- Мадам, кто это пришел?
Мадам, как видно, была глуховата; она скрипуче прогрохотала:
- Нет, это не Пешавар, это Хорезм!
Пришлось обернуться к соседу слева. Тот ответил:
- По-моему, это какой-то иранский крез, из эмигрантов, он частый гость на аукционах.
Сосед оказался прав. Я убедился в этом, когда настала очередь ковра под номером двадцать один.
- Дамы и господа! Я прошу вашего внимания! Этот уникальнейший ковер, рукотворные портреты монархов, обозначен нами как экспонат, стоящий двадцать тысяч марок. Мы отдаем себе отчет в том, что он стоит значительно дороже, мы предлагаем схватку у м н ы х, желающих вложить капитал, поэтому мы и пошли на оправданный риск: пусть бы у нас учились такого рода оправданному риску политики, а?! Итак, двадцать тысяч, дамы и господа, двадцать тысяч - раз... Ага, дама не согласна... Двадцать тысяч сто? Я полагаю, что в данном случае "сто" - слишком маленькая ставка... Впрочем, я ни на чем не настаиваю, пусть будет двадцать тысяч сто марок...
Иранский крез поднял свою карточку над головою и что-то негромко сказан. Аукционер понял его моментально:
- Названа цена в двадцать одну тысячу, дамы и господа...
- Двадцать две, - сказан один из скромных, тихих американцев в штатском с явно военной выправкой.
- Итак, двадцать две тысячи - раз, двадцать две тысячи - два" двадцать две тысячи...
- Двадцать три тысячи, - негромко бросил иранец.
И тут раздался телефонный звонок.
Девушка в формочке выслушала, что ей говорили, протянула трубку аукционеру, тот заулыбался трубке, словно лучшему юмористу, начал кивать головой и делать какие-то заговорщические знаки залу.
- Дамы и господа, - возвестил он, отложив трубку, - в наше состязание за уникальный ковер вошел большой знаток искусства из-за границы. Он предлагает свою цену: тридцать тысяч марок. Шум прокатился по залу, потом стало совсем тихо.
- Тридцать одна, - сказал иранец, и я заметил, как лицо его начало медленно бледнеть.
- Тридцать две, - ответил аукционер, выслушав того, кто говорил с ним по телефону.
- Тридцать три.
- Нет, ваш оппонент не согласен, он назначает тридцать пять.
- Тридцать шесть, - ответил иранец.
- Тридцать шесть - раз, - начал было возглашать аукционер, но потом спохватился, приник к трубке, откашлялся: - Сорок тысяч...
- Сорок одна, - так же монотонно, негромко, хотя несколько хрипловато, ответствовал иранец.
В зале было слышно, как жужжала муха где-то под потолком; жужжание исчезаю, когда вырывался вздох - после объявления новой цены.
На пятидесяти тысячах иранец сдался.
Через час после того, как я вернулся в Бюро, раздался звонок.
- Ну как?! - спросил барон. - Хороший спектакль я им устроил?!
- Это было зрелище, - согласился я, - настоящее зрелище!
- Через пару недель ковер прибудет ко мне, - сказал барон. - Было бы хорошо, если б ты приехал посмотреть воочию... Тем более, что у меня возникла одна любопытная идея - как раз накануне Олимпиады. Надо бы обсудить сообща.
4
Через две недели я был у барона.
Уезжал я от него с письмом, которое не могу не привести здесь. (Оно было опубликовано в "Комсомольской правде" накануне открытия Олимпиады.)
"В Министерство культуры СССР.
В течение многих уже лет я собираю коллекцию русской живописи, скульптуры Лансере и Удона, предметы старины, иконы; приобрел наиболее ценные книги, картины и гравюры из всемирно известной библиотеки Дягилева и Сергея Лифаря.
Семья моя, как по линии отцовской, так и по материнской, оставила по себе память в истории нашей Родины: дядя мой, Федор (Фридрих) Эдуардович Фальц-Фейн, ученый-зоолог, был создателем всемирно известного заповедника Аскания-Нова, о чем теперь упомянуто в Большой Советской Энциклопедии.
Мои прадеды по материнской линии - адмиралы Епанчины - принимали участие в победоносном морском сражении при Наварине; дедушка, генерал Епанчин участник освободительного похода русской армии в Болгарии.
Семья наша состоит а родстве с Достоевскими и Набоковыми; по сю пору я дружу с Шаляпиными. Толстыми, внучкой великого русского писателя Фонвизина; пытаюсь сохранить от распыления русское искусство, собираю произведения отечественной культуры в моем доме, названном мною "Аскания-Нова" в память о том замечательном месте, где я был рожден.
В свое время я уже отправил в Москву уникальную книгу, которой не было ни в одной из библиотек Советского Союза, и получил благодарственное письмо заместителя министра культуры.
