Гвискар, однако, не спешил. Это была не совсем его вина. В течение осени и зимы 1082 г. и первой половины 1083 г. он занимался подавлением мятежа в Апулии, только 10 июня – неделю спустя после того, как императорские войска вступили в Ватикан, он отвоевал последнюю крепость – Каносу – у своего племянника Германа и положил конец восстанию. Война оказалась более тяжелой, чем он ожидал, – византийские деньги явно сыграли здесь свою роль, – и, если бы он не обратился к Рожеру с просьбой прислать необходимые подкрепления с Сицилии, она длилась бы еще дольше. Как только Роберт и Рожер смогли без риска покинуть Апулию, они действительно двинулись в сторону Рима, намереваясь нанести упреждающий удар Жордану из Капуи, но в этот момент великому графу пришлось срочно возвращаться на Сицилию вместе со своими людьми, а Роберт, зная, что у него недостаточно сил, чтобы противостоять Генриху в одиночку, отступил, чтобы подготовить большую экспедицию к следующему году. С его точки зрения, времени было достаточно. Клятва, принесенная в Чепрано, требовала, чтобы он помогал папе, но, даже не говоря о папе, его собственные позиции в Италии оказались бы под серьезной угрозой, если бы Генрих, коронованный императором и поддерживаемый послушным Климентом III, стал вмешиваться в южноитальянские дела. Но Генрих в это время находился в Тоскане, растрачивая силы в напрасных попытках подчинить графиню Матильду, а его собственная армия, Роберт отлично это знал, была мала и не особенно сильна. За шесть месяцев герцог мог собрать новое войско, с которым он пошел бы на короля римлян, не опасаясь за исход. Попутно он освободил бы папу и, возможно, поставил бы свои условия. Григорию надо было просто подождать. В замке Сан-Анджело ему ничего не грозило. Еще несколько месяцев неудобств – и даже еще немного унижений – не принесут папе вреда.
Намеченный синод, как и было условлено, состоялся в ноябре. Он превратился в фарс. Король поклялся, что не помешает ни одному из епископов, оставшихся верными Григорию, присутствовать на синоде, но, когда приблизился назначенный день, он увидел, что папа со своей стороны не собирается допускать на собрание никого из имперских епископов, которых он отлучил, а следовательно, сдержать клятву означало бы просто стать орудием в руках Григория. Генрих никогда не допускал, чтобы данные обещания мешали ему проводить свою политику. Все наиболее яростные сторонники Григория, включая архиепископа Лионского и епископов Комо и Лекко, не были допущены в Рим, а папский легат, кардинал-епископ Одо из Остии, оказался в тюрьме. Напрасно гневный папа провозглашал новые отлучения и анафемы из своей крепости – Генрих их не замечал. Синод закончился, и те немногие епископы, которые смогли на нем присутствовать, разъехались по своим резиденциям. Смехотворное предложение некоторых римских аристократов о том, чтобы папа, не проводя коронации Генриха, спустил бы ему на палке имперскую корону с бастиона Сан-Анджело, было воспринято как того заслуживало. Ситуация оставалась патовой.
А Роберт Гвискар не появлялся.
В начале весны 1084 г. Генрих решил поторопить события. Он никогда не договорится со своим упрямым противником, пока тот рассчитывает на помощь Роберта Гвискара. Но если он нападет на нормандцев неожиданно, застав их врасплох, он предотвратит их прибытие в Рим. Тогда Григорий наверняка станет более покладистым. В начале марта, оставив в Витикане только маленький гарнизон, Генрих со своей армией направился в Апулию. Не успел он отойти достаточно далеко, как его нагнали посланцы из столицы. Римляне в конце концов устали от борьбы и прислали сказать ему, что не станут больше сопротивляться. Город отдается в его руки.
Сдаться именно в этот момент императорской армии было крайне глупо, и эта глупость решила судьбу не только папы Григория, но и Рима в целом. Если бы Генрих продолжил свой поход против герцога Апулии, он либо был бы разбит, либо, что более вероятно, спешно отступил бы на север. В любом случае нормандцы затем легко справились бы с гарнизоном, оставленным в Риме, и вошли бы в город как избавители, а не как завоеватели. Перейдя на другую сторону, когда именно в тот момент самый могущественный правитель в Италии, если не во всей Европе, готовился к походу, римляне навлекли на себя неминуемую беду. Им пришлось дорого заплатить за свою ошибку, но они могли обвинять только самих себя.
Поспешив назад со всей скоростью, которую могла развить его армия, Генрих 21 марта с триумфом вошел в Рим – сопровождаемый своей женой, многострадальной королевой Бертой из Турина, и антипапой Климентом – и обосновался в Латеранском дворце. Спустя три дня, в Вербное воскресенье, папа Григорий был официально смещен лангобардскими епископами и Климента провозгласили его преемником, а на Пасху 31 марта Генрих и Берта были коронованы имперской короной в соборе Святого Петра. Положение Григория стало отчаянным. Некоторые кварталы Рима оставались ему верны – Целиев холм и Палатинский холм, находившиеся в руках его племянника Рустика, и Тибрский остров, место погребения святого Варфоломея, где главенствовал верный Пьерлеони. Сам Капитолий также оставался за ним. Но эти последние оплоты оказались под ударом, и, если помощь не придет быстро, они не выстоят. Где Роберт Гвискар? Группа самых доверенных лиц отправилась на юг, чтобы найти его любой ценой и передать ему последний призыв сюзерена.
