26 июля 1408 г. князь Свидригайло Ольгердович, рассорившийся со своим братом, был принят на Москве. На прокорм ему и его многочисленной дружине были выданы Владимир, Переяславль, Юрьев, Волок Ламский, Ржев и половина Коломны. А уже первого сентября 1408 г. в. к. Василий выступает против в. к. Витовта, который собрал всех, кого только смог: литовцев, поляков, немцев, жмудь. Войска противников встретились на р. Угре. Впрочем, покрасовавшись друг перед другом своими армиями, великие князья заключили мир.
В 1408 г. иконописцами Андреем Рублёвым и Данилой Чёрным был заново расписан Владимирский Успенский собор. В 1408 и 1409 гг. великий магистр Ливонского ордена снова ходил войной на Псков. Зря ходил. В 1408 г. на Москве были приняты два сына хана Тохтамыша – Джелаль-ад-Дин и Керим-Берды.
Это было последней каплей, переполнившей чашу терпения фактического правителя Орды – Идигу (Едигея). Москва совсем перестала платить дань. На Москве татарские послы и купцы подвергались нападкам. А теперь вот там приняли и персональных врагов эмира. 23 ноября Идигу, распространив слух, что он идёт против Витовта, перешёл границу Московского княжества. К его приходу готовы не были. К Москве татарская армия подошла 1 декабря. В. к. Василия в это время там уже не было – он бежал в Кострому руководить сбором армии.
В Москве за главного остался опытный князь Владимир Андреевич Серпуховской. Идигу разослал отдельные войсковые части для взятия других городов. Таковой участи подверглись Переяславль, Ростов, Дмитров, Серпухов, Верея, Нижний Новгород, Городец и Клин. За в. к. Василием была послана погоня. Неудачно.
В. к. Василий, не видя другого способа остановить Идигу, дал людей Джелаль-ад-Дину и отправил того в обход осаждающей армии прямо на Сарай в надежде, что в степи у него появятся сторонники. Этот ответный укол стал внезапным уже для Идигу.
Осада Москвы, защитой которой умело руководил князь Владимир Серпуховской, продолжалась уже почти месяц, когда Идигу получил известия, что русские и татарские воины с Джелаль-ад-Дином захватили Сарай (1409), грабят и воюют с ханом Булат-Салтаном. Попутно заметим – это уже второй (!) захват ордынской столицы русскими «холопами». После 1375 г. Ну просто отпадное «иго»! Порабощённые землепашцы, рыболовы и охотники время от времени штурмуют, грабят и кабанят своих сюзеренов-угнетателей. Ну так, чтоб не потерять свою боевую сноровку. И делают это со вкусом, без шаблонов в исполнении. То на лодочках приедут, то на кониках прискачут. Внезапно и непринуждённо, как акробаты в цирке. Едигей начал переговоры. И, содрав с москвичей 3000 рублей (хитёр, вояка), ушёл в степь – спасать своего хана. А мы попутно заметим, что это совсем не предпоследний захват и грабёж русскими Сарая.
Вот представьте: молдаване и валахи грабят Стамбул. Или его окрестности. Морем, сушей, как удобней. А жители Уэльса – естественно, Лондон, Йорк. Нехило, да? По возвращении эмир Идигу (Едигей) выбил Джелаль-ад-Дина из Сарая и написал в. к. Василию письмо, где объяснил причины своего похода. Излагает обиды. Письмо ценно тем, что в нём указано, какую дань собирают князья на Руси.
Татары в этих делах достаточно точны и педантичны. Выходит по рублю с двух сох. А в сумме – 70 000 руб. (см. [498]) феодальной ренты собиралось в Вел. княжестве Московском.
Кстати, кроме письма Идигу и известий по сборе даней 1384 г. есть ещё один источник, который наша историография имеет давно. Это – данные Татищева о событиях 1275 г. [589] которые довольно часто валили в одну кучу с вышеназванными, из 1384 и 1408 гг. А потом, уже на основании некорректной трактовки всех трёх источников, приходили к выводу о неизменности дани в размере 10 %. Это выглядело примерно так:
У В. Н. Татищева сохранилось известие о том, что в 1275 году дань собирали по полугривне серебра с «сохи»; в 1384 году брали полрубля с деревни; в 1408 году – полтину с «сохи». Считалось, что рубль и гривна, «соха» и деревня – это одно и то же, таким образом, до середины XV века размер дани оставался постоянным и составлял полтину с «сохи». Вроде всё легко и просто. И вполне понятно.
Но как мы видим, 1408 год здесь совсем не в тему, ибо в 1408 году никто ни у кого не брал. Стороны атаковали столицы друг друга, а не таскали мешки с тяжёлым серебром. И Едигей (Идигу) пишет о том, сколько собиралось в княжескую казну, а не ханскую. Далее. 1384 год – это дань за 7 лет. А 1 год и 7 лет – это весьма большая разница. К тому же рубль и гривна, а тем более «соха» и деревня – это совсем не одно и то же. И наконец, с Татищевым всё не так просто.
