Полковник, как и его командиры, был уверен, что противник отступает. Свою задачу (одобренную Ясуокой) он представлял следующим образом. 64-й полк должен провести атаку в ночь со 2 на 3 июля против предполагаемого пехотного батальона противника, защищающего сектор высоты 731 в 6 км к северо-востоку от слияния. Затем Ямагато должен был прорваться к реке Халхин-Гол и каким-нибудь образом переправиться через нее по мосту противника.
Замысел Ямагато, хотя и нереальный, имел отношение к задаче, поставленной Ясуокой 2 июля капитану Ретсо Ябуучи (Yabuuchi Retsuo), командиру 1-й роты 24-го инженерного полка Кавамура: захватить мост русских. Поскольку это выполнить было невозможно, Ябуучи должен был хотя бы взорвать «быки», для того чтобы отрезать противнику пути отхода на правый берег. Саперы-подрывники притащили полдюжины 10-килограммовых упаковок взрывчатки на своих плечах и присоединились для переправы к роте из 200 человек. Это подразделение было первым из боевой группы Ясуоки, которое должно было совершить так называемое преследование вечером 2 июля, действуя как «специальный наступательный отряд».
Направляясь на юго-запад в условиях наступающей темноты и ливня, рота Ябуучи натолкнулась на глубокую полосу колючей проволоки длиной от 4 до 10 м. Предположив, что такие оборонительные препятствия предшествуют главным позициям противника, Ябуучи остановил свое подразделение. В этот момент советские пулеметы, число которых было не установлено, открыли огонь. Патроны, каждый десятый из которых был трассирующим, пролетали над головами японцев. Хотя люди Ябуучи не понесли потерь, они слышали зловещий грохот танков, за которым следовал огонь танковых пушек. Оторванный от группы Ясуоки Ябуучи посчитал ситуацию безнадежной, поэтому он постепенно отвел роту назад и приказал солдатам окапываться и ждать рассвета. Для японских саперов было тягостно ясно видеть впереди цель и не иметь возможности прорваться к мосту. Ябуучи несколько раз отправлял посыльных связаться с главными силами, но они не возвращались до полудня 3 июля. Естественно, командир инженерного полка Кавамура беспокоился о судьбе 1-й роты, с которой он до 9.00 3 июля не имел никаких контактов. Поэтому полковник попросил 3-й танковый полк пробиться к отсутствующему подразделению.
Когда большая часть полка Ямагато, отставшая от танков, осталась на ночь в районе высоты 731, спустя 12 часов после начала боевых действий 2 июля, у солдат 2-й пулеметной роты было лишь несколько галет в сумках и никакого убежища от проливного ливня. Солдаты нарвали травы, устлали ею дно своих «лисьих нор» и заснули в этих ужасных условиях, прикрыв лица своими касками.
Что касается японской полевой артиллерии, Ясуока был поражен тем, что около 19.20 майор Морикава снял с передовых позиций артиллерию контрбатарейной борьбы. В действительности 2-й артиллерийский дивизион был отброшен с исходных позиций. Передислоцированная из района высоты Фуи колонна Морикавы, достигнув около 14.00 высоты 739, попала под обстрел противника из 152-мм орудий с левого берега. Японские артиллеристы лежали в углублениях, не имея возможности двигаться. Как их сослуживцы из пехоты, старые офицеры и солдаты артиллерии говорили о разнице по сравнению с их опытом в Китае. Один наблюдатель, лейтенант, назвал заградительный огонь русских «ужасающим». К 20.00 командир батальона, все более беспокоясь о том, что его орудия будут уничтожены огнем противника, решил передислоцировать свое подразделение в тыл. Однако заградительный огонь советских гаубиц был настолько мощный, что Морикава был вынужден отложить любое движение до наступления темноты. Орудия и лошади японцев, расположенные отдельно, были укрыты в углублениях, а наблюдательные группы и батареи окопались в дюнах. Попытки 1-й роты капитана Сензо Соношиты (Sonoshita Zenzo) из 64-го пехотного полка Ямагато спасти артиллерийский батальон Морикавы в полночь провалились, так как пехотинцы потерялись. Артиллеристы пролежали всю ночь, не разбивая палаток, несмотря на проливной дождь.
