- В того, кто ест ночью, вселяется злой дух Кали, - с насмешкой косясь на индуса, проговорил с полным ртом Хасан. - Такой человек подвержен безумствам...
Гуру ничего не ответил, но выражение его лица стало замкнутым. Он поднялся кланяясь.
- Постой, - сказал Афанасий. - Как зовут твоего купца?
- Бхавло, господин.
- А чем он торгует? Нет ли у него камней?
Гуру помедлил с ответом, потом наклонил голову:
- У него есть камни. Да. Есть...
Индусский купец Бхавло показался Афанасию странным человеком. Ему было за сорок. Высокий, сухощавый, с заметной проседью в коротких, вьющихся волосах, Бхавло чуть сутулился, но Никитину почему-то представлялось, что каждую секунду он готов распрямиться и расправить плечи. Темное лицо купца с полуопущенными веками ничего не выразило, когда Гуру привел Афанасия. Индус бесстрастно кивнул и промолчал.
Никитин прямо спросил о деле. Ему нужны камни. Гуру сказал, что у купца они есть. Не покажет ли почтенный торговец свой товар?
Бхавло разлепил сухие губы. Да, камни есть. Но лучшие уже проданы. Вряд ли оставшиеся будут нужны купцу.
Это был странный ответ. Кто же загодя хулит добро?
- Я посмотрю, - сдержанно сказал Никитин.
Бхавло встал, отошел в угол шатра, где они сидели, достал из короба мешочек с камнями.
Из мешочка высыпались сердолики, яхонты, агаты. Камни вправду были невелики и не чисты.
Афанасий внимательно рассмотрел драгоценности, осторожно подвинул всю кучку к купцу и вздохнул:
- Да. Эти я не куплю.
Индус равнодушно стал ссыпать камни обратно в мешочек.
Что-то сказало Афанасию, что у Бхавло есть и хорошие камни, но он почему-то прячет их.
- Плохая ярмарка! - с сожалением произнес Никитин. - Ищу, ищу товар, а все не найду. Хоть обратно поезжай.
Индус ничем не отозвался на эти слова.
- Скажи, почтенный, где вы камни берете? - пристально разглядывая Бхавло, спросил Афанасий. - Откуда везете? Далеко ли те места?
- Далеко, - холодно, нехотя, всем видом своим показывая, что разговор ни к чему не приведет, ответил купец.
- Вот все так у вас говорят. А мне надо знать. Я, видишь ли, не индийский житель. Ты, поди, за мусульманина меня принимаешь, а я как раз и не мусульманин. Издалека я пришел и края вашего толком еще не знаю.
Индус поднял голову. В его взгляде была настороженность лесного зверя. Впервые за все время встречи он внимательно оглядел Никитина.
- Мне недоступен смысл твоих слов! - наконец ответил он. - Я простой купец, не изучавший вед.* Но я хорошо знаю, что ничто не свершается без воли богов, и не ищу правых и виноватых.
______________ * Веды и пураны - священные индийские книги. Веды - собрание гимнов, богослужебных формул и объяснений к особенностям ритуала. Пураны - особый вид эпических поэм, прославляющих главным образом деяния божеств. Могли изучаться только высшими кастами.
Афанасий с досады поморщился.
- Недоверчивый народ у вас! - сказал он вставая. - Не хочешь говорить не надо. Поищу еще...
Хасан принял неудачу Никитина без удивления.
- Вернемся в Бидар! - советовал он. - Там легче найти товар. И спокойней там. Говорят, поутру приходила пантера, зарезала быка. А ты ходишь по ночам. Нельзя. Ты не знаешь Индии. Здесь на каждом шагу опасности.
- Пожалуй, вернемся, - задумчиво проговорил Никитин. - Хватит с меня и того, что видел.
Он уже не надеялся узнать что-нибудь новое, найти людей, которые ему поверили бы. Но когда он перед вечером лежал на кошме, слушая песни Хасана, делая вид, что дремлет, вход в мазанку загородила чья-то фигура и знакомый голос произнес слова приветствия.
Афанасий поднялся. Перед ним стоял хозяин Гуру - Бхавло...
Индус говорил медленно, отбирая слова. Он виноват перед чужеземцем. Но да простят ему боги неведение. Гуру рассказал ему о дороге из Чаула и про обиду, нанесенную Асат-ханом. Об этом погонщик узнал от раба, от Хасана.
Бхавло скорбит, что позволил тени недоверия омрачить встречу с человеком, открывшим ему душу. Он готов искупить свою ошибку.
- Да какая там ошибка, - ответил Никитин. - Садись. Будь моим гостем.
Этот вечер оказался для Никитина очень важным. Афанасий много рассказывал индусу о Руси, о войнах с татарами, о проделанном пути. Индус слушал с любопытством, часто переспрашивал, многому удивлялся. И хотя не предложил камней, но обещал познакомить в Бидаре с известным ювелиром Карной и с другими индусами, хорошо знающими рынок.
