Очередная «починка» росписей была произведена в 1666 году ярославскими иконописцами Иваном Елизаровым и Федором Карповым «с товарищи» по указу царя Алексея Михайловича. Они «писали наново своды… а в главах и на прямых стенах починивали до земли». Фрески были прописаны все полностью, одежды, доспехи и нимбы щедро вызолочены. Две новые композиции появились на северовосточном и юго-восточном столбах.
Варварской оказалась реставрация 1759 года по сметам и под руководством известного архитектора И. Ф. Мичурина. В это время вместе с починкой монастырских стен, обветшавших строений были растесаны до широких прямоугольных проемов окна в соборе, а все стенописи покрыты толстым слоем масляной краски.
Только на рубеже XIX–XX веков реставраторы восстановили окна в их первоначальных формах, а стены расчистили от масляных записей XVIII века. Зато чтобы сообщить фрескам «древний» вид, их покрыли специальным темным составом.
И все же, несмотря на все эти перипетии, стенные росписи не утратили своей художественной ценности. Мы можем говорить в отношении них даже о сохранности колорита, тем более о композиционных решениях. Выполнены они в очень сложной и трудоемкой технике фрески, когда роспись ведется основными тонами по свежей, только что нанесенной на стену штукатурке. Краски прочно соединялись с грунтом, а когда они вместе высыхали, шла прорисовка и отделка деталей.
Вся роспись собора подчинена единому замыслу – теме победы и объединения русских земель под началом Москвы и создания единого Русского государства как прямого преемника византийских императоров и в церковном и в политическом плане.
Главное место отведено громадному изображению Богоматери Одигитрии Смоленской, помещенному на восточной стене над иконостасом. По сторонам ее на гранях алтарных столбов – архангелы Михаил и Гавриил. На гранях столбов, обращенных внутрь центрального хода к алтарю, – монументальные фигуры воинов-святых. Каждый из них знаменует определенный день Смоленского похода.
В день Федора Студита был начат поход. На этом же столбе внизу – Мина. В день его памяти с реки Угры бежал хан Ахмат – «стояние бескровное на Угре» закончилось освобождением Москвы от татарской зависимости. Напротив Мины расположен Меркурий – покровитель города Смоленска. В нижнем ярусе западной пары столбов – покровители Москвы Георгий и Дмитрий. По представлениям тех лет прославлялся не сам победитель, а святой, оказавший ему в нужный день небесную поддержку.
Второе огромное изображение – композиция Покрова Пресвятой Богородицы. На стенах в третьем и четвертом ярусах – сцены из акафистов ей. Среди них сцена осады Константинополя, закончившейся победой греков над персами.
Теме объединения русских земель, ранее входивших в состав великого Киевского княжества, посвящены изображения князей-святых, почитавшихся в своих родных землях. Здесь и князь Киевский Владимир Святославич, и Андрей Боголюбский, перенесший столицу из Киева во Владимир, и князь Новгородский и Псковский Всеволод-Гавриил, князь Тверской Михаил, князья Борис и Глеб, Черниговский князь Михаил и его боярин Федор.
Идея божественного происхождения царской власти в ее исторической преемственности от византийских императоров через киевских князей к московским самодержцам подчеркивается изображениями византийских цариц. К ним же отнесен образ святой Софии – соименной матери Василия III, последней византийской принцессе Зое-Софье Палеолог.
Стилистически росписи Смоленского собора свидетельствуют о связи с традициями самого знаменитого художника конца XVI века Дионисия. Это удлиненные пропорции фигур, празднично-светлый цветовой строй лиловых, розовых, желтых и зеленых тонов. Но возвышенность образов школы Дионисия уступает здесь место чертам официальности и парадной торжественности. Это уже дыхание и поступь могучего государства, которое, по выражению К. Маркса, так ошеломляюще неожиданно и неоспоримо возникло на арене европейской политической жизни.
Монументализм росписей не мешает их удивительно полному слиянию с архитектурными формами, когда одна композиция или образ переходят в другой, как бы продолжая не только повествование, но и пребывание зрителя в насыщенной высокими, почти пафосными чувствами среде. Легко и свободно размещены изображения на сложных, вогнутых поверхностях алтаря, диаконника и сводах.
Мастера обращаются к очень своеобразному приему обильного применения орнаментальных полос, которые одновременно подчеркивают конструктивные элементы храма и делят сюжетные композиции. В смысле этого сочетания богатейшей орнаментики с сюжетными росписями Смоленский собор представляет уникальный памятник XVI века.
