Более надежны попытки выявления ареалов древних языков по повторяющимся элементам в топонимах, но эти данные требуют тщательной проверки своей достоверности. Так, Г. А. Капанцян (Хайаса — колыбель армян, стр. 257) выделяет «азианическо-субарский» суффикс ‑ина на основании наличия топонимов Биаина, Нахарина, Лулуина, Урратина, Палестина. Однако Biaina — косвенный падеж от Biainelə и означает «в Биаинили»; Нахарина — условное чтение названия, приводимого в египетских неогласованных текстах, правильное чтение, по-видимому, Nahraini «две реки»; топонима Luluina вообще не существует, речь идет об урартском слове в косвенном падеже — luluinawə «вражеских»; не существует и Урратины, речь идет о засвидетельствованном в ассирийских текстах топониме Уррахинаш; наконец, Палестина — греко-римское воспроизведение семитского множественного числа pəlištin от pəlišti — «филистимлянин». Следовательно, никакого общего языкового субстрата суффикс ‑ина не выявляет.
Этимологии древнеармянских слов из «западноиндоиранского», предложенные Г. А. Капанцяном (Хайаса — колыбель армян, стр. 136-137), все имеют иное объяснение (в большинстве — из парфянского).Слово արծուի «орел», вероятно, попало в древнеармянский через посредство урартского.
Например, из парфянского: սեպուհ „младший член княжеского рода“, նախարար „нахарар“, մշակ „работник, простолюдин“, գույն „цвет”, ապաստան „убежище“, արձակ „свободный“, սպիտակ „белый“, ժամանակ „время“, արուեստ „ремесло, искусство“, բազուկ „предплечье, рука“, բաժակ „кубок“, հրահանգ „распоряжение“, սակ „число; подать“, բաժ „подать“, աւրէնք „обычаи, закон“, յաւիտեան „вечный“, խրատ „наставление“ (раннепарфянское?), աւան „поселение“ (может быть древнеперсидское); из среднемидийского диалекта: աշխարհ „область, страна; мир“, արոյր „медь, бронза“ и др. Имеются и примеры заимствования того же иранского слова вторично, из среднеперсидского сасанидского времени; так, например, մարզպետ „глава царского двора, мажордом“ (из парфянского marzpat) и մարդպետ в том же значении (из среднеперсидского mardpat), վարժապետ „наставник, учитель“ (из парфянского varžpat) и վարդապեա „наставник, мастер, учитель“ (из среднеперсидского vardpat).
Например, գզաթ „шерсть, руно”, հրեայ „иудеи”, փրկան „выкуп”, թանգար „купец” (это слово, через арамейский и аккадский, восходит к шумерскому dam-gar), ձիւթ „смола”.
См. Г. X. Саркисян, Тигранакерт, М., 1960, стр. 49 и сл.
Например, սրիկայ „негодный, пустой”, հեգենայ „слог”, աթութայք „буквы”, շուկայ „рынок”, չաբաթ „суббота”, շափիղայ „сапфир”. Примеры на арамейские, сирийские и иранские слова в древнеармянском указаны нам А. Г. Периханян.
Например, կնիք „печать” из аккадского kanniki „запечатанный документ”, ադուռ „кирпич” из аккадского agurru (последнее слово, во всяком случае, не через урартское посредство).
Из урартского, по-видимому, սուր „меч” из šurə „оружие”; ծով “озеро, море” из šo(w)ə „вода, озеро”, աւրեար „муж, полноправный мужчина* из ewri- „хозяин, господин” и др. (ср. еще стр. 77, прим. 7).
Из предложенных Г. А. Капанцяном хурритских этимологий для древнеармянских слов заслуживают внимания աստեմ „женюсь” от хурритского as̄te жена, թիւ „число” от хурритского tiw- „говорить, называть” (последнее слово может быть и урартским). Некоторые слова происходят, видимо, из промежуточного (верхнеевфратского?) диалекта, соединявшего черты урартской лексики с хурритскими фонетическими особенностями (ае > е, сохранение удвоенных согласных), напр.: ծառ „дерево”, из *ṣarrə, ср. урартск. ṣarə „сад”, աղխ „дом, хозяйство” из *alleḫə, ср. урартск. alae ”хозяин”.
Например, աղանդեր „закуска“ из хеттского alattari „род хлебца“, խառնամնեմ „мешаю” из хеттского ḫarnamnia со значением „возбуждать мятеж”, քրթմնջեմ сержусь, ропщу” из хеттского kartimmijaz „гнев” (от kart- „сердце”, ср. в древнеармянском սիրտ). Большие списки якобы хеттских слов в древнеармянском, приводимые Г. А. Капанцяном в его различных работах, наряду с действительными заимствованиями из хеттского, содержат множество случаев либо общеиндоепропейской, либо парфянской лексики.
