Горбачев опасался также растущего влияния В. Долгих, отвечавшего за топливно–энергетический комплекс и машиностроение. При переходе к научно–техническому рывку положение Долгих в Политбюро могло стать ключевым. Пока его позиции были слабее горбачевских, но за спиной Долгих стоял Тихонов. Если бы удалось сохранить традицию избрания на место Генеральных секретарей геронтократов (хотя бы в качестве переходных фигур), то линия «престолонаследия» отклонилась бы от Горбачева в пользу Долгих и Романова. Они могли прийти к власти после Тихонова — уже глубокого старца. Впрочем, несмотря на свой 79–летний возраст, Тихонов после этих событий жил еще долго, став свидетелем падения Горбачева в 1991 г. Раздражение самого Горбачева Тихоновым сохранилось на многие годы и прорывается в мемуарах фразами вроде «Тихонов бесновался»[575]. Премьер видел в Долгих своего преемника, о чем как–то сказал прямо. Это обеспокоило Горбачева. «Теперь основное время Долгих проводил в епархии премьер–министра на бесконечных встречах и беседах[576].
Противоречия между Долгих и Горбачевым усилились после создания экономического отдела ЦК, курировавшегося Горбачевым: «Начались разговоры о формировании экономического отдела ЦК, и Владимир Иванович не сомневался, что станет его руководителем. Кому же еще! Он стал развивать бурную активность, к каждому Пленуму готовил либо выступление, либо обширную записку. И вдруг — осечка, назначили Рыжкова. Долгих воспринял это как удар по себе лично, тем более что ранее они с Николаем Ивановичем достаточно тесно сотрудничали»[577]. Дело, конечно, не в карьерных претензиях. Экономический отдел без Долгих превращался в параллельную структуру, в которой хозяйственники видели угрозу несогласованных с ними преобразований.
Сближение Долгих и Тихонова создавало сильный тандем, который нес угрозу претензии Горбачева на высшую власть. «Опять Тихонов зовет Долгих на совещания в Совмин, — возмущался Горбачев. — Вождя из него хотят сделать,” — вспоминает В. Болдин[578]. Когда Воротников заступился за Долгих в разговоре с Горбачевым, тот возразил: ”Ты всего не знаешь»[579]. Среди соперников Горбачева иногда называют Гришина, но события 1985 г. не подтверждают эту версию.
Сила Горбачева объяснялась прежде всего тем, что он опирался на партийные кадры, а Романов, Тихонов и Долгих — на хозяйственно–бюрократические и отчасти военные. Тихонов был очень стар, Долгих занимался только своими ведомственными проблемами, редко вмешиваясь в решение вопросов, не связанных с его компетенцией. Романов, отличавшийся суровым нравом, казался опасным человеком. «Большие батальоны» и решительный характер однофамильца императоров внушали Черненко беспокойство: «Черненко понимал, что Романов, оседлав Министерство обороны, сосредоточит в своих руках такую силу и власть, что станет опасен не только для своих коллег, но и для него», – пишет биограф Черненко И. Земцов[580]. Горбачев со своим широким кругом интересов (в котором Тихонов усматривал признак дилетантизма, а Андропов и Устинов — разносторонности) и демонстративной лояльностью, казался пока большинству Политбюро наиболее подходящей кандидатурой наследника Черненко. Но ситуация могла перемениться в любой момент.
В середине 1984 г. по мере ухудшения здоровья Устинова оборонный отдел секретариата ЦК стал позволять себе оттеснять министра в сторону. Постепенно ведомство Романова стало выходить непосредственно на начальника генерального штаба Н. Огаркова. Одновременно Романов пытался повысить роль военных в принятии политических решений, в важных партийных совещаниях. Почувствовав поддержку, военные стали требовать резкого роста расходов на оборону. СССР не должен был проиграть гонку вооружений.
Усиление роли военных в политической структуре вызывало в партийно–государственной элите противоречивую реакцию. Основная масса номенклатуры боялась решительности генералов. Милитаризация общества и так была слишком велика. ВПК грозил разрушить гражданское производство. В то же время часть военных воспринимала Романова как выскочку, забирающего власть в министерстве обороны при живом министре. Поскольку отношения Горбачева и Устинова были теплыми, то и значительная часть военных предпочитала динамичного и остроумного ставропольца суровому питерцу.
В свою очередь руководство КГБ видимо еще при Андропове сделало ставку на Горбачева (по сообщению перебежчика О. Гордиевского, например, КГБ проявило необычное рвение при подготовке визита Горбачева в Великобританию[581]).