Проблемы Ясуоки с артиллерией на конной тяге Морикавы, танками Йошимару, пехотой Ямагато и Кадзикавы, саперами Ябуучи показывали фундаментальные недостатки в доктрине, подготовке и практике использования боевых механизированных подразделений. Концепции боя для разных родов войск заметно отличались. Что касается танкистов, они всегда считали себя передовой частью пехоты, проводя неожиданные атаки и врываясь на позиции противника. Такой подход хорошо оправдывал себя на театре военных действий в Китае, где у противника не было танков и танкисты были всемогущими «героями сражений», убежденные, что они «звезды», которые выигрывают битвы, что ни один противник не может противостоять им и что пехота, традиционно считающаяся «королевой боя», должна завидовать им. Для операций в Северном Китае был сформирован механизированный корпус (отряд Сакаи — по имени командира. — Примеч. авт.), состоящий из моторизированной пехоты. Поскольку считалось, что это был неудачный эксперимент, корпус был расформирован. Ко времени Номонханского инцидента пехота снова действовала в пешем порядке. Однако на равнинах Хулун-Вуир были бы достигнуты лучшие результаты, когда танки вели боевые действия во взаимодействии с моторизированной пехотой. Ногучи, в свою очередь, не хватало отряда Сакаи или ему подобного в Номонханской кампании.
В боях 1939 года стало очевидно, что русские уделяют большое внимание тактике взаимодействия танков пехоты и артиллерии (часто выделяя 10 человек на одну машину поддержки) и что они рассматривают танк как мобильную бронированную артиллерию. Японское командование, на словах подчеркивая важность мобильности механизированных средств, реально почти не проводило совместных учений с другими родами войск, особенно на открытой местности. Как считал лейтенант Такешита из 3-го танкового полка, «склонность» танковых войск действовать без поддержки пехоты обычно вызывала острую критику в танковых школах и на совместных маневрах. Это была «отвратительная тенденция», которая в высшей степени проявилась в Номонханской кампании.
Многие японские пехотинцы и артиллеристы никогда не видели своих танков в бою на различных участках в районе Номонхана. Лейтенант 13-го полка полевой артиллерии вспоминал, как к их батарее на танке подъехал сержант-танкист, буквально умоляя дать на время артиллериста, чтобы заменить своего убитого. Командир батареи был обязан отказать в такой просьбе, расстроенный танкист уехал, оставив расстроенными и артиллеристов. Это был единственный случай, когда они встретили японский танк. Солдат 64-го полка вспоминал, как приятно было видеть перед наступлением 2 июля свой танк с национальным флагом, но он больше не видел других танков в последующих совместных боевых действиях. Естественно, пехота не всегда могла успевать за танками, а танкисты жаловались, что пехота не поддерживает их. «Но, по правде говоря, — рассказывал один солдат, — я чувствовал разочарование в том, что не было взаимодействующих с нами танков». Пехота не требовала, чтобы взаимодействие с танками было удовлетворительным. Тем не менее солдатам было очень жаль видеть свой горящий танк. «Каждый раз, когда мы проходили мимо танков, — говорил командир пулеметной роты полка Ямагато, — мы минутой молчания благодарили их за их жертву, скорбя по погибшим, соединив руки в почтении».
Продвигаясь вперед в дождь под темными облаками, вечером 2 июля японские танковые войска, как до этого пехота и артиллерия, попали под артиллерийский огонь с левого берега Халхин-Гола. Около 20.00 на большом расстоянии к северо-западу от предполагаемого расположения 3-го танкового полка Йошимару различил густой дым и огонь, но посыльные не могли пройти туда. Хотя в штабе боевой группы Ясуоки тоже видели горящие машины, но и там не могли определить, чьи машины горели — свои или противника. Йошимару фактически двигался согласно плану со скоростью 15 км/ч, пересекая углубления и отлогие скаты на равнине, до тех пор, пока его часть не попала под огонь тяжелой артиллерии: 107-мм пушек и 152-мм гаубиц, расположенных на левом берегу Халхин-Гола. Местность покрылась дымом, создавалось впечатление, что несколько танков подбито, но на самом деле ни одна из машин не была повреждена. Айри провел пробную стрельбу, но поскольку она была преждевременной, его отругал командир роты.
Один раз, пройдя зону заградительного огня, японские танки направились к передовым постам противника, вероятно, занятым моторизированной пехотой. Как сказал один японский артиллерист, «мы прошли их с удовольствием». Через 700–800 м были обнаружены советские огневые позиции, состоящие из бронеавтомобилей, танков и противотанковых орудий, интенсивный огонь которых создавал угрозу продвигающимся танкам японцев, более опасную, чем при стрельбе тяжелой артиллерии на большие дистанции снарядами с бризантным ВВ. Когда оборона была прорвана, русские бросили несколько танков и бронемашин, оставив их разбросанными на равнине. Некоторые подразделения отъехали на грузовиках, другие, оставленные позади, ждали наступления ночи. Было видно, как несколько скорострельных орудий противника и пехотинцев ушли на фланги под прикрытие.
