Хан насупил брови:
- Сатар, у вестника, что не увидел тумены, выколи глаза и вырви язык.
И снова Ногай быстрым взором окинул войско Тохты от правого крыла до левого. Вон за передним полком толпятся ханские советники, военачальники, нукеры. Ногай глазами отыскал Тохту. Тот, верно, думает, что Ногай струсит и не примет бой? Нет, у Ногая холодная голова и ясный разум - так говорил Берке-хан, когда Ногай первым переправился через Клязьму-реку и вместе со своим десятком врезался в строй русского князя Андрея Ярославича.
В ту пору Ногаю едва перевалило через шестнадцатую луну и он водил всего десяток воинов. За тот бой Берке сделал Ногая сотником.
- Сатар, - спросил Ногай, - если тебе надо расколоть камень, что ты делаешь?
- Я бью его молотом, хан.
- Перед тобой каменный щит, и мы должны раздробить его.
Темник кивнул.
- А ответь, Сатар, как поступишь ты?
- Хан, по левую руку Тохта поставил основные силы. Видишь, как там крепко сбились в кулак тысячи воинов? Хан думает, что мы не осмелимся ударить по этому кулаку и повернем на правое крыло. Может, так и лучше, но я ударю Тохту по левую руку, где нас меньше всего ждут. Когда мы завяжем бой, Тохта постарается повернуть на меня своё чело[28] и нажмет на нас грудью.
- Ты мудро рассудил, Сатар. Когда правое крыло обнажит сабли и насядет на тебя, оно непременно повернется ко мне боком и я пошлю на него темников Сургана и Надира. Тохта не выдержит паники, тут я с тремя тысячами вступлю в сражение. Мы одолеем Тохту и заставим его бежать, как трусливого шакала.
* * *
На дальние курганы выскочили первые всадники, крутнули коней и исчезли, а вскоре в степи появились сотни и тысячи воинов. Они выстроились в боевой порядок, подняли бунчуки, застучали в тулумбасы. Раздались звонкие команды, и в сухую землю ударили тысячи копыт.
Орда пошла на орду.
Сшиблись. Звенел металл, лязгала сталь сабель, визжали и хрипели воины. Ржали, грызли человека дикие татарские кони. Степь кричала и стонала, щедро лилась кровь, под конскими копытами трещали кости воинов.
В битве сцепились две конные силы, и никогда прежде не доводилось видеть Любомиру такую жестокую сечь. Накануне боя мурза Чета сказал русским гридням:
- Кто приведет хану на аркане ослушника Ногая, тот, милостью величайшего, будет вознаграждён.
- Зрите, Ногай на кургане! - выкрикнул Любомир и первым толкнул коня в сечу.
За ним помчались другие гридни.
- Заедино держитесь! - подал голос Любомир и занес меч.
Долго рубились русичи, и там, где гуляли их мечи, пролегали улицы. К исходу боя половина русичей пала под татарскими саблями.
Сначала бой склонялся в пользу Ногая. Вот качнулось левое крыло орды Тохты, но вскоре выровнялось. Не повернул хан Тохта и чело. Тогда ударили по нему ногайцы, задев и правое крыло. Будто изогнулось золотоордынское воинство, но спустя время тоже выровнялось.
С тревогой следил за сражением Ногай. Так, как он рассчитывал, бой не получился. И хан сказал:
- Пора!
Принял из рук нукера шлем, надел и, подняв руку в кожаной рукавице, дал знак тысячникам.
Три тысячи воинов, подчиняясь ханскому приказу, гикая и визжа, помчались в сражение.
Прищурившись, взирал на битву Тохта. Он видел, как упорно наседают на него ногайцы. Но вот хан заметил и другое - в сражение вступил сам Ногай.
- Егудай, кажется, Ногай задыхается, - сказал Тохта.
- Он задохнется, когда я пошлю на него еще два тумена.
- Ты это сделаешь сейчас?
- Я подожду, пока за спиной Ногая не окажутся темники, какие отправились в обход.
- Но почему они задерживаются? Не опоздают ли?
- Я ожидаю их, когда солнце перевалит за половину своего пути.
- Ха, - выдохнул Тохта, - но это скоро… Тумены появились совсем неожиданно для Ногая.
Свежие, совсем не измотанные. Их удар был настолько стремительным, что ногайцы перестали сопротивляться. Они попятились, заметались. Ногай вздыбил коня. Кто-то из нукеров ухватил его за повод, потащил из боя. На нукеров наскочил Любомир, ударил одного. Краем глаза успел заметить, как в него метнули аркан. Упал на гриву. Петля пронеслась над ним. Мелькнула мысль: миновал плена.