Татищев сообщал, что вел. кн. Василий Ярославич в 1275 г. привёз хану дань «по полугривне с сохи, а в сохе числилось по 2 мужа работника» [590]. Но дело в том, что речь здесь идет о гривне кун [591] весом ¼ новгородской гривны серебра в начале XIII века. И составляющей в указанном 1275 году 32 грамма серебра [592, 593]. И её половина – 16 граммов – была во 2-й половине XIII века платой с «сохи», т. е. средней семьи за несколько лет (С. Каштанов, В. Янин, С. Нефёдов). В данном конкретном случае – за 4 года, с 1271 по 1275 [594]. Т. е по 4 гр. серебра в год [595]. И что же мы видим? А видим то, что отрывочные данные из наших летописей от 1274, 1384 и 1409 годов были анализированы недостаточно дотошно и педантично. Поэтому и обобщение их привело к отличному от реальных фактов результату. И только после исследований С. Каштанова стало возможно заново перепроверить тексты.
В 1410 году состоялось знаменитое Грюнвальдское сражение, в котором Тевтонский орден выяснял с Литвой и Польшей – кто останется и выживет.
Орден выставил в этом сражении все свои наличные силы. К нему присоединилось также большое число добровольцев из Западной Европы. В. к. Литовский Витовт собрал тоже кого только мог: литовцы, поляки, русские, чехи, татары… Численность войск Ордена достигала 11–12 тыс. человек – большая рыцарская армия.
Под командованием в. к. Витовта и короля Владислава-Ягайло было ещё больше. Тысяч 15–17. Примерно как на Куликово и Ворскле. «Грюнвальдская битва была одна из тех битв, которые решают судьбы народов: слава и сила Ордена погибли в ней…»
«…Металлическая стена орденского войска, опустив забрала глухих шеломов, с тяжким криком обрушилась на другую такую же стену польских рыцарей. От ударов по железу и треска ломающихся копий шум стоял до небес. Лязг мечей был слышен за несколько миль, доспехи ударялись о доспехи, и острия копий нацелены на лица врагов. Знамена и штандарты той и другой рати призраками реяли в поднявшейся пыли, и нельзя было отличить отважного от робкого, героя от труса – все сгрудилось в неистовый клубок борющихся тел. Неможно было сделать и шагу, не убив врага и не сбросив его с коня» (Я. Длугош). Ударил двойной залп немецких бомбард. Ядра со свистом врезались в польские ряды, круша и расшвыривая ошметья людей и коней. Крик ратей взмыл к небесам, потом с треском прокатился над полем – хоругви столкнулись друг с другом. Вот обратилась в бегство хоругвь святого Георгия на королевском крыле. Хоругвь ушла в рощу, где стоял король Владислав. В это время под натиском крестоносцев зашаталось большое знамя короля Владислава. Оно уже рушилось на землю, когда подоспевшие рыцари отборного королевского отряда подхватили его и встали грудью, защищая знамя. Тут закипел яростный бой. Меж тем литовские ряды все отступали, и наконец началось бегство. Кинулась в бег, выходя из сражения, татарская конница, бежали литвины. Витовт – Александр, в этом сражении не щадивший себя, кинулся возвращать бегущих, но не мог сделать ничего. Татары едва не увлекли его с собой, а литвины (иные) не останавливались, пока не добежали до своей земли, принеся весть, что и король Ягайло, и Витовт убиты, а войско истреблено.
Спасли честь литовского войска русские смоленские полки, стоявшие под тремя знаменами в самом центре позиции (командовал ими Семен Мстиславский, недавно еще сидевший на новгородском кормлении, он привёл с собой зубастых новгородцев и тут показал, чего он стоит). Под одним знаменем смоляне были жестоко изрублены, и знамя, политое кровью, втоптано в землю, но два других отряда стояли твердо, отбив рыцарский натиск и сами перейдя в атаку вместе с частями новгородского, полоцкого и мстиславского отрядов; вследствие чего и литвины из расстроенных хоругвей начали возвращаться в бой. Витовт бил и гнал оробевших, срывая голос, восстанавливал рать.
Вот в это-то время вступили в бой шестнадцать свежих немецких хоругвей под своими знаменами. С глухим топотом копыт, опустив копья, рыцари мчались в бой. Развевались конские попоны, развевались белые плащи рыцарей, и королю показалось, что немцы скачут прямо на него, на его маленький отряд. Телохранители уже сомкнули ряды, взяв копья на изготовку, но их было всего шестьдесят рыцарей, и могли ли они устоять под прусским натиском? В сей миг Ягайло вспомнил о подготовленных для его возможного бегства конских подставах – ибо польская господа не хотела его гибели, после которой неволею начнутся прежние смуты и сами Великая и Малая Польша могут погибнуть под орденским натиском.