Таким образом, вокруг лидеров Политбюро стали складываться уже не просто социальные, но и политические коалиции, противостояние которых должно было решить вопрос о власти. На стороне антиведомственной коалиции Горбачева были большая часть обкомов (а значит — большинство ЦК), аграрная верхушка — почва местной номенклатуры, КГБ, идеологический аппарат, большая часть политически активных военных и директората, настроенного против «диктата ведомств». Опорой его противников были ведомственная бюрократия и притесняемые Горбачевым хозяйственники, часть парторганизаций крупных военно–промышленных центров.
В то же время отношения Горбачева со «стариками», которым в конечном итоге и предстояло решать «вопрос о власти», оставались неровными. Тихонов откровенно демонстрировал свое презрение, отношения с Черненко у Горбачева были далеки от идеальных: «По прежнему повестка заседания Секретариата апробировалась в аппарате К.У. Черненко. Не все вопросы выносились на обсуждение, на многих документах уже стояли визы Генсека, определяющие, в каком направлении нужно решать те или иные проблемы, — вспоминает помощник Горбачева В. Болдин. — Во всем этом он сильно грешил на помощников Константина Устиновича и никому из них не простил переживаний тех дней… М.С. Горбачев, прилагавший немало сил, чтобы продемонстрировать свое влияние, чувствовал нараставшую отчужденность в отношениях с генсеком»[582]. Помощники нашли относительно эффективный способ противостояния Горбачеву — они готовили проекты решений, визировали их у Черненко, а затем направляли их в Политбюро уже как предложения Генсека. Возражать в этих случаях было невозможно[583].
Тем временем активная деятельность Романова в военной области сыграла с ним злую шутку: Д. Устинов почувствовал, что его оставляют не у дел. Вместо патрона секретарь ЦК получил могущественного противника. В сентябре Романов на время исчезает с политической авансцены.
Осенью 1984 г. состояние здоровья Черненко резко ухудшилось. Его, человека, страдавшего заболеванием легких, направили на отдых в высокогорную дачу «Сосновый бор» под Кисловодском. «Чазов с Горбачевым очень рекомендуют», — говорил Черненко своему помощнику[584]. «Даже люди со здоровыми легкими и сердцем трудно переносили разреженный воздух местности, где располагалась дача,” — утверждает В. Легостаев[585]. Уже когда Черненко почувствовал себя плохо, он беседовал по телефону с Горбачевым. Вспоминает помощник последнего В. Болдин: «Я в это время находился у Михаила Сергеевича и слышал разговор по усиленной правительственной связи. Голос у К.У. Черненко был слаб, прерывист. Он произносил несколько слов и замолкал, набираясь сил. Затем вновь быстро и невнятно говорил. Смысл всего разговора был тревожный. Константин Устинович не скрывал, что чувствует себя плохо, и советовался, что делать дальше. Михаил Сергеевич успокаивал Черненко, считая, что это обострение болезни быстро пройдет, и не надо делать поспешных шагов»[586]. Несмотря на мнение Горбачева, Генсека пришлось срочно госпитализировать. В. Легостаев задает риторический вопрос: «почему с лидером СССР случилось осенью то, что случилось. Явилось ли это результатом вопиющей врачебной некомпетентности, грубой халатности или точно рассчитанной, хорошо подготовленной и осуществленной умельцами целенаправленной акции»[587]. Не то, чтобы Чазов забыл о клятве Гиппократа… Впрочем, как мы увидим, он был готов оказывать Горбачеву услуги в его продвижении к власти.
Чтобы обезопасить себя от молодых «кронпринцев», геронтократы стали возвышать их по очереди, противопоставляя друг другу. Звездный час Романова наступил после смерти Устинова в декабре. Министром обороны был назначен связанный с ним еще по ленинградским временам маршал С. Соколов. С трибуны мавзолея Романов читал траурную речь, посвященную памяти его покровителя и противника. Все это очень напоминало церемонию смены власти и, возможно, многих настораживало.
Тем временем Горбачев направился на землю туманного Альбиона. Этот визит скромно освещался в советской прессе, где заметней был Романов, что лишь наводило кремлевских старцев на мысль о необходимости очередной раз несколько «задвинуть» Романова в пользу Горбачева. Визит в Великобританию, тщательно готовившийся, показал способность Горбачева договариваться с Западом в то время, когда гонка вооружений угрожала выйти на новый виток. Это должно было укрепить поддержку Горбачева со стороны ветерана Политбюро А. Громыко, руководителя внешнеполитического ведомства. Громыко понимал, что романовская решительность и тихоновский консерватизм могут оказаться опасны в трудных международных условиях середины 80–х гг. Новый Генсек должен уметь договариваться с Западом.