- Ты полюбишь нашу страну! - сказал он. - И наш народ. Только держись дальше от мусульман. Эти люди приносят одно горе. Одно горе!
Когда Бхавло ушел, Хасан приблизился к костру. Он ворчал под нос.
- Ты что? - спросил Никитин.
- Я не смею поучать тебя, ходжа, - с деланной смиренностью ответил раб. - Но с индусами не дружат.
- Ну, это не твое дело! - прервал Никитин. - Сам соображу.
Хасан возился над котелком с оскорбленным видом, но Афанасий не пожалел о резкости. Хочет с ним ходить, пусть терпит. Спать легли молча.
А на следующий день вместе с Бхавло опять отправились в Бидар.
Многих знал в Бидаре Бхавло, и Никитин познакомился с несколькими индусскими семьями.
Первый, с кем его свел купец, был старый камнерез, известный всему султанату шлифовальщик алмазов Карна.
- Этот человек - родной брат знаменитой красавицы Нуры, из-за которой опустела земля Райчора, - сказал Бхавло. - Полвека с лишним назад их семья жила на юге, в Мудгале, Нуре тогда исполнилось четырнадцать лет, а Карне было лет шесть. Нуру хотел взять в жены бидарский тарафдар Кутб-ут-дин. Так и случилось бы, хотя он был мусульманин, а Нура верила в богов наших предков. Тарафдары всегда делали то, что хотели.
Лицо Бхавло судорожно дернулось, он умолк, задумавшись о чем-то своем.
- Дальше, - попросил Никитин.
Бхавло потер лоб.
- Да... Но слухи о красоте Нуры дошли до Виджаянагара. Их принесли бродячие певцы и торговцы. И правитель града побед не захотел, чтоб индусская девушка рожала сыновей поработителю. Он напал на Мудгал, решив спасти Нуру и сделать ее раджани. Воины махараджи дрались как львы. Но кто-то предупредил мусульман, и они оказались готовыми к бою, Мудгал отстояли, Нуру и ее семью увезли в Гульбаргу. Там девушку отдали в гарем самого султана Фируз-шаха, который, увидев ее, воспылал страстью. За это Кутб-ут-дин отомстил ему. Война с Виджаянагаром продолжалась, и в одном из боев тарафдар изменил. Чудо спасло Фируз-шаха, получившего удар мечом... Жаль. Этого пьяницу и распутника надо было убить...
- Ну, и...
- Потом война шла еще два года. Вот тогда опустел Райчор, вырезанный мусульманами...
- А Нура?
- Кто знает судьбу девушки, попавшей в гарем? О ней больше не слыхали. А отец Карны остался с семьей в Гульбарге, тогдашней столице. Когда же Ахмад-шах перенес двор в Бидар, он переселил туда и лучших мастеров. С тех пор они живут здесь. Только старший сын Карны, Раджендра, ушел в Дели. Но там и погиб.
- Как?
- Он поверил одному купцу. Они вели дела вместе, а когда наступило время рассчитаться, тот обвинил Раджендру в надругательстве над исламом. С Раджендры содрали кожу...
- Да неужели так может быть?.. Суд-то есть?..
- Суд? - повернулся к Никитину всем телом Бхавло. - Мусульманский суд не верит индусу. Погоди. Ты еще узнаешь этих собак.
Ненависть и глубоко спрятанная боль прозвучали в словах Бхавло. Лицо его словно окаменело, кулаки сжались так, что побелели суставы пальцев.
Разговор навел Никитина на мысль, что и сам Бхавло пострадал. Но купец не стал ничего рассказывать, а спрашивать Афанасий не хотел: зачем бередить раны?
Рассказ о Карне заставил Никитина смотреть на камнереза с особенным любопытством, ждать от ювелира каких-то необычных слов и поступков. В сухом лице камнереза еще оставались следы тонкой красоты, которой в юности природа наделила, видимо, не только его сестру. Но взгляд камнереза был тускл, голос тих. Неизменная ровность в обращении с людьми говорила о большой душевной усталости. Казалось, мир с его страстями уже не существует для Карны. В старого ювелира словно перешел холод камней, которые он привык держать в руках. И странно было думать, что несказанной красоты алмазы отгранены этим равнодушным человеком.
Но Бхавло сказал:
- Равных Карне нет. Только он умеет заставлять простой гранат улыбаться, как человека. - И со странной усмешкой добавил: - Так же, как он заставляет улыбаться Рангу.
Рангу - молодой, очень красивый внук Карны, женатый на застенчивой миловидной женщине по имени Джанки, отец чудесного малыша, которому не минуло и пяти месяцев, - был ученик и помощник старого ювелира.
Рангу и правда всегда улыбался. Никитин не понял Бхавло.
- Как - заставляет улыбаться? - спросил он.
- Рангу - сын Раджендры, - ответил Бхавло. - Того самого сына Карны, с которого содрали кожу. Но мальчик был тогда очень мал. Он не знает правды о смерти отца и не знает, кто был виноват в его гибели. А Карна знает, но скрывает от него.
