Стратегии двух командующих были весьма различны. Великий магистр поделил свои силы, как обычно, между Восточной и Западной Пруссией, ожидая вторжения в далеко отстоящих друг от друга пунктах и полагаясь на своих разведчиков, которые должны были определить направления главного удара противника. Именно туда он планировал быстро подтянуть свои войска, чтобы изгнать захватчиков. Ягайло, напротив, планировал объединить польские и литовские силы в одно большое войско, что было достаточно необычно для тактики того времени. Хотя эта тактика и применялась время от времени в Столетней войне, ее больше придерживались монголы и турки – постоянные враги поляков и литовцев. Тевтонские рыцари поступали так же во время своих Reisen в Самогитию, но при гораздо меньшей численности.
На этом этапе кампании командование Ягайло было безукоризненным. Как только он узнал, что Витаутас пересек Нарев, он приказал своим людям построить 45-метровый понтонный мост через Вислу. За три дня он перевел основные силы своего войска на восточный берег, а затем разобрал мост, чтобы использовать его в будущем. К 30 июня его войска соединились с войском Витаутаса. 2 июля объединенная армия начала продвижение к северу. До этого времени король умело обходил попытки Великого магистра блокировать его продвижение на север и даже сумел скрыть от него переправу своей армии через Вислу. Посланцы императора предупредили об этом факте Юнгингена, но тот не поверил им, настолько он был уверен, что основной удар будет направлен на западный берег Вислы и будет нанесен только польскими войсками.
Когда Юнгинген получил сведения, подтверждающие факт переправы противника, он спешно переправил свое войско и стал искать позицию, на которой он мог бы перехватить Ягайло среди лесов и озер до того, как польские и литовские фуражиры смогут разорить богатые деревни этого края. Его планы были полностью оборонительными – обратить против врага его численность, ожидая, что провиант и фураж у них закончится быстрее, чем у его собственных, хорошо снабжаемых войск. На землю Пруссии давно уже не вступала нога противника.
Великий магистр оставил три тысячи человек под командованием Генриха фон Плауэна в Шветце на Висле, чтобы защитить Западную Пруссию от неожиданного вторжения польского войска, если оно снова сумеет обойти его и ударить вниз по реке в самые богатые области Пруссии прежде, чем войско ордена сумеет форсировать реку обратно. Плауэн был уважаемым военачальником, но невысокого ранга, подходящей фигурой для организации обороны, но ничем не проявивший себя на поле боя. Юнгинген желал оставить при себе своих самых ценных командиров, которые могли бы дать ему здравый совет и показать пример мудрости, отваги и рыцарского духа. Великий магистр был довольно молод и несколько горяч, но весь его опыт подсказывал действовать с крайней осторожностью, пока битва не завязалась. Дерзкая отвага хороша перед лицом противника, но не ранее.
Ягайло, со своей стороны, также был осторожным командующим. В течение всей своей карьеры он старался избегать риска. Никто не может назвать случая, когда бы он подвергал опасности свою жизнь или бросался во главе своих войск на противника. Но в этом не было ни тени малодушия. Общественные нормы менялись, все уже признавали, что командующий должен оставаться в живых и что командующий должен командовать армией, а не искать личной славы на поле боя.
Поэтому неудивительно, что продвижение королевской армии по территории противника было очень медленным. Эта осторожность была понятной. В конце концов, Ягайло не был уверен, что его уловка сработала, и он высоко ставил военное мастерство Юнгингена.
Несомненно, он опасался попасть в засаду, которая могла бы принести крестоносцам величайшую победу. Должно быть, Ягайло несколько успокоился, узнав, что войска ордена заняли оборонительную позицию на переправе через Дрвенцу. По крайней мере, теперь он знал, где находится Юнгинген. С другой стороны, его отнюдь не обрадовали донесения разведчиков о том, что позиции крестоносцев хорошо укреплены.
Итак, оба командующих медленно и осторожно двигали свои армии навстречу друг другу. Ягайлло и Юнгинген одинаково опасались совершить какую-нибудь грубую тактическую ошибку – например, оказаться вечером там, где нельзя разбить лагерь, или двигаться по местности, подходящей для засад. Кроме того, обоим приходилось беспокоиться о транспорте, запасных лошадях и скоте для пропитания. Хотя оба командующих не были новичками на войне, они впервые вели столь крупные силы, что усугубляло опасности ошибки, неправильного понимания приказов, наконец, просто паники.
Если судить их с этих позиций, оба – и Ягайло, и Юнгинген – заслуживают высокой оценки за то, как они привели свои армии к месту будущего сражения, не совершив серьезных ошибок. Обе армии были хорошо снабженными, готовыми сражаться и уверенными в своей победе. Все командиры хорошо знали противника, местность и особенности погоды, умели обращаться с техникой того времени. Эти армии не были толпами вооруженных людей. Военные традиции, личная подготовка и тренировки подразделений, опыт сражений в локальных войнах делали их грозными противниками. Ни в одной из армий не было разногласий в командовании, ссор между отдельными частями, эпидемий или излишней нервозности перед сражением. Эти проблемы существовали, но были общими для обеих сторон и не заслуживали упоминания в современных им летописях. Одним словом, ни у одной из армий не было причин ожидать поражения.