На Любомира налетели два ногайца, а хан Ногай занес саблю. Отбив удар, гридин сшибся с Ногаем. Хан хоть и стар, а рубился ловко. Но на подмогу Любомиру подоспели товарищи. Они сбили ногайцев, прикрывавших хана, а Любомир, извернувшись, достал его…
Рассеяв и уничтожив большую часть ногайской орды, Тохта потерял интерес к сражению. Он ждал, когда к нему пригонят, как побитую собаку, того, кто вздумал называться ханом. Тохта станет глумиться над своим недругом и заставит его встать на колени на устрашение всем мурзам и темникам, толпившимся за хвостом ханского коня.
- Егудай, почему не ведут Ногая? - спросил Тохта у темника.
- Великий хан, - темник потупил голову, - его зарубил в бою русич. Он привез тебе голову непокорного.
Лицо Тохты искривилось в гримасе, он хлестнул темника плетью.
- Где этот гридин?..
Любомир спешился, поцеловал землю у копыт коня Тохты. Хан дышал тяжело, замерла его свита.
- Ты не исполнил моего повеления, русич! Любомир поднял голову, смело взглянул хану в глаза:
- Величайший из величайших, Ногай погиб, как подобает воину, с саблей в руке.
Тохта поднял плеть, но удара не последовало. Голос хана был хриплым:
- Ты не притащил мне жийого Ногая, но совершил над ним суд, какой вправе вершить только я, а потому я казню тебя.
К Любомиру подскочили нукеры.
- Поступите с ним так, как он с Ногаем. Нукеры кинулись на гридина, но тот оттолкнул их:
- Не троньте, сам пойду!..
* * *
Княгиня Анастасия лежала на высоких подушках, и мысли ее были далеко, там, где в Дикой степи хан казнил Любомира. О том поведали гридни, поздней осенью вернувшиеся из Орды.
Говорят, беда не ходит в одиночку, - княгиня в том убедилась. «Для кого теперь жить? - задавала она не раз себе этот вопрос. - Почему не убилась тогда, падая с лошади?»
Скрипнула дверь, и в опочивальню вошел князь Андрей. Анастасия насторожилась. Он уселся в ее ногах, долго молчал. Она ни о чем не спрашивала. Пожалуй, Анастасия знала, какой разговор поведет Андрей Александрович. Последнее время он избегал княгини, все дни был пасмурным, готовился к зимнему полюдью.
Князь вздохнул:
- Ты не убереглась, Анастасия, и горько наказала меня.
- Аль я того хотела, княже Андрей Александрович?
- Сколько лет ждал я!
- Видно, так Богу угодно.
- За чьи грехи? - усмехнулся он.
В опочивальне снова наступила тишина. Наконец князь промолвил:
- Кому стол наследовать? Что она могла ответить ему?
- Когда я брал тебя в жены, то мыслил о сыне, но ты долго жила пустым цветом.
- Моя ли в том вина?
- Господь рассудит.
Сказал князь и будто хлыстом ударил княгиню. Она сжалась, попросила:
- Дозволь, великий князь, мне в монастырь удалиться.
- В келье покоя ищешь? Либо есть покой на земле?
- Богу послужить хочу, вины свои отмолить. При тусклом свете лампады, тлевшей под образами, Анастасия увидела, как зло сверкнули глаза князя.
- Сердцем чуял, не любила ты меня уже с того часа, как взял тебя в жены.
Ничего не возразила Анастасия. Великий князь встал, подошел к двери и, взявшись за ручку, бросил резко:
- Поступай, как душа тебе подсказывает.
От княгини Анастасии он возвращался, будто пива хмельного перебрал, покачивался. Мысли горькие: чем жил в последние месяцы, чему радовался?
Ждал, что родит Анастасия наследника, будет кому княжение передать. Ан нет, не привел Господь испытать отцовства. Зачем жил?
Неожиданно остановился. Будто молния ослепила.
«Есть, есть Всевышний, есть суд Божий. За грехи мои тяжкие, видно, карает меня Господь…
Дмитрий, брат мой, за козни мои, что творил я, за обиды, какие наносил тебе, несу я ныне крест страдания…
Брат мой, Дмитрий, ужели не простил ты меня, и в монастырь удалившись? Не таи досаду на меня, ибо ты, схиму приняв, вскоре в иной мир удалишься. И там, на суде Божьем, не обвиняй меня. Во грехе своем готов я нести покаяние…»
Качнулся, едва не упал. Следовавший за ним боярин Ерема успел подхватить, сопроводил великого князя до опочивальни, помог разоблачиться.
Не могло укрыться от великого князя Владимирского, что теряет он ханское благоволение. Почему? И так и этак гадал князь Андрей, ум отказывался понимать. Ужели зерно недоверия посеяли брат Даниил и племянник Юрий?
Угроза потерять расположение хана страшила Андрея Александровича больше, чем просьба княгини Анастасии об уходе в монастырь.
Теперь хан Тохта обрел невиданную силу, его власть распространилась от седых гор Урала и Закаспия до горбов Карпатских, и отныне ни один из князей не будет искать защиты у Ногая.
