставались в стороне».
Ведь еще в 1989 г. Р. Пайпс, один из главных идеологов рейгановской администрации, утверждал, что «ни один ответственный политик не может питать иллюзий относительно того, что Запад обладает возможностями изменить советскую систему или поставить советскую экономику на колени». Сторонники жесткой линии на Западе были ошеломлены окончанием холодной войны именно потому, что коллапс коммунизма и распад Советского Союза имели очевидно меньшее отношение к американской политике сдерживания, чем внутренние процессы в СССР. Настоящее улучшение двусторонних отношений началось не в пике рейгановского военного строительства и неукротимого словоизвержения, а к Рейкьявику (1986), когда Вашингтон смягчил и риторику и практику: «Чудесное окончание холодной войны, — пишет Д. Ремник, — было результатом скорее сумасшедшего везения, а не итогом осуществления некоего плана».
