Возвращаясь к деятельности Льва Исавра в первые годы его правления, нужно присоединить, что внешняя война составляла не единственную заботу его. Счастливая война с арабами, без сомнения, укрепила его положение на престоле и заставила примириться с введенным им новым порядком, но это было достигнуто далеко не сразу и не легко. Продолжительный период анархии выдвинул на историческую сцену несколько лиц с большим честолюбием, которые думали воспользоваться наступившими смутами для укрепления своего личного положения. Так, стратиг Сицилии Сергий ввиду осады Константинополя арабами задумал отделиться от империи и основать в Сицилии независимое княжение. Находившийся под его властью гарнизон провозгласил царем некоего Василия Ономигула, принявшего имя Тиверия. Когда об этом получены были известия в Константинополе, арабский флот начал уже осаду столицы. Император поручил доверенному лицу, хартуларию Павлу, весьма важное поручение — отправиться в Сицилию и попытаться возвратить к долгу и послушанию сицилийского стратига и подвластное ему войско. Со всеми необходимыми предосторожностями вновь назначенный стратиг Павел тайно вышел из Константинополя и неожиданно явился в Сицилию. Сергий убежал тогда в Калабрию и тем предоставил прибывшему вновь стратигу свободу действия. Когда в Сицилии стало известно о мерах, принятых Львом Исавром для борьбы с арабами, и о положении дел в Константинополе, неожиданно изменилось настроение военных людей, и приверженцы отделения от империи оказались в значительном меньшинстве. При этих условиях стратигу Павлу удалось захватить самозванца Тиверия и его приверженцев, предать их казни и сохранить Сицилию в подчинении власти Льва.
В Солуни находился один из царей эпохи анархии, Анастасий. Это был далеко не дюжинный человек, ему, по всей вероятности, следует приписать заблаговременное приведение Константинополя в такое состояние, при котором он мог выдержать осаду со стороны арабов. Он имел в столице свою партию приверженцев, которые составили заговор с целью низвержения Льва и возведения на престол Анастасия. Во главе движения стояли высшие лица. Таков был патрикий Сисиний Рендакий, магистр Никита Ксилинит и архиепископ города Солуни. Что придавало особенно серьезное значение этому заговору, это сношение заговорщиков с ханом болгарским Тервелем и обращенное к нему приглашение помочь своими силами произвести политический переворот в пользу Анастасия. Как происходила подготовка к этому заговору, до некоторой степени видно из сообщения летописцев Феофана и Никифора. Анастасий известил хана болгарского о возможности переворота и обещал ему большую денежную выдачу, если он приготовит экспедицию на Константинополь. Сборное место было назначено в Ираклии на Мраморном море, куда уже собрались заговорщики и где был болгарский отряд. Но Лев предупредил заговорщиков и прежде всего наложил руку на сторонников Анастасия в Константинополе, приказав захватить и казнить главнейших между ними: патрикия Исоя, комита Опсикия, протасикрита Феоктиста, Никиту Анфрака, архонта городских укреплений и других. Между тем и в стане заговорщиков в Ираклии произошли колебания. Болгаре были отвлечены от сомнительного предприятия самим Львом, который удовлетворил их дарами и заставил выдать сообщников. Так были частью выданы, частью убиты Никита Ксилинит, патрикий Сисиний, Анастасий и, наконец, архиепископ Солуни.
Льву удалось в первые годы правления и отразить нападение внешнего врага, сделав его на все последующее время далеко не столь опасным для империи, и утвердить на престоле Византии династию Исавров успешным потушением двух мятежей.
Глава II
Иконоборческий эдикт
На Льве Исавре лежит ответственность за довольно грубый способ, с каким тонкий вопрос веры и богопочитания предоставлен был правительством военной и полицейской власти, оскорбившей религиозное чувство народа и сделавшей из местного вопроса событие государственной важности 1. В предыдущей главе мы могли оценить талантливые распоряжения Льва, касающиеся общественного блага, и должны сказать, что ему не чуждо было понимание современных государственных потребностей, к удовлетворению коих он шел прямо и открыто и которые для него имели высокое значение. И административные, и судебные, и социальные реформы отвечали назревшим потребностям и вносили в жизнь новые либеральные начала, которые легли в основание дальнейшей эволюции византийского общества. Приступая к оценке самой важной стороны деятельности основателя исаврийской династии, мы встречаемся с фактом, который, по-видимому, не соответствует характеру его либеральной и крайне благожелательной государственной деятельности. Чтобы выяснить происхождение первого акта, которым открывается иконоборство, чтобы понять значение иконоборческого эдикта, мы должны последовательно и методически раскрыть мотивы, вызвавшие этот акт, и попытаться представить обстановку, в которой он созрел и выступил на сцену.
