Ивана Васильевича сопровождала внушительная свита: дьяки, подьячие, приставы, воины. А навстречу, прослышав об этом, хлынули «жалобники». Подавали челобитные о насилиях, злоупотреблениях. Их набралось ох как много! Сообщали о недавних обидах, вспоминали старые, когда пожаловаться было некому. В Новгороде государю, как водится, устроили пышную встречу. По улицам и площадям выстроилось население, звучали приветствия. Бояре соревновались друг с другом, зазывая государя на пиры.
Но отвлечь себя застольями и превратить свой визит в парадный он не позволил. На следующий день после приезда начал принимать просителей. Возле его резиденции толпились люди из Новгорода, из «пригородов», и картина вскрывалась совсем неприглядная: «Много зла в земле той, межи себе убийства и грабежи, и домов разорение от них напрасно, кой с которого сможаше». 25 ноября принесли жалобы жители Славковой и Микитиной улиц. Иван III заслушал обвиняемых, «проверил доказательства да жалобников оправил». Все подтверждалось: «и били, и грабили». Степенного посадника Ананьина, бояр Федора Борецкого, Богдана Осипова и Ивана Лошинского взяли под стражу и заковали в кандалы.
Безнаказанность «сильных» кончилась. Архиепископ Феофил и городская верхушка ходатайствовали о помиловании, но великий князь отказал. Ответил, что архиепископу хорошо известно, «колико от тех бояр и наперед сего лиха чинилось, а нынеча, что есть лиха в нашей отчине, то все от них чинится». Лиха и впрямь было немало. Осужденные были самыми активными деятелями пролитовской партии, крепко приложили руку к недавним смутам. Им простили политические преступления, но теперь они докатились до уголовных. Организаторов погрома отослали в московскую тюрьму. С рядовых соучастников и подручных государь взыскал штраф в 1,5 тыс. рублей и согласился отпустить на поруки архиепископа.
Но великий князь ни в коем случае не хотел, чтобы утверждение правды в Новгородской земле свелось к одноразовой поездке. Издал указ: отныне любой человек, не сумевший добиться справедливости у местных властей, может апеллировать в Москву, непосредственно к государю. Он назначил и срок для приема новгородцев – на Рождество Христово. Хотя этот шаг привел к новым серьезнейшим встряскам. Потому что теперь переполошилась даже та часть «золотых поясов», которая раньше была лояльной к Москве! Они-то полагали: в республике ничего особо не изменится. Иван Васильевич далеко, ему пошлют дань, он при случае окажет военную помощь. А в Новгороде всего лишь сменится руководство. Вместо партии Борецких высшие посты достанутся сторонникам великого князя, они будут ворочать делами так же бесконтрольно, как их конкуренты. Сейчас смекнули: государю не достаточно перестановок, он намерен положить конец засилью боярской касты.
Допускать такие перемены, разумеется, не хотелось. Городские тузы взялись исподволь ставить палки в колеса. Жалобщиков в Москву не пустили. Удерживали силой, угрожали. К Рождеству на суд государя не явился никто. Но ему доложили, что власти республики преднамеренно срывают указ, и Иван III послал в Новгород своих приставов взять просителей под защиту. Обиженных снова оказалось много. В феврале 1477 г. приставы доставили в столицу целый обоз челобитчиков и тех, кому предстояло отвечать. Остальных желающих новгородские бояре уже не смели останавливать. Несмотря на «вельми студеную зиму», к великому князю поехали «иные посадницы и житьи новгородцы, и поселяне, и черницы, и вдовы и вси преобижени». Это было небывалое паломничество! Паломничество за справедливостью. Впервые новгородские суды происходили не в родном городе, а в Москве, и жаждущие правды находили ее.
Ну а самые дальновидные из «золотых поясов» пришли к выводу: старый порядок рушится безвозвратно. Значит, надо было получше пристроиться в новой системе. Эта группа решила подольститься к Ивану III. Раньше во всех договорах, заключенных с Новгородом, великий князья выступали под титулом «господин». А весной архиепископ Феофил и примкнувшие к нему бояре прислали к Ивану Васильевичу Назара Подвойского и вечевого дьяка Захарию. Они представились послами от всего Новгорода и просили его именоваться «государем». Разница была существенной. По правовым нормам XV в. термин «государь» означал полную и безоговорочную власть. Как раз этого и добивался великий князь, шаг за шагом прижимая «свободы» республики.
