Спустя несколько лет передача "Как это было" свела меня с Бурбулисом и Шушкевичем. Последний был агрессивен, доказывал правомерность "исторического акта", который они с Ельциным и Кравчуком учинили в Беловежской Пуще. Бурбулис, напротив, держался пассивно, даже не возразил, когда я характеризовал их деяние как преступный заговор и государственный переворот. Не думаю, что причиной этого послужили угрызения совести, припозднившееся понимание своей ответственности за черное дело. Скорее, не очень хотелось обелять шефа, который нанес ему глубокую обиду, вышвырнув из своей команды, как впоследствии и всех других фаворитов. Он пытался выгораживать себя, ссылаясь на то, что решение было принято "большой тройкой" во время долгого сидения в бане. Мне пришлось напомнить, что при его непосредственном участии еще в 90-м году начались интриги по сколачиванию так называемого четвертного союза (Россия, Украина, Белоруссия, Казахстан) в противовес инициированному Горбачевым процессу подписания нового Союзного Договора всеми республиками. А Егор Гайдар и Сергей Шахрай оспаривали друг у друга "приоритет", утверждая, что проект Беловежского соглашения был у них в кармане. В чьем именно - вот вопрос. Теперь и эти "беловежцы" предпочитают уклоняться от подобной чести. У победы, как говорят, много родителей, поражение - сирота.
Весной 99-го года мне удалось наконец прорваться на академическую трибуну: благодаря заступничеству Владимира Николаевича Кудрявцева предоставили, как редко кому из членкоров, слово на годичном собрании. В первой его части я сказал о мытарствах политологии, о том, что даже теперь, став самой востребованной из общественных наук, она все еще остается на "периферии" и, пока Российская академия наук не освятит своим решением введение ее в научный российский пантеон, будет находиться на положении приживалки.
Далее я сказал дословно следующее.
"Академия, как и вся наша наука, испытывает тяжелейшее безденежье, вынуждена выпрашивать ассигнования у правительства, которое само сидит по уши в долгах и имеет обязательства, пожалуй, более срочные, перед миллионами людей, месяцами не получающих зарплату. По некоторым данным, эти долги составляют уже порядка 60 миллиардов, так что рассчитывать на большие поступления из этого источника не приходится.
Между тем деньги есть, но не у Академии, а у одного из ее членов. Две недели назад Борис Абрамович Березовский в интервью газете "Файнэншнл таймс" подтвердил, что его личное состояние приближается к 3 млрд. долларов. Среди первоисточников этого состояния - перепродажа автомобилей "Жигули", распространение акций концерна "АВВА", действующего по образцу безвозвратной "пирамиды" Сергея Мавроди, и скупка за бесценок многих предприятий, в первую очередь нефтяного комплекса.
Березовский недавно высказал интересное соображение о том, как должна строиться наша политическая система. В интервью по телевидению он объяснил, почему нельзя голосовать за Юрия Михайловича Лужкова в качестве следующего президента России. Оказывается, тот грозится пересмотреть итоги приватизации, а, по мнению Бориса Абрамовича, это непрактично, несправедливо, неэтично и даже опасно. Но может быть, тогда лучше Березовскому отдать если не все три, то два с половиной миллиарда долларов Российской академии наук? Академия положила бы эти деньги в банк и получала в виде процентов около 50-70 млн. долларов ежегодно.
Я не шучу, рано или поздно кто-то из наших нуворишей должен начать движение "Миллионы назад - народу!" Я сам держатель трех акций "АВВА", т. е. как бы совладелец этого концерна, и готов передать свою собственность в пользу Академии наук. Думаю, так поступят и остальные.
Если Борис Абрамович как интеллигентный человек решится на такой поступок, ему надо поставить бюст в Академии с надписью: "Величайшему алхимику всех времен, научившемуся делать золото из воздуха и вернувшему его людям".
Эту реплику встретили аплодисментами. Президент Юрий Сергеевич Осипов так откомментировал мое выступление: "Георгий Хосроевич, конечно, прав в том, что касается политологии, а Академии наук следует более активно привлекать спонсоров к финансированию своей деятельности".
Ни одна газета, падкая на сенсации, не осмелилась опубликовать мое выступление, поэтому я и привел его здесь целиком.
Березовского сравнивают с Распутиным. Тот был темным, неграмотным мужиком, что, конечно, не оправдывает царя и царицу, но в какой-то мере извиняет самого Распутина. А что может быть оправданием для члена-корреспондента Российской академии наук, который мошенническим путем создал огромное состояние и не сделал ни одного полезного для страны дела - не построил какого-нибудь завода, не дал денег на оборудование больницы, не пожертвовал десяток миллионов "зеленых" в фонд помощи беспризорным детям. Все, что он делает, направлено на одно - накопление своего неправедно нажитого богатства.