И прежде всего следует снова отдать отчет в том, что мусульманство составляло для Льва Исавра и его современников страшную угрозу и такого противника, который колебал самые устои христианской империи не только тем, что выставил против нее громадные материальные средства, но и тем, что начал систематическую литературную и словесную пропаганду на почве вероучения
Первые меры против иконопочитателей должны объясняться исторической обстановкой, они являются мерой государственной необходимости. Весьма можно пожалеть, что иконоборческая партия не выдвинула из своей среды ни одного крупного имени, что обличительная литература имеет дело с общими принципами, не останавливаясь на конкретных фактах, которые для историка представляли бы большую ценность. Но едва ли не напрасно оставлен был без надлежащей оценки факт, сообщаемый летописцем по отношению к Омару II, что, желая убедить Льва к принятию мусульманства, он послал ему догматическое послание2. Весьма важно заметить, что писатель несколько ниже тем же именем обозначает письмо папы Григория в ответ на эдикт Льва против поклонения иконам. Итак, в царской канцелярии был акт, составленный или арабскими, или христианскими богословами и направленный против христианской веры. Содержания этого акта мы не знаем, но думаем, что в начавшейся борьбе с иконопочитанием некоторые мотивы против икон могли быть взяты и из этого акта. Во всяком случае прозвание «мусульманствующего» σαρακηνοφρων усвоенное Льву Исавру современниками, должно иметь себе объяснение не в его внешней политике, которая, как мы видели выше, именно нанесла мусульманству самый чувствительный удар, а в его настроении и в складе его убеждений. В актах VII Вселенского собора есть доклад монаха Иоанна, по словам которого Лев воспринял мысль о гонении на иконы от калифа Иезида (720–724), и что посредником в этом деле был епископ наколийский Константин. Сам Иезид, издавая свой акт или послание к Льву против иконопочитания, руководился будто бы также внушениями лаодикейских иудеев. Эта традиция о значительной доле участия мусульман и евреев в вопросе об иконопочитании, как он развивался в VIII и IX вв., и воспринятая, между прочим, в летописи3, в свое время будет нами рассмотрена и проверена. Как бы ни смотреть на сложившуюся легенду об отношениях Льва к магометанам и к евреям, основной мотив иконоборческого движения ведет нас во всяком случае к Востоку, именно Лев Исавр своим иконоборческим эдиктом отвечал на резкие нападки против христиан со стороны евреев, магометан и разных восточных сект, возникших в среде самого христианства. Кроме того, Лев Исавр своим эдиктом делал уступку значительной части малоазийского духовенства, которое уже и с своей стороны формулировало в определенную систему возражения против иконопочитания. Здесь, конечно, следует принять во внимание и известия о военной карьере Льва до его вступления на царство. В этом отношении очень любопытны известия летописца Феофана, обличающие часто не литературный источник, а заимствование из легенды или из народных рассказов. Все эти мотивы, могущие объяснять иконоборческое движение, должны быть нами взвешены и каждому из них дано надлежащее место. Но следует твердо помнить, что иконоборческая борьба, начавшись в определенное время и в известной обстановке, подвергалась исторической эволюции и постепенно выдвигала новые и новые вопросы, которые не входили в расчет иконоборческой политики Льва, но выступили постепенно в соответствии с характером и образованием лиц, которые приняли участие в этом движении.
Т. к. военная карьера Льва Исавра сделана была на Востоке, и т. к. восточные войска поддерживают его в возмущении против законной власти, то, несомненно, в этом следует искать разгадки тому направлению, которое приняла политика Льва Исавра. Но здесь обращают также на себя внимание следующие факты. Все литературные указания локализуют очаг иконоборческого движения во Фригии: епископ Константин наколийский считается главой и руководителем иконоборческой партии. Оказывается, что те части Малой Азии, где зародилось иконоборческое движение VIII в., были гнездом противоцерковных движений и религиозных сект: таковы монтанисты и в особенности павликиане. Первые составляли религиозную секту во Фригии, усилившуюся в VIII в. вследствие связей с павликианством. Что касается павликиан, то участие их в иконоборческом движении хорошо доказывается, между прочим, письмом к царю Феофилу, последнему в серии иконоборцев, составленным восточными епископами, где епископ Антоний силейский, принадлежавший к партии иконоборцев, назван разделяющим павликианскую ересь4. Павликианство — это болгарское богомильство, характерным отличием его является крайний дуализм. Единый Бог господствует над высшим надземным миром, но мир земной есть создание другого бога, враждебного первому, по имени сатанаил. Многие положения и выводы из них, сделанные со временем в иконоборческой системе, являются общими и павликианству-богомильству. В свое время мы увидим, что первым правительственным актом вслед за утверждением православия в 843 г. было избиение павликиан. В особенности внутренняя связь богомильства и системы иконоборческой обнаруживается в Синодике в неделю православия и «Беседе» пресвитера Косьмы 5. Переходим к эдикту против икон. К 726 г. относится известие Феофана: «В этом году начал нечестивый царь Лев дело о низвержении святых и честных икон»6. Что здесь разумеется именно официальный правительственный акт, видно из последующих слов того же автора: «И узнав об этом, папа Григорий составил против Льва догматическое послание, доказывая, что не подобает царю вмешиваться в дела веры и изменять древние церковные догматы, установленные святыми отцами». Первый и самый важный результат этого правительственного акта, до нас, однако, не дошедшего, а погибшего во время жаркой начавшейся затем борьбы, как и большинство других материалов иконоборческого движения, и было это самое письмо папы Григория, представлявшее собой возражение на эдикт Льва. Понятна отсюда капитальная важность того папского письма для восстановления содержания утраченного эдикта 7. Упомянув о прежних письменных актах, в которых Лев, как и подобает христианскому царю, оставался верным святоотеческим правилам, папа приступает к иконоборческому эдикту и продолжает в следующих выражениях: «Кто оглушил твои уши и развратил сердце, как искривленный лук, и ты устремил взоры назад? Десять лет по милости Божией ты поступал правильно и не занимался вопросом о святых иконах. Ныне же[19] говоришь, что «иконы занимают место идолов» и что «поклоняющиеся иконам суть идолослужители», и сделал распоряжение об уничтожении их и об окончательном истреблении. Ты написал, что не должно воздавать поклонения тому, что создано руками, ни всякому изображению небесному или земному, и присоединяешь: скажи мне, кто нам внушил почитать и воздавать поклонение рукотворным предметам, и я признаю, что это божественный закон».