Иван III согласился. Хотя он догадывался, что посланцы представляют отнюдь не весь Новгород. Направил туда своих уполномоченных – Федора Хромого, боярина Морозова и дьяка Долматова – «покрепити того, какова хотят государства», выработать условия договора, утвердить его на вече и привести новгородцев к присяге уже не «господину», а «государю». Однако визитом московской делегации воспользовалась другая часть бояр. Те, кто упрямо силился уберечь «свободы» и собственное особенное положение. Использовали старые отработанные методы. Выкатывали бочки с хмельным, в толпе появились подстрекатели.
Зашумели, что Назар Подвойский и Захария не имели никаких полномочий от веча, их заслали изменники, отдают Новгород в рабство. Народ взбудоражился, а боярские слуги и наемные убийцы были наготове, принесли на сходки топоры. Жертвы были намечены заранее. Их рубили, пластали на части даже трупы. Уцелевшие бояре, склонные подчиниться Москве, разбежались кто куда. Город очутился во власти непримиримых врагов Ивана Васильевича. На вече возражать им было некому. Московских послов не тронули, но передали им решение: великому князю отказывали в праве называться «государем» Новгорода, что-либо менять в устройстве республики и судить ее граждан в Москве. Боярское правительство соглашалось остаться в подданстве Ивана III, но за это требовало восстановить отношения «по старине». Намекало, что можно и поторговаться.
Впрочем, оно всего лишь тянуло время. Посланцы Марфы Борецкой и ее единомышленников мгновенно очутились при дворе Казимира. Били челом, что пора бы вступиться за Новгород во всеоружии. А союзник Казимира Ахмат как раз находился на вершине успехов – покорил Хорезм, Сибирское ханство. В Москву из Сарая явился посол Боючка, привез ультиматум: не только платить дань, но и самому Ивану III явиться «ко царю в Орду». Пускай поползает на коленях перед троном, тогда и будет по-настоящему уважать повелителя. В Новгороде узнали, что Ахмат откровенно придирается к великому князю. Окрылились надеждами, что враги навалятся на Москву с разных сторон.
В окружении Ивана Васильевича тоже осознавали, насколько опасен мятеж на Волхове. Но представляли и слабые стороны потенциальных противников. Были уверены, что Казимир далеко не сразу раскачается на войну. В Сарай снарядили делегацию, нагруженную подарками, чтобы отвлечь Ахмата переговорами. А другое посольство покатило в Крымское ханство предлагать союз против Литвы и Сарая. Государевы полки действовали по обычному летнему плану: каждый год они разворачивались на рубеже Оки и дежурили до поздней осени. Но в 1477 г., вместо того чтобы распустить по домам, им вдруг отдали другой приказ – выступать на Новгород.
Кроме собственных войск и отрядов удельных князей Иван III поднял ополчения городов. Не только для количества. Государь показывал изменникам: они бросили вызов всей Руси. Показывал и всей Руси: новгородцы предали ее, а не только великого князя. Это подействовало. От Новгорода сразу же отпали «младшие города», подвластные ему. Били челом Ивану III. А навстречу ему снова устремились потоки просителей. Но теперь к нему ехали не с жалобами и челобитными. Теперь потянулись люди, сбежавшие из Новгорода – бояре, купцы, ремесленники, просились служить государю.
Высылать рати для полевых сражений мятежники на этот раз не осмелились. Понимали: их войско сметут, а скорее всего, оно разбежится. Но упрямо цеплялись за последнюю соломинку, задумали садиться в осаду. Глядишь, москвичи измучаются торчать под стенами зимой. Померзнут, начнутся болезни, не выдержат и отступят. А дальше обозначатся какие-нибудь перемены, поможет Литва, выступит Орда. Однако Иван Васильевич бросил в стремительный рейд Передовой полк. Он не позволил новгородцам сжечь села и монастыри в окрестностях города, внезапным налетом захватил их.
А монастыри окружали Новгород кольцом. Осаждающие смогли устроиться в тепле, с относительными удобствами. Борецкая и ее сподвижники растерялись. На вече перессорились и пришли к традиционному решению. Поручили архиепископу Феофилу извиняться, торговаться об условиях мира. Для начала выработали «пакет» предложений: Новгород соглашается на титул «государя», соглашается числиться «отчиной» и платить дань. Но пускай и государь кое в чем уступит: освободит заключенных бояр и впредь не судит новгородцев в Москве. Когда об этих требованиях доложили Ивану III, он вообще отказался принять делегатов. Велел передать: Новгород сам навлек на себя войну, а для примирения необходимы совсем иные условия. Какие – пояснять не стал. Предоставил мятежникам подумать самим.