Понятно, все, что я собираю, дается мне с большим трудом, работать приходится с раннего утра и до позднего вечера: я был и остаюсь создателем и организатором туризма в моей стране, руковожу моим "Туристским офисом" в столице Лихтенштейна Вадуце.
Мне приятно, что "Литературная газета" начала кампанию по поискам произведений русской культуры, похищенных во время второй мировой войны. Я полагаю этот почин нужным, своевременным и засуживающим благодарности. Поскольку русская история принадлежит всему человечеству, является поразительной по своему драматизму и героизму, мне бы хотелось сделать свой вклад в углубление познаний истории нашей Родины. Дело в том, что в Аскании-Нова, где я был в 1978 году в качестве гостя АН Украины и Спорткомитета СССР как вице-президент Олимпийского комитета Лихтенштейна, мне сказали, что якобы существует проект создания музея Аскании-Нова. В том случае если это действительно так, я хотел бы знать, возможно ли в будущем музее выделить мне зал или два зала, где я бы смог - в свое время - организовать экспозицию, передав в дар этому музею картины моих предков, а также полотна великих русских художников, ибо у меня есть Репин, Коровин, Васнецов, Прянишников, Айвазовский, ряд уникальных исторических экспонатов и икон.
Был бы признателен, если бы мне сообщили о судьбе музея, чтобы я мог принять решение на будущее.
Пока же, накануне моего приезда на Олимпиаду, гостем которой я имею честь быть, хочу теперь же, не дожидаясь вашего ответа, передать через посредство писателя Юлиана Семенова в дар Советскому государству следующие уникальные книги: "Собрание 4291 Древних Российских Пословиц, печатаны при Императорском Московском Университете, 1770 год", "Новейшее основание Ернеста Брауна, капитана артиллерии в Гданске 1682 года, напечатано славенски повелением царского величества в Москве лета Господня 1709 в сентябре месяце", "Наставник земледельческий, или Краткое аглинского хлебопашества показание, приумножена и пополнена профессором Семеном Десницким в Москве, в Университете Типографии, у Н. Новикова, 1780 год", "Мармонтеня, академии французского языка члена, из французского на словенский язык переведен в Вене, 1776", "Басни русская, извлеченные из собрания Крылова, с двумя предисловиями: на французском Г. Лемонтея, а на италианском Г. Салфия, изданные Г. Орловым; Париж, у Боссанжа-отца на улице Ришелье, у Боссанжев-братьев на улице Сены, 1825 год", "Герой нашего времени", издание второе от 1841 года, из личной библиотеки графини Евдокии Ростопчиной".
Передаю также в дар рисунок, который, как мне сказали, принадлежит руке Ильи Репина. В случае если специалисты подтвердят авторство молодого Репина, я передаю этот "Рисунок малоросски" в дар Третьяковской галерее.
С уважением - Эдуард Фальц-Фейн".
5
"Роллс-ройс" проезжает через кованые ворота, мимо камня, на котором вырублено имя владельца имения - Броунстоун.
Машина останавливается перед старинным, феодального типа особняком, скрытым за высокими деревьями. Из автомобиля выходит владелец роскошного имения господин Вильгельм Штаммфрёёр - один из тех, кого уже довольно давно разыскивает западногерманская юстиция. Штаммфрёёр обвиняется в уклонении от уплаты налогов. Сбежав из ФРГ, он обосновался в графстве Миит в Ирландии, где чувствует себя в полной безопасности. Его владения - одни из самых крупных в округе. 1500 его коров пасутся на плодородных пастбищах.
Однако хозяин имения занимается животноводством лишь для собственного удовольствия. Основная его профессия - фабрикант, а свое ирландское имение он использует вот уже четыре года в качестве штаб-квартиры мебельной фабрики, находящейся в Бад-Липперинге в Вестфалии, которая дает 50 миллионов марок годового оборота. Он не может посетить свои фабрики без риска сесть в тюрьму. В прокуратуре Билефельда уже давно лежит приказ об аресте за уклонение от оплаты налогов в размере шести миллионов марок - за это полагается тюремное заключение на пять лет. В Ирландии г-н Штаммфрёёр может не опасаться ареста, поскольку между этой страной и ФРГ не существует договора о взаимной выдаче преступников. Здесь он может спокойно переждать еще пять лет до тех пор, пока обвинение не будет с него снято за сроком давности.
Доктор Фридрих Шульц из Бад-Нойхайна - "дипломированный медик". (Это здесь очень важно, свидетельствует о высшем образовании; титулы печатают на визитных карточках - чем их больше, тем престижнее.) Он-то и открыл широко разрекламированную школу по подготовке программистов и взял с каждого три тысячи марок в оплату за обучение. Как было установлено прокуратурой Дюссельдорфа, обучение выпускникам ровным счетом ничего не дало. "Дипломированный медик" надул 2500 курсистов на три миллиона марок! Во время судебного процесса на скамье подсудимых были сотрудники Шульца, а сам шеф отдыхал от "трудов праведных" на морском берегу в Греции.