Когда Роберт услышал, что римляне сдались, уговаривать его не пришлось. Его собственное будущее, как и будущее папы, было поставлено на карту. Он, однако, все эти месяцы не терял времени даром, и теперь в его распоряжении имелась устрашающая армия – Вильгельм из Апулии оценивает ее численность примерно в шесть тысяч конных и тридцать тысяч пеших воинов, что, вероятно, не далеко от истины, – которую он повел к столице в начале мая. Для того чтобы придать папе мужества, он послал вперед аббата Дезидерия, и, наконец, 24 мая 1084 г. он проехал по Виа-Латина и примерно на месте нынешней площади Порта-Капена разбил свой лагерь под стенами Рима.
Генрих его не дождался. Дезидерий, как всегда твердо соблюдая нейтралитет, прежде чем сообщить папе о скором прибытии Роберта, отправился с той же вестью к императору, а его описание размеров и мощи новой армии Гвискара было достаточно красочным, чтобы заставить Генриха задуматься. Собрав на совет самых влиятельных горожан Рима, он объяснил им, что его присутствие срочно требуется в Ломбардии. Он, конечно, вернется, как только позволят обстоятельства, а пока он поручает им доблестно оборонять город от всех вражеских атак и показать себя достойными подданными империи, которая носит их имя. Затем, за три дня до того, как герцог Апулийский появился перед городскими воротами, император бежал вместе с женой, большей частью армии и перепуганным антипапой, суетившимся сзади.
Римляне, уже и так жалевшие о своей измене, оказались в безвыходном положении. Предав своего папу императору, они теперь сами оказались преданными. Нормандцы стояли у самого порога, и Рим впал в оцепенение. Было ясно, что бесполезно пытаться противостоять такой армии, особенно с учетом того, что у Григория все еще оставались многочисленные сторонники в городе, в то же время словно некое неясное предвидение грядущего мешало им открыть ворота. Еще три дня герцог Апулийский выжидал в своем лагере, чтобы удостовериться, что Генрих действительно бежал, и обсуждал дальнейшие планы с представителями папы. Затем, ночью 27 мая, под покровом темноты он бесшумно повел свою армию в обход стен, в северную часть города. На рассвете он пошел в атаку, и через несколько минут первый из его ударных отрядов ворвался во Фламиниевы ворота. Нормандцы встретились с отчаянным сопротивлением: весь квартал Марсова поля, лежащий за рекой напротив замка Сан-Анджело, был залит кровью. Но все быстро закончилось, нормандцы сбросили защитников города с моста, освободили папу из крепости и пронесли его с триумфом среди дымящихся руин Латерана.
Роберт Гвискар в этот день достиг вершины своей славы и власти. К 1084 г. мир уже видел, как два могущественнейших властелина Европы, императоры Востока и Запада, бежали при появлении Роберта, а теперь он протягивал изящную, хотя и запачканную кровью руку одному из самых грозных пап Средневековья и возводил законного понтифика на папскую кафедру. Во время благодарственной мессы в честь освобождения Григория мысли обоих, герцога и прелата, должно быть, возвращались в далекий день 1053 г., когда на равнине у Чивитате Отвили и их сторонники отстаивали перед римской церковью свое право оставаться в Италии. За тридцать с лишним лет, прошедших с того времени, они получили множество новых отлучений, но также не один раз спасали Рим. Папе представился еще один случай порадоваться, что их защита оказывалась столь действенной.
Но триумф был кратким. Хотя Рим являлся теперь только бледной тенью прежней столицы империи, он все же оставался богатейшим и самым населенным городом в центральной и южной частях полуострова, с точки зрения людей Гвискара, он предоставлял возможности для грабежа, какие мало кому из них выпадали ранее. Они этим воспользовались, и вся столица ныне стала ареной для грабежа и мародерства, перед которым меркли даже деяния сицилийских сарацин. Для римлян сарацины были слугами Антихриста. Капризные дети замолкали, слушая странные истории о злодействах неверных – об их жутких обычаях и непомерной жадности, о молниеносных набегах, во время которых они налетали как ястребы с ясного неба, ничего не щадя, похищали женщин и девушек – и мальчиков тоже, и тысячами продавали их в рабство. Но самым ужасным был день в 846 г., когда их галеры проплыли вверх по Тибру и эти чудовища сорвали серебряные накладки с дверей собора Святого Петра. Но даже тогда они разграбили только правый берег реки. Теперь ни один квартал города не уцелел, а христиане были не лучше сарацин. На третий день, видя, что зверства и кровопролития не прекращаются, доведенные до отчаяния римляне внезапно и одновременно восстали против своих мучителей. Роберт Гвискар, застигнутый врасплох, оказался в западне. Его спас в последний момент Рожер Борса, который с редкой для него решительностью пробился через толпы людей с тысячей воинов на помощь отцу – но уже после того, как нормандцы, боровшиеся за свои жизни, подожгли город.