Академия наук Советского Союза выстояла против мощного прессинга ЦК КПСС и не позволила исключить из своих рядов академика Сахарова. Российская академия наук никак не выразила своего отношения к проделкам позорящего ее Березовского. Она погрязла в конформизме.
А в Академии наук,
Где в прошлом заседал Дундук,
Теперь, с улыбкою бесовской,
Борис Абрамыч Березовский.
Но еще не конец истории. Воспрянет Россия, воспрянет с нею и российская наука.
Ассоциация, Академия - все это важные вехи в моей жизни. Но как мне оценить собственное научное творчество?
Я не строю иллюзий. Написав два десятка монографий и брошюр, сотни статей, понимаю, что большинство из них принадлежит к "времянкам", как товар, служивший удовлетворению какой-то потребности и не оставляющий после себя следа. Некоторым утешением может служить то, что такова общая участь девяти десятых, если не больше, научных поисков. Лишь ничтожная их часть, принадлежащая гениям, удостаивается вечности, на худой конец - исторической памяти.
Поэтому я осмеливаюсь оценивать свои труды не в отношении всей науки, а в отношении друг друга. Из того, что мне лучше удалось, назову "Фиаско футурологии", "Грядущий миропорядок", "Цену свободы", "Откровения и заблуждения теории цивилизаций", эссе, представленное на конкурс "Освободить прошлое от будущего и будущее от прошлого?".
Ну, а если говорить о главном уроке всех моих научных занятий, он сводится к простой мысли: как человек по природе своей обречен метаться между полюсами добра и зла, сострадания к ближнему и эгоизма, так и общество вынуждено без устали искать равновесие между свободой и равенством, рынком и планом, частными интересами и коллективными потребностями, диктатурой и демократией. А достигнув такого равновесия (или посчитав, что оно добилось этой цели), способно удержать его лишь на короткий срок, как нельзя держать в покое маятник часов, не остановив весь механизм.
Скажу и о своих научно-фантастических произведениях. Я не отношу их к художественной литературе да и вообще никогда не считал научную фантастику видом литературы. Рей Брэдбери не фантаст, а такой же писатель, как Эрнст Гофман или Николай Гоголь. Станислав Лем не писатель, а такой же ученый-фантаст, как Артур Кларк или Иван Ефремов. У научного фантаста героем является мысль, а не человек. Попробуйте вспомнить, как звали уэллсовского "путешественника во времени" и каким был его характер. Иногда хорошему фантасту удается чуть-чуть стать писателем, а писателю - научным фантастом. Но это лишь подтверждает правило.
Я никогда не умел описывать характеры, но кое-какие мысли мне приходили в голову. Например, мысль о том, что, если профессионализация и дальше пойдет как до сих пор, неизбежно настанет время, когда сложатся профессиональные языки и агрономы перестанут понимать речь математиков, а математики агрономов. Об этом мой роман "Нет повести печальнее на свете".
Или другая мысль - накопление информации нынешними темпами логически должно сопровождаться утратой огромного массива ценностей цивилизации. Об этом рассказ "И деревья как всадники".
Ну, а самым удавшимся своим произведением этого жанра я считаю пьесу "Шах и мат", сюжет которой уже излагал. Михаил Александрович Ульянов вроде бы хотел ее поставить у себя в театре. Это ведь "вахтанговская" по театральной стилистике пьеса, ее надо ставить как "Турандот". Послал ее Г.А. Товстоногову, А.А. Гончарову, Б.Н. Полевому, дал читать Зорину. Все как один усмотрели сходство с фантасмагориями Шварца, но режиссеры, похвалив за литературную основу, усомнились в возможности ее сценического воплощения. Приведу отзыв Товстоногова - мне кажется, он интересен, безотносительно к моей пьесе.
Уважаемый Георгий Хосроевич!
Пьесу прочитал с удовольствием, нахожу ее чрезвычайно остроумной. В ней есть игра ума, логика и фантазия, что я ценю чрезвычайно. Но мне она кажется литературной, вернее, пьесой для чтения. А может быть, это впечатление идет от того, что лично я не знаю, как эту вещь воплотить на сцене. Во всяком случае, моя фантазия в этом направлении не заработала. Тут очень многое зависит от убежденности, личной убежденности режиссера.