К таким словам, возможно, относятся անկ „глаз”, շուն, շան‑ ”собака”. Может быть, к лувийскому восходят и отдельные особенности древнеармянского склонения.
К анатолийским языкам древнеармянский не может принадлежать еще и потому, что история развития фонетической системы от праиндоевропейского к древнеармянскому совершенно иная, чем к древнеанатолийским, и то же, даже в еще большей степени, относится и к морфологии. Анатолийские и древнеармянский нельзя возвести к некоему общему языку-основе анатолийской ветви, но только к праязыку, общему для всех вообще индоевропейских языков.
Например, в древнеармянском имена հայր „отец”, մայր „мать”, հաւ „дед, предок”, գետ „река”, собственно „вода”, մեղր „мед“, գարի „ячмень”, սիրտ „сердце”, հետ „след”, ոտն „нога”, բարձր „высокий”, կով „корова”, հաւ „птица”, աղ „соль”, միս „мясо” и мн. др.; глаголы բեր‑ приносить“, գէտ‑ „знать, ведать”, ագ‑ „одеваться”, արբ‑ „пить”, ծան‑ „знать, быть знакомым” и мн. др., все основные числительные, местоимения и т.п. восходят к праиндоевропейскому языку-основе, минуя анатолийское, иранское, греческое или славянское посредство, что видно из их звукового оформления, противоречащего фонетическим законам этих языковых ветвей. Отличие этой группы слов по характеру содержания понятии от остальных пластов, включающих слова, преимущественно связанные с позднейшими этапами развития культуры, бросается в глаза.
См. А. А. Асмангулян, Против гипотезы о двуприродности армянского языка. «Вопросы языкознания». 1933, № 6, стр. 21.
Говорить о «славяно-скифских» языках как одном из источников древнеармянского (Г. А. Капанцян, Хайаса — колыбель армян, стр. 151 и др.) невозможно, так как скифский и славянские принадлежат к разным ветвям индоевропейской семьи.
Так, только в древнеармянском праиндоевропейские р, t дали придыхательные (затем развившиеся в հ h и ноль); этого явления не наблюдается ни в иранских, ни в славянских (в отношении анатолийских вопрос не вполне ясен); только в древнеармянском серия праиндоевропейских фонем kw, g w, g wh перешла в ք, кh, կ k, գ g (или ջ ј), этого явления полностью в таком виде нет ни в иранских, ни в славянских, ни в анатолийских и т.п. Ср. древнеармянские ոտն „нога“, հետ „след“, երեք „три“ с иранскими (авестскими) paδa „нога”, θray‑ „три“, со славянскими (русскими) под, три, с хеттскими petan „место“, t(a)rai‑ „три”, а также древнеармянские քան „чем“, կին „жена“, ջնեմ „ударяю“ с иранскими (авестскими) ‑čа‑ местоименная основа, janay‑ „жена”, g/jan‑„ударять“, со славянскими (русскими) чем, жена, гнaть и с хеттскими kw‑ местоименная основа, kwen‑, кun‑ „бить“.
Ср. хеттские имена attas „отец“, annas „мать“, vatar „вода“, milit „мед“, halkis „ячмень“, зерно“, kart‑ „сердце“, parkus „высокий“, глаголы аrnu- „нести, приносить“ (древнеармянск. առնում означает „добываю, получаю“) akw‑ „пить“, sakk‑ „знать“, was‑, wes‑ „одеваться“ (древнеармянск. ագ-ան, но ср. զ-դեստ „одежда“) и т.д. с древнеармянскими словами, приведенными выше, стр. 202, прим. 33. Из приведенных 11 примеров пять слов в хеттском — от другого корня (attas, annas, ḫalkis, akw‑, sakk‑), два — в другом звуковом оформлении (kart‑, parkus), и четыре расходятся с древнеармянским либо суффиксами, либо значением и т.п. Большой процент расходящихся корней основного словарного фонда указывает на отделение древнеанатолийского языка-основы, с одной стороны, и фрако-фригийского языка-основы — с другой, от общего индоевропейского праязыка в глубокой древности. Согласно А. Камменхубер, древнеармянский отделился от общеиндоевропейского языка ранее всех других индоевропейских языков, кроме греческого, — раньше хеттского. См. А. Кammenhuber, Zur Stellung des Hethitisch-Luvischen… „Zeitschrift für vergl. Sprachforschung begr. v. A. Kuhn“, 77, 1/2, 1961, стр. 31, 71.
Так, по Г. Б. Джаукяну, индоевропейские k', g', g'h отражаются в урартском как ḫ, q, k, а индоевропейские kw, gw, gwh отражаются в урартском как ku, gu, между тем как в древнеармянском эти фонемы дают ս, ծ, ձ и ք, կ, գ соответственно. Кроме того, грамматические показатели урартского языка не имеют совсем ничего общего с армянскими, происхождение которых бесспорно индоевропейское.