Со стороны ордена каждый командор и каждый рыцарь находились в постоянной готовности к бою, насколько это было возможно. Оставалось непонятно, когда начнется сражение, как поведут себя в нем отдельные люди, как будут разворачиваться события – ибо эти неизвестности всегда присутствуют на войне. Хотя многие из воинов обеих армий участвовали в набегах и осадах, лишь у нескольких был опыт большого полевого сражения. Некоторые из крестоносцев прошли через поражение под Никополем в 1396 году[73], а некоторые из их противников пережили поражение на Ворскле на Украине в 1399 году, когда войско Витаутаса было почти уничтожено татарами. Но лишь эти немногие знали лично, что такое битва, в которой десятки тысяч сражающихся сталкиваются в течение нескольких минут для ожесточеннейшего боя.
Только они знали, что такая битва – это xaос, поражающий воображение. В таком бою командующие не могут поддерживать связь с большинством своих частей. Движение войск сдерживается огромным числом людей и животных на поле боя. Чувства человека глушатся шумом, пороховым дымом и пожарами, пылью, поднятой копытами коней. Людей мучает жажда от возбуждения и стресса, так же как и от жары и тяжести доспехов. Люди в такой битве испытывают иррациональную тягу снять хоть как-то это напряжение – либо бежать, либо бросаться в бой. Нужно помнить, что военный опыт большинства рыцарей и оруженосцев ордена ограничивался тренировками и немногочисленными мелкими стычками – между орденом и литовцами не было крупной войны уже сорок лет, а между орденом и поляками – почти восемьдесят. Лишь немногие опытные рыцари имели за плечами опыт небольших войн в Самогитии, кампании на Готланде[74] и вторжения 1409 года в Польшу[75].
Во всей Европе в эти годы было много кампаний, но мало сражений. Как ветераны, так и новички находили утешение в болтовне, хвастовстве, молитвах и пьянстве.
У литовцев было больше опыта, но в ведении войны с другими противниками – с татарами в степях и русскими в их лесах. Литовцы ездили на невысоких конях и носили легкие русские доспехи. Они были недостаточно защищены для сражения «лоб в лоб» с большим войском западных рыцарей, но равнялись противникам в своей гордости и уверенности в успехе. Память о поражении Витаутаса на Ворскле меркла перед последовавшими успешными кампаниями против Смоленска, Пскова, Новгорода и Москвы. С 1406 по 1408 год Витаутас три раза водил войско против своего зятя Василия Московского, один раз даже осадив московский Кремль, и наконец заставил Великого князя Руси принять мир на условиях возвращения к границам 1399 года. Сильной стороной литовской конницы была ее способность проходить по пересеченной местности, которую противники могли счесть непроходимой; слабой – неспособность выстоять против лобовой атаки тяжелой рыцарской кавалерии (литовцы рассчитывали, что татарские разъезды не допустят такой «неожиданности»).
Польская кавалерия была более многочисленна, лучше вооружена и лучше готова к генеральному сражению с немецкими рыцарями, но полякам не хватало уверенности в том, что они способны выстоять в бою против ордена. Современник тех событий польский историк Длугож жаловался на ненадежность польских рыцарей, их жадность к добыче и склонность впадать в панику. Большая часть польских рыцарей – не менее 75 процентов – пренебрегала доспехами ради подвижности и удобства, но и их вооружение было ближе к западным образцам, чем у литовцев. В этом плане они ненамного отличались от большей части войск ордена – легкой кавалерии, приспособленной к местным условиям. Что касается оставшейся четверти, многие из них носили пластинчатые доспехи и предпочитали копью арбалет, так же как и большинство в тяжелой кавалерии ордена. Слабость поляков была в плохой подготовке и отсутствии опыта – многие из польских рыцарей были «любителями», землевладельцами, годами сидевшими в своих поместьях, и совсем молодыми людьми, они были непрофессионалами, знавшими, что им предстоит столкнуться с лучшими воинами христианского мира. Хотя некоторые из польских дворян служили ранее под знаменами короля, кажется, к этой кампании он привлек силы в основном с севера страны, а ведь именно рыцари южной Польши в первую очередь служили ему в кампаниях в Галиции и под Сандомиром. Ягайло мог бы призвать и больше рыцарей, но у него не хватало ни места в лагере, ни продовольствия. Массы плохо обученных и почти не подготовленных крестьян-ополченцев были гораздо удобнее для управления: их знатные господа могли не заботиться о своих ополченцах, полагая, что те как-нибудь прокормят себя сами и смогут ночевать у костров, невзирая на погоду. Хотя польза от этих ополченцев в бою была невелика – в лучшем случае они могли на какое-то время отвлечь противника, позволяя своей кавалерии сманеврировать или отступить,– их можно было посылать грабить деревни, решая проблему снабжения армии продовольствием. А дым от сжигаемых ими деревень вводил противника в заблуждение о месте расположения основных сил королевской армии.