К сожалению, ранний, так называемый годуновский, иконостас сменил дошедший до наших дней иконостас XVII столетия с его богатейшей вызолоченной резьбой. Более высокий, чем годуновский, он закрыл алтарные стенописи (композицию «Покрова», частично Одигитрию Смоленскую, Константина и Владимира).
К числу самых древних построек Новодевичьего монастыря вместе со Смоленским собором относится скромная одноглавная церковка у Покровских ворот с примыкающей к ней простенькой трапезной и палатами, в которых с 1598 года поселилась овдовевшая царица Ирина Годунова. Вдова царя Федора Иоанновича. Родная и единственная сестра царя Бориса. И это при ней разыгрывается в стенах монастыря одна из решающих для русской истории сцен.
…О том, как рвались Годуновы к власти, знали все. Не «лучшие» – в их число род не был занесен – костромские служилые люди, шаг за шагом завоевывавшие дворец, умевшие при всех обстоятельствах сохранять милость Ивана Грозного. Пытались женить царя на своей родственнице – незадачливой, смертельно больной «царской невесте», так и не смогшей «разрешить девичества» до своей скорой смерти. Попытались другую родственницу пристроить супругой к наследнику. А когда и то и другое ни к чему не привело, придумали новый ход – сосватали за второго царевича, слабого головой Федора Иоанновича, Ирину Годунову. Усилиями дяди с малолетства попала она в царские терема, переняла все обычаи, приохотилась к власти.
Поначалу выигрыш не казался большим. Престол должен был достаться царевичу Ивану Ивановичу. Если какая власть и маячила перед Федором, то только на чужом, зарубежном престоле – если в результате дипломатических расчетов, если выберут. Вся надежда у многочисленного семейства Годуновых была на Ирину: удержит в руках царевича, наставит на нужный путь, не оставит без досмотра и подсказки.
К тому же Годуновы знали другое, скрытое от непосвященных: не больно ладил Грозный со старшим царевичем, не слишком ему доверял. И жен ему торопился своей волей менять, чтоб не обзавелся наследником до срока.
Грозный не стал мешать годуновским планам с замужеством Ирины. Надежд никаких на слабоумного сына не возлагал. К ней давно пригляделся. Зато все изменилось, когда не стало царевича Ивана. И пусть имел Грозный еще одного сына – от Марьи Нагой, хоть и продолжал строить собственные брачные планы с заморскими принцессами, не считаться больше с Федором было бы неверно. И только тогда все поняли, как сумела прибрать мужа к рукам умная и властная Годунова. А Борис, как только стала она вместе с мужем царицей, принялся бороться за ее права, за нерушимость ее брака.
А опасности подстерегали новую царицу на каждом шагу. Не могла она докосить ни одного ребенка, хоть беременела постоянно. Значит, правы были бояре, толкуя о бесплодии, о необходимости подобрать государю Федору Иоанновичу другую жену, да, кстати, избавиться от давно и многим ненавистных Годуновых.
Борис посылает в Англию посла с тем, чтобы привез по рекомендации королевы Елизаветы хорошего врача, опытную акушерку. Врача бояре пропускают в Москву, но акушерку задерживают в Вологде, откуда ей через год, несолоно хлебавши, придется вернуться на родину, так и не увидев царицы.
Заболевает Федор в первый год своего правления, и Борис, не теряя времени, ищет царице жениха среди членов европейских монарших семей: вместе с рукой Ирины царственному претенденту предлагался и русский престол. Федор выздоровеет. Дворцовые доброхоты не преминут его известить о задумке шурина и жены, но то ли не поверит им слабый головою царь, то ли сумеют Годуновы оправдаться перед ним, только мир в царской семье останется нерушимым.
Это было одно из немногих приметных государственных дел царя Федора Иоанновича – установление в 1589 году патриаршества. Идея исходила не от самодержца, а, как и во всех других случаях, тоже от Бориса Годунова. Державший его руку первый патриарх Иов должен был стоять на страже годуновских интересов со стороны церкви.
Борис не ошибся. Иов до конца сохранил верность его семье. Отстаивал интересы самого Бориса, сумел помочь ему вступить на престол. Внезапная кончина не сильного телом, но и ничем особенным не болевшего Федора Иоанновича многих в Москве повергла в «сумнительство». Да и сами похороны государя оказались слишком скромными, не по чину и обычаю простыми, – в простом сермяжном кафтане, с сосудом из обыкновенного – вместо «веницейского» – стекла с миро в головах. Но теперь главное было – захват власти шурином царя.
