Грянули трубы, и начался бой. «Боже, помоги нам!» — кричали русские; татары призывали помощь Магомета. Загорелся лютый бой. Такой битвы не бывало до тех пор на Руси. На пространстве десяти верст кругом кипела кровавая сеча. Несколько сот тысяч воинов бились с яростью. Казалось, земля дрожала и страшно гудело все поле от ярых криков, стонов раненых, треска оружия и конского топота. Бились оружием, руками терзали один другого. Часа два уже длилась страшная битва. Кровью было залито все поле. Телами было устлано оно, так что трудно было пройти. Труп валился на труп. Татары стали одолевать. В русском войске были отряды молодых воинов, не бывалых еще в бою, притомились уже они, не выдержали нового напора татар и обратились в бегство. Погнались за ними татары, пробились до черного великокняжеского знамени. Тут стоял любимец великого князя, воевода Бренк. Приняли его татары за великого князя и убили. Много уже вождей русских пало под ударами врагов. Знамя падало за знаменем. Ужас охватил русских. Дрогнули самые смелые. Все бежало… Поражение русских было полное. Мамай торжествовал…
Давно уже порывался князь серпуховский, Владимир Андреевич, ударить из лесу на татар, спасти своих от поражения; воевода Боброк удерживал его, говорил, что еще не время.
М. Шаньков Засадный полкВладимир терял терпение.
— «Что ж это такое, — с досадой говорил он Боброку, — к чему же стоим мы тут? Кому от этого польза! Беда пришла русскому войску!»
— «Да, беда великая, — отвечал Боброк, — да еще не пришла наша пора. Кто не в пору начинает, тот беду себе принимает!»
Наконец, когда татары, считая русских окончательно разбитыми, гнались за ними уже нестройными толпами и были уже сильно утомлены, Боброк крикнул: «Пора! Да поможет нам благодать Святого Духа».
Кинулись русские из засады на татар, словно соколы на стаю журавлей; с громким криком ударили они на врагов с тылу и стали страшно разить их.
Неожиданный удар ошеломил татар. Как испуганное стадо, заметались они, не зная, что делать. «Беда нам! — кричали они. — Русские перехитрили нас. Худших из них мы побили, а теперь лучшие ударили на нас!» С переполоху чудилось татарам, что они уж вконец разбиты, что рать, напавшая на них, бесчисленна. Ободренные успехом, русские смело разили татар, прорывали их толпы, врубались в средину их полчища, рубили их и справа, и слева, и сзади, и спереди. Татары в ужасе кидали оружие и бежали.
Мамай, увидев неожиданный поворот битвы, так оторопел и растерялся, что не послал на помощь своим запасные силы, бывшие у него, а сам пустился бежать. Татары бежали толпами: одни бежали за Непрядву, и множество их потонуло в реке, другие бросились направо к реке Красивой Мечи. Русские гнали их и страшно избивали. Множество возов со всяким добром досталось в добычу победителям.
Часть русского войска преследовала татар до реки Мечи. Князь Владимир Андреевич остановил своего коня на месте побоища и велел трубить сбор. Стали съезжаться к нему вожди, оставшиеся в живых и не пострадавшие в бою. Великого князя не было.
— «Где великий князь? — тревожно спрашивал Владимир Андреевич. — Кто из вас его видел?»
Поехал Владимир Андреевич меж воинов и со слезами на глазах спрашивал, не видал ли кто великого князя, не слышал ли, где он. Один из воинов сказал, что видел его в пятом часу, как он крепко бился; другой видел, как четыре татарина напирали на него; третий рассказывал, как он сам старался выручить великого князя из беды. Но сведений о том, жив ли он и где находится, никто дать не мог.
По приказу серпуховского князя отроки княжьи и множество ратных людей рассеялись по бранному полю отыскивать великого князя. Долго искали его. Наконец двум ратникам посчастливилось найти его. Под ветвями срубленной березы лежал великий князь. Глаза его были закрыты. Но воины заметили, что он дышит.
— «Жив, жив! — радостно закричали они. — Великий князь Дмитрий Иванович здравствует!»
Владимир Андреевич с князьями и воеводами поскакали к тому месту, где лежал великий князь. Доспехи его были избиты и измяты ударами татарских сабель. Когда сняли с князя его вооружение, то оказалось, что ран на теле не было. Лишился чувств он от чрезмерного напряжения сил и утомления. Дмитрий Иванович хотя был крепкого телосложения, высок ростом, широкоплеч, но, по словам летописца, был весьма тучен и тяжел.
П. Попов Куликовская битва (Удар засадного полка) Н. Присекин. Куликовская битва В. Маторин Дмитрий ДонскойМало-помалу пришел он в чувство и открыл глаза.
— «Кто тут? Что за речи слышу я?» — проговорил он.
Тогда Владимир Андреевич громогласно возвестил: «Милостью Бога и Пречистой Матери Его, помощью сродников твоих святых мучеников Бориса и Глеба, молением святого Петра и Сергия-игумена, супостаты наши побеждены!»
Когда великий князь совсем пришел в себя и понял, в чем дело, то прежде всего благодарил Бога за дарованную русским победу. Узнав о том, как нападение засадного войска на врага повернуло дело в пользу русских, великий князь обратился к Дмитрию Боброку и сказал: — «Поистине разумен ты: тебе всегда должно быть воеводою!»
Поехал великий князь со своими главными сподвижниками по бранному полю. Страшно было это поле! Было оно устлано убитыми, умирающими, ранеными. Казалось, все поле тяжело стонало… Тихо подвигались вперед кони: едва находили они место, где ступать. С поникшими головами, с тяжелой скорбью, со слезами на глазах ехали великий князь и спутники его. Давно ли восходящее солнце озаряло блестящие ряды русских воинов, бодрых, полных жизни и силы, давно ли лучи его весело играли на блестящих доспехах, — а теперь, на заходе, освещало оно груды окровавленных тел, лица убитых, обезображенные мучительной смертью, лица раненых, искаженные страданиями, лужи и потоки крови, избитые доспехи, обломки и осколки всякого оружия! Все говорило о страшной жестокости боя: в одном месте убитый русский воин лежал на теле побежденного им врага; в другом — убитый татарин лежал на русском; здесь, крепко переплетясь руками и ногами, лежали мертвые татарин и русский, боровшиеся, очевидно, даже и в предсмертных страданиях; а там лежала целая груда тел русских и татар, бившихся в тесной схватке до последнего издыхания. Русская и татарская кровь тут смешалась и струилась одним потоком из-под груды тел…
Пред некоторыми трупами князь останавливался. Увидел он князей белозерских, отца и сына, — лежали они вместе.
«Братья, князья русские! — молвил со слезами Дмитрий, сдержав коня своего. — Молите Господа Бога о нас, да соединит Он нас вместе с вами в будущей жизни!»
Постоял великий князь с тяжелой грустью и пред телом боярина своего Михаила Андреевича Бренка, лежавшего в великокняжеской приволоке.
«Вот, братья, наш починальник! — сказал Дмитрий Иванович, узнав по схиме инока Пересвета. — Без него многим бы из нас пришлось испить здесь горькую чашу от руки татарского витязя!»
Тут же, подле Пересвета, лежал труп его противника, великана-татарина. Многих храбрых князей и воителей узнал Дмитрий меж мертвыми. Тяжкая скорбь давила ему сердце, когда ехал он с побоища: он, по словам современника, «умывался слезами» при виде множества погибших. Правда, убитых татар было гораздо больше, чем русских, но и русских легло на Куликовом поле великое множество.
Победа была великая, но вместе с тем и скорбная! Из огромного русского войска едва уцелело тысяч сорок. Более двухсот тысяч человек, татар и русских, было убито на Куликовом поле, и Дон, по словам сказания, три дня тек кровью…
Так представляется нам, по разным преданиям и сказаниям, достопамятная Куликовская битва.
Восемь дней после битвы стояли русские на поле. Подавали помощь раненым, разбирали тела убитых: русских погребали, а татар оставляли на поле в добычу хищному зверю и птице.
Дмитрий установил обычай вечно праздновать память воинов, убитых в Куликовской битве (Дмитровская суббота).
На Куликовом поле стоит теперь памятник, поставленный в память о великой победе.
Литовский князь Ягелло, спешивший соединиться с Мамаем, в день битвы был верстах в сорока от места боя. Узнав о победе русских, он поспешно отступил.
Понеслись гонцы от Дмитрия в Москву, в Переяславль, в Кострому, во Владимир и другие города с радостною вестью о победе. Все со страхом и нетерпением ждали известий из войска, денно и нощно молились в храмах. Наконец желанные вести пришли. Восторг был неописанный. Все встрепенулось и ожило. Думали, что Орда пала навсегда, что пришел конец татарскому владычеству!.. Дмитрия прославляли, сравнивали его с Ярославом Великим, с Александром Невским, прозвали его Донским, а Владимира Андреевича Храбрым.
